Обреченный на смерть

Алексей остановился, смущенно поглядел на побагровевшую женщину — Евдокия Федоровна даже глаза в сторону отвела. И продолжил говорить также хладнокровно:

— Если царь победит — ему смерть лютая будет! А если я — то совсем иная жизнь начнется. Он вдовец, а монашеский клобук, матушка не гвоздем прибит. Кто ему письма твои носил?

— Духовник мой, Федор Пустынный.

— Вот ему и дай, а я человека своего к нему прикреплю нынче же — в монастыре твоем вроде как слугой будет для посылок. Он сам к духовнику подойдет, и слово тайное скажет — «здесь продается славянский шкаф». А отец Федор… Хм, вот совпадение. Ладно, пусть отвечает — «не корысти ради, а токмо волей пославшей меня матушки». Запомнила?!

— Да, все накрепко помнить буду.

— Вот и хорошо, — Алексей порывисто обнял Евдокию Федоровну, прошептал на ухо:

— Все будет хорошо. Мне идти надо — сейчас осторожность нужна, доносчики везде найтись могут. Я тебя люблю!

— И я тебя, сын мой… Иди, а то расплачусь…

Алексей поцеловал царицу и быстро вышел из кельи. В коридоре на лавочке сидела сухая, лет сорока монахиня, с исхудалым лицом, но горящими глазами. Сразу встала при его появлении, низко поклонилась:

— Я казначея Мариамна, провожу тебя, государь.

Пройдя по переходу, они спустились вниз по каменной лестнице, освещенной лучиной. Подошли к железной двери — взяв кольцо, женщина с трудом потянула его на себя. Масла монахини не жалели подливать в петли — скрипа не послышалось.

— Вот, царевич, на дело благое игуменья Марфа приказала выдать. Казну все опустошили, оставив только медь и немного серебра. Здесь шестьсот рублей разной монетой.

Казначея показала рукою на массивный на вид, увесистый мешок, примерно с пятилитровую банку. Алексей, ухватившись за крепкую ткань, чуть не охнул. По весу было больше пуда, вес чувствовался — гирей он занимался в свое время охотно, пока руки были целы.

«Ладно, донесу, своя ноша не тянет», — мысль пронеслась быстро, теперь поездкой Алексей был доволен. С деньгами было, если не совсем плохо, нет, но туговато. Абрам Лопухин помогал содержанием воинских команд, выделял средства на них, не такие уж маленькие, и стал на путь расхищения казенного обмундирования — за такие вещи царь Петр если и гладил по голове, то исключительно топором палача.

Царевич Сибирский смог собрать почти семьсот рублей, но этого было мало — ведь из-за недостатка денег порой проваливались самые продуманные предприятия. А с полновесной монетой удавались и рискованные дела, ведь коррупция в российском государстве, какое время не возьми, всегда отличалась особенной алчностью.

— Владыко Досифей тебя ждет, государь — за ночь доедешь. Здесь оставаться нельзя — пока ночь стоит никто не увидит, но скоро заутреня. Игуменья Марфа тебя благословляет, государь.

— Я не забуду, так и передай!

Монашка легко опустилась на колени, и поцеловала ему ладонь. Поначалу такое действо его немного напрягало, но этот ритуал был просто необходим — тем самым подчеркивалось как доверие, так и готовность послужить интересам мятежного царевича.

Выйдя во двор, Алексей пыхтя донес мешок серебра до раскрытой калитки — отметил, что в качестве сторожа уже стоит его человек, из первого десятка лейб-кампании.

«Быстро тут они на службу принимают, и все хранят в тайне — будь кто другой, то к воротам на пушечный выстрел не подпустили. Все же мощная структура, ее люди везде имеются. Так что шансы на успех предприятия, которое поначалу казалось безнадежным, определенно повышаются, причем с каждым прожитым днем.

Надеюсь, что и епископ Досифей тоже пожертвует немалую сумму на мой тайный союз, причем не «меча и орала». Иона ведь выделил тысячу рублей, и сказал при этом, что сия сумма первая — что собрать быстро успели. А слова позволяют надеяться, что вскоре последуют дальнейшие субсидии. Не подведут — ставку на меня сделали, оттого и сами ставят по-крупному, ибо проигрыш для них означает смерть на плахе!»

Дотащив мешок, он отдал серебро конвойным, и вскочил в седло подведенного коня — теперь ему предстояло встретиться с еще одним влиятельным архиереем…

Глава 15

— Я рад видеть вас, кронпринц, на землях моего королевства. Мои подданные обычно молчаливы, но про вашу храбрость даже среди них ходят слухи, которые, я думаю, ничуть не преувеличивают вашу доблесть. Что ж — тем больше будет чести для нового московского царя.

— Людской молве обычно желание показать о, чего нет, и она чаще всего приписывает свои желания, чем отражает истинное положение вещей. Но таковы нравы, ваше величество.

Фрол отвечал очень осторожно, тщательно подбирая немецкие слова — русского не знал шведский монарх, он сам, понятное дело, не разумел шведскую речь. Карл был сухощав, порывист, лицо вытянутое, огрубевшее в походах, движения резкие. Всю свою 35-ти летнюю жизнь король «свеев и готов» только и делал, что воевал. Причем первые девять лет достигал пика своего могущества, а второю половину тоже из точно такого же срока скатывался с вершины славы.

Могущество Швеции было окончательно подорвано — страна была основательно разорена войной, еще в Бранденбурге Фрол узнал, что от безнадежности шведы стали чеканить медные монеты во множестве, заменяя ими серебро. Так или иначе, но такая мера должна была привести к обнищанию королевства, к тому же чреватая чем-то похожим на знаменитый московский «Медный бунт», случившийся 56 лет тому назад в похожих условиях — шла долгая и затяжная война с Речью Посполитой.

— Не скрою от вас, кронпринц — я искал способы покончить с войной, которую вел с вашим отцом. Ничего, кроме потерь она мне не принесла. А потому при воцарении вас на троне московского царства, потребуется возмещение, ведь я окажу помощь вам всем, включая войском.

Фрол незамутненным взором посмотрел на короля — если бы тот умел читать мысли, то поразился бы богатству русского языка. А на лице у «кронпринца» не отразились его мысли.

«Гладко стелешь, Карл — какое войско?! Все твои солдаты, самые лучшие, остались под Полтавой или гниют в Петербурге, умершие там от непосильной работы!»

Может быть совсем иначе выражены слова, исключительно матерной речью, но их смысл был бы очень похожим. Фрол между тем не забывал про манеры и поклонился королю, которого сами шведы за его упрямство называли «железной головой».

— Благодарю ваше величество — но вашим доблестным воинам не нужно будет снова проливать на русских землях свою кровь. Мне пообещал оказать помощь цезарь Карл, мой свойственник — у которого я имел честь гостить совсем недавно.

Фрол изящно «соскочил с темы», как говорил ему настоящий царевич. Алексей Петрович специально указал, что если будет разговор наедине с королем Карлом, то указать ему сразу, что любая военная помощь со стороны шведов неприемлема и вызовет негативную реакцию у всех московитов.

— Ах да, — тень легла на лицо Карла, — ваша покойная жена могла стать и моей супругой раньше, кронпринц — но я тогда был в походах. И сам оказался бы в свойстве с императором. Однако…

Король задумался, уставившись неподвижным взглядом в пламя, что бушевало в каминном зеве — волны тепла шли в каменный зал, едва освещенный несколькими факелами.

— Каким вы видите заключение мира, кронпринц?!

— Исключительно добрососедским, ваше величество, нам нет нужды воевать — Фрол решил «вильнуть», как учил его царевич — и пусть короткая у них вышла беседа, но весьма поучительной, если брать европейский «политик» с хитросплетениями.