Обретение ада
Шрифт:
— Просто спрашиваю. Мне нужно тебе задать Два вопроса.
— Задавай и быстрее уходи, — злился Евсеев, представлявший, как бесится в ванной комнате полковник.
— Ты привез в Москву суммы гораздо больше тех, о которых мы договаривались, — сказал Янчорас, — я видел сегодня, как ты звонил в Баку и Тбилиси.
— Ну и что? Размещал там остатки денег, — пожал плечами Евсеев, — ты ведь знаешь, что у нас лежало гораздо больше денег, чем было по реальной кассе.
— Я не про это, — терпеливо сказал Янчорас, — твои суммы были намного больше тех, о которых мы мне говорил.
— Завтра
— Нет, — упрямо сказал Янчорас, демонстрируя поразительную тупую стойкость, — нужно решить сейчас.
— Поздно уже, — закричал Евсеев.
— Мы привезли сюда много денег, — сказал Янчорас, — очень много. И, по моим расчетам, ты оставляешь здесь несколько десятков миллионов.
— Марис, — сдерживаясь, попросил Евсеев, — завтра поговорим, мне сейчас нужно выспаться.
— Кому пойдут эти деньги? От кого они к нам пришли? — задал наконец свои вопросы капитан.
— Только эти два вопроса тебя интересуют и больше ничего? — спросил Евсеев.
— Это первый вопрос, — чудовищно спокойным тоном сказал Марис, — но у меня есть и второй.
— Задавай вопрос и убирайся! — заорал Евсеев.
— Какая будет моя доля? — спросил Янчорас.
— Ax ты, сукин сын, — разозлился майор, — твоя доля! Твоя доля сидеть и помалкивать в тряпочку. Мы и так платим тебе достаточно. Ты на свою капитанскую зарплату «Мерседес» купил и к брату в Клайпеду отправил. Еще говоришь «моя доля». Убирайся!
На литовца не действовала эта риторика. Он спокойно выслушал все крики майора и затем достал из кармана сложенную бумажку.
— Здесь написано, кому и сколько ты должен заплатить за якобы уничтоженные ими деньги. Ты вчера порвал и выбросил этот листок, а я его поднял и склеил. Узнаешь?
— Шантажист проклятый. Отдай бумагу! — кинулся к нему Евсеев, но литовец убрал бумагу в карман.
— Мы должны договориться, — сказал он.
— Вон отсюда! — окончательно рассвирепел Евсеев. — Он меня еще шантажировать вздумал. Ты когда иномарки покупал на мои деньги, думал бы о своей «доле»! Тогда ты был готов на все. Отдай бумагу и убирайся.
— Ты подумай, о чем я сказал. Здесь все написано. Пять процентов мои.
— Дурак, — прошипел майор, — пять процентов. Такие деньги даже министр обороны не получит. А ты — дешевка, я тебя держал своим заместителем. — И, уже не сдерживаясь, он бросился к капитану, чтобы отнять бумагу. Тот довольно легко отбросил приземистого Евсеева от себя. С диким криком Евсеев рухнул на пол.
— Ax ты, гнида, — морщился он от удара своего заместителя, — все равно ни копейки не получишь.
— Тогда я отправлю твою бумагу в КГБ, — холодно сказал Янчорас и повернулся, чтобы выйти из номера. Потом посмотрел на своего начальника и мягко сказал:
— Ты бы лучше поделился. Такие деньги одному впрок не пойдут.
— Иди ты к черту! — потер ушибленное плечо Евсеев. Янчорас пожал плечами, развернулся, чтобы уйти, и получил сильный удар в лицо. Только мгновенная реакция спортсмена-волейболиста позволила ему несколько ослабить удар, уходя от прямого столкновения. В следующую секунду он отбил еще один удар Волкова и сам нанес сильный удар по лицу полковника, который зашатался. Не
давая ему опомниться, капитан нанес еще два удара и, оттолкнув от себя шатающегося полковника, успел сделать несколько шагов по направлению к дверям, когда вдруг в руках у Волкова появился пистолет с надетым на него глушителем.— Нет! — закричал в ужасе Евсеев. — Только не стреляйте!
Волков поднял пистолет. Янчорас оглянулся, и Евсеев прыгнул, чтобы остановить полковника. Прыгнул он неудачно. Вместо того чтобы остановить старшего офицера, он вынудил его нажать на курок. Прозвучал тихий выстрел, и капитан чуть пошатнулся и лишь затем упал, словно подрубленный, ничком вперед.
Пуля попала ему прямо в сердце. Он умер мгновенно.
— Вы его убили, — застонал Евсеев. Волков быстро наклонился над телом, профессионально приложив руку к шее капитана.
— Да, — наконец произнес он, — кажется, готов.
— Зачем нужно было стрелять?
— Это потому, что ты бросился под руку, — оттолкнул его Волков, — нужно быть осторожнее.
— Поэтому вы его убили, — Евсеев подошел к лежащему на полу капитану и, подняв руку, попытался найти его пульс. Но лежавший на полу Янчорас был уже мертв. Евсеев быстро достал из его кармана бумажку и услышал насмешливый голос стоявшего над ним полковника:
— Барахло собираешь? Дай мне эту бумагу.
Ослушаться Евсеев не мог. Передав бумагу, растерянно опустился на стул.
— Что теперь будет? — прошептал он, обхватив голову руками. — Что теперь будет со всеми нами?
— Все будет в порядке, — успокоил его полковник, — труп мы отсюда заберем. Ты, кажется, говорил, что завтра вас будут считать по головам. Вот вам еще одна голова. Я могу пройти в самолет вместо него.
— Из-за этого вы его убили? — шепотом уточнил Евсеев.
— Конечно, нет. Ты видел, что это случайно, ты толкнул меня под руку.
А вот бумагу у него я забрать хотел. И тебе тоже не дам. Пусть у меня полежит, надежнее будет.
— Господи, — повторил Евсеев, — что теперь с нами со всеми будет?
И, уткнувшись в свои короткие ладони, он вдруг истерически, как баба, заплакал. Вернее, даже не заплакал, а запричитал. Словно вся та тяжесть, которая висела на нем, смогла разрешиться каким-то сильным эмоциональным выходом.
А стоявший рядом полковник убрал документ в свой карман и спокойно смотрел, как воет майор Евсеев.
Мюнхен — Берлин. 25 января 1991 года (продолжение)
— Я опять должен куда-то лететь? — спросил, уточняя последние слова Трапакова, Юджин.
— Должен. Только не лететь. Тебе еще нужно напоследок помочь нам выяснить некоторые вещи.
— А почему помогать нужно именно мне? Трапаков сделал знак рукой, попросив замолчать. И, поднявшись, подошел к двери. Прислушался. Все было тихо.
Он вернулся и шепотом попросил:
— Включи радио.
Кемаль, поняв в чем дело, включил радио, и громкая музыка заполнила купе. Скэллер позволял исключать возможность применения подслушивающих средств, но не гарантировал от прямого подслушивания в том случае, если кто-нибудь из сотрудников ЦРУ будет слишком часто проходить по коридору мимо купе Юджина.