Обручённые небесами

Услышав страшную весть, Антип так и обмер. Покрытое морщинами лицо его приняло выражение невыносимого страдания. Ещё мгновение – и в застывших от горя глазах старика показались слёзы. Он рухнул на землю, сгрёб руками листья и яростно зачерпнул полные пригоршни мокрого чернозёма.

– Сгубила, треклятая! – с бессилием и ужасом закричал Антип. – Сгубила молодца! Глубинами адскими изжарила! И сколько ведь молодых здоровых мужиков сгубит ещё! Когда закончится ад-то этот на Земле?!

– Скоро, Антип, – спокойно ответил Нестор. – Слово даю тебе: ни один мужик при мне не сгинет под землёю. Барщину сокращу и установлю справедливый оброк так скоро, как Господь мне бразды правления имением отдаст.

– Простите меня, барин, – устыдившись, произнёс поднявшийся с земли Антип и отряхнулся. – Простите старого дурня! Распоясался, место своё позабыл. И вы, барышня, простите.… Да вы плачете никак? Не плачьте, не горюйте. Что стоит для хозяйки жизнь холопа одного? Сегодня помер один, а завтра на место него двое новорожденных придут.

Я пыталась сдерживать чувства, но на щеках всё же заблестело несколько солёных дорожек, оставленных слезами. Глядя на Антипа, я видела сотни таких же задавленных бедностью и непосильным трудом, запуганных барским гневом крестьянских мужиков. Сердце моё сжималось от жалости к несчастным людям, которым выпала нерадостная доля родиться, прожить всю жизнь и умереть крепостными крестьянами.

– Полно, Антип. Я же всё понимаю, сам в отрочестве мать потерял! – вспомнил Нестор и заключил своего спасителя в крепкие объятья.

– Запачкаетесь, барин! – предостерёг тронутый барскою лаской дворник. – Я ж как свинья весь…. Что коли барышню опосля меня обнять захотите?

– Пустое! Всё равно вечером в баню, – отмахнулся Нестор. – Да и ты тринадцать лет назад не побоялся обморозить руки! Забрал у тебя брата Господь. Зато сколько тебе детей подарил! Тишка, Глашка, Дуняшка – я всех и не припомню!

– Ваша правда, барин, – взбодрившись, согласился Антип. – Иным Господь и одно-то дитя не даёт. Но что мне с женою-то делать? Которые сутки Манефа в горячке лежит. Видно, холодом схватило её. Крыша в избе дрянная сделалась. Как дождь – воды по колено, хоть вёдрами черпай.

Тут взгляд Антипа вновь упал на яркие кленовые листья, вылетевшие из кучи на дорогу. Он схватился за метлу. Однако Нестор достал из кармана целую горсть монет и поспешил остановить его:

– Да полно тебе мести-то, родимый! Такую красоту сметаешь! Только портишь романтический пейзаж и силы тратишь зря. Ступай к жене и детям, баранками их накорми. Ступай!

– Да тут не то что на баранки, тут, пожалуй, на целый стол свадебный хватит! – ошеломлённо и радостно воскликнул Антип, пересыпая на грубой немытой ладони блестящие барские монеты.

– Что же ты стоишь? Беги, корми семью! Время ужинать скоро придёт!

– Я, барин, и не обедал-то сегодня. И о детях не знаю, ели чего али нет. Рад бы пойти, да только батюшка ваш шкуру с меня спустит, коли увидит, что я до конца не подмёл.

– Не посмеет. Я скажу, что отпустил тебя.

– Благодарствую, барин, – в глазах пожилого крестьянина вновь заблестели слёзы, и он припал устами к руке хозяина. – Благодетель вы наш…. Без вас, уж верно, от голода и от болезней пропали бы.

– Ну, полно, Антип! Ты же знаешь: я такого не люблю, – признался Нестор. – Ступай лучше домой, жену крепко поцелуй. Я к ней сегодня посыльного с лекарством пришлю. Как поужинаете, за помощью к соседям обратись. Предложишь денег – охотно помогут тебе крышу починить. Но только вперёд не давай.

Мне не хотелось оставаться в стороне, и я решила помочь чужому горю тем, что имею.

– Вот, подари своей Манефе, Антип, – сняв с запястья великоватый мне браслет из белых жемчужин, сказала я, – У меня таких шкатулка целая, а у неё ни одного, наверно, нет.

– Ангела Господня берёте в жёны, барин! – несмело приняв подарок, с умилением воскликнул дворник.

– Твоя правда, Антип, – согласился Нестор. – И тебе с Манефой очень повезло. Как зеницу ока жену береги. Да смотри, детей крестить не забывай! Ну что же, ступай себе с Богом!

– Всё понял, барин…. Бегу! Храни вас Господь! И вас, барышня, тоже! Вот диво-то какое! – с этими словами Антип поспешил к воротам.

По пути старик ещё несколько раз оглянулся, согрев нас благоговейным благодарным взглядом. Несколько минут – и он, скрывшись за воротами, поспешил домой, к жене и детям. Мы с Нестором снова остались вдвоём под пёстрой сенью раскидистых старых деревьев, на центральной аллее, у безжизненно застывшего до весны круглого фонтана. Фонтан не работал, хотя на улице ещё было тепло.

– Отец с нетерпением ждёт ноября, – словно прочитав мои мысли, произнёс Нестор. – Все радуются последним тёплым денькам, но он просто проклинает их. Он ненавидит лето. Ему наскучило палящее солнце, надоели яркие цветы и даже эти нарядные листья. Солнечный свет раздражает его даже в прохладные и пасмурные дни. Мёртвый холод и беспросветный мрак – лишь они могут смягчить его страдания. Но и они ничто без пары стаканов свежей крови крепостных.

– Горька крестьянская доля, – вздохнула я. – Особенно при хозяине, который требует платить такую страшную дань….

– Горче полыни, – согласился Нестор, приобнимая меня за плечи. – Но и доля дворянина тоже непроста. Помещик должен быть не только своим кровным детям, но и всем своим крепостным хорошим отцом. И плох тот родитель, у которого дети как беспризорники просят подаяние. Отец с ранних лет посвящал меня в хозяйственные дела. Сажал подле себя на высокое кресло, открывал расходные книги и втолковывал мне, что в нищете мужик сам виноват, что глупый он как пробка, неотёсанный как полено. Утверждал, что, сколько жалованья ни дай мужику, он всё пропьёт, ибо самим творцом заложена в нём натура скота, пригодного только для пахоты.

Дойдя до центральных ворот, мы изменили маршрут и принялись бродить по другим аллеям огромного парка. Долгожданное уединение на лоне засыпающей природы возвратило в мою душу мир и покой.

– Тебе нравится осень? – полюбопытствовала я, заметив, с какой необыкновенной нежностью он смотрит на мои пальцы, тихо перебирающие в маленьком букете осенние листья.

– Всякая пора прекрасна, – ответил он, и наши взгляды снова встретились. – Осень склоняет к меланхолии и рефлексии, зима бодрит морозом и возвращает в детство рождественскими хлопотами, весна радует природным возрождением и заманивает в сети Амура, иногда непорочного, но чаще лукавого. Лето – это и вовсе благодать: буйство зелени, горячее солнце и безумное кипение жизни повсюду. Я всегда считал глупым сетовать на дожди и снега. Снега закаляют нас, а дожди дают хороший урожай. Не всегда всё так однозначно, как нам кажется. Иной неприметный и бледный цветок на самом деле есть бесценное лекарство, а иной – смертельный яд, несмотря на всю привлекательность окраски, на всю пышность и манящее благоухание своё.

– О чём ты? – пытаясь проникнуть в суть его занятного иносказания, спросила я.

– У многих ведьм зелёные глаза, – продолжил Нестор, и задумчивый взгляд его помрачился каким-то неприятным воспоминанием, очевидно, связанным с Маргаритой. – Но эта зелень – опаснейшая болотная топь. Они лукавы и коварны, они светятся в темноте как кошачьи, они видят насквозь и жадно высасывают силы. Они каким-то колдовством приковывают взгляд, но смотреть в них – страшная мука. Совсем иное – твои глаза, Юля…. Глаза благородной и честной девушки, истинной христианки. Цвет их так мягок и нежен, что едва ли найдётся на свете лёгкая рука, которая сможет запечатлеть его жёсткой кистью на грубом холсте. Они как свежие незапылённые майские листья. В них вечная весна. Они мой неизведанный, вечно цветущий рай.