Обряд на крови

– То есть вы оба убийцы, – сказал я.

Он не пытался отрицать этого.

– Не похоже, чтобы он вам нравился, – заметил я.

– Это давняя история, – кивнул Эбинизер. – Вопрос профессиональной этики и уважения. Границы. Кинкейд нарушил их лет сто назад в Стамбуле.

– Он не человек?

Эбинизер покачал головой.

– Тогда кто он?

– Среди людей встречаются такие, в жилах которых течет толика крови Небывальщины, – ответил Эбинизер. – Подкидыши, например, – наполовину люди, наполовину сидхе. Однако не только фейри могут скрещиваться с людьми, и плоды таких союзов обладают значительной силой. Но такие отпрыски, как правило, уродливы. Часто безумны. Однако иногда дети их кажутся обычными людьми.

– Как Кинкейд.

Эбинизер кивнул.

– Он старше меня. Когда я познакомился с ним, я еще не облысел, а он уже не первый век служил Твари.

– Какой еще твари? – не понял я.

– Твари, – повторил Эбинизер. – Еще одному наполовину смертному, как Кинкейд. Владу Дракулу.

Я зажмурился.

– Владу Цепешу? Дракуле?

Эбинизер покачал головой.

– Дракула приходился Дракулу сыном – и, надо сказать, по сравнению с папочкой был так себе, бледным подобием. Переметнулся в Черную Коллегию по юношеской дури. А вот родитель… Грозен. Опасен. Жесток. И Кинкейд несколько столетий был его правой рукой. Его знали как Адского Пса. Или просто Адопса.

– И он боится вас, – с горечью заметил я. – Черный Посох Маккой. Такая, что ли, у вас рабочая кличка была?

– Вроде того. Но это долгая история.

– Ну так начинайте, – буркнул я.

Он кивнул, задумчиво почесывая щена между ушей.

– С самого основания Белого Совета… нет, раньше, с того времени, как первые чародеи собрались, чтобы сложить Законы Магии, всегда находился кто-нибудь, желавший это уничтожить. Вампиры, например. Ну и фейри время от времени вступали с нами в разлад. Да и среди самих чародеев всегда отыщутся такие, которые считают, что мир куда приятнее без Белого Совета.

– Тю, – заметил я. – Даже представить себе не могу, чтобы такое пришло в голову кому-то из чародеев.

Голос Эбинизера сделался резче, холоднее.

– Ты не знаешь, что говоришь, парень. Не знаешь, что говоришь. На моем веку несколько раз случались времена и места, где одни эти слова могли стоить тебе жизни.

– Ну да… Моя жизнь в опасности… кто бы мог подумать. Кстати, с чего это вас прозвали Черным Посохом? – спросил я, и тут меня осенило. – Это не кличка! – задохнулся я. – Никакая не кличка. Это титул.

– Титул, – признал он. – Вынужденная мера. Время от времени Белый Совет оказывается связанным собственными законами, в то время как враги его не стесняют себя ничем. Поэтому создали особое ведомство. С особым положением в Совете. Одному чародею, и только одному, дана свобода определять, в каких случаях Законы извращены и оборачиваются против Совета.

Мгновение я молча смотрел на него.

– И это после всего того, что вы мне говорили о магии… Что она истекает из жизни. Из самых сокровенных сердечных желаний. Что на нас лежит ответственность использовать ее мудро – черт, что мы сами должны быть мудрыми, и добрыми, и достойными, чтобы данные нам силы действовали во благо. И это вы научили меня всему этому. А теперь вы говорите мне, что все это не значит ровным счетом ни гроша. Что все это время вы обладали лицензией на убийство.

Морщины на лице у старика сделались еще глубже и горше. Он кивнул.

– Убивать. Порабощать. Вторгаться в мысли других смертных. Искать знания и силы за пределами Внешних Врат. Превращать других. Плыть против течения времени.

– Так вы мокрушник Белого Совета, – сказал я. – При всей их болтовне насчет справедливого и мудрого использования магии, когда Законы Магии им мешают, они пользуются услугами убийцы. И вы им эти услуги оказываете.

Он промолчал.

– Вы убиваете людей.

– Да. – Лицо Эбинизера казалось высеченным из камня, а голос звучал негромко, но хрипло. – Когда другого выбора нет. Когда на чашу весов положены жизни. Когда бездействие равно… – Он оборвал фразу и стиснул зубы. – Я не хотел этого. И сейчас не хочу. Но когда приходится, я действую.

– Как в Касаверде, – предположил я. – Вы разрушили цитадель Ортеги, когда он бежал с нашей дуэли.

– Да, – кивнул он, продолжая глядеть в огонь, сквозь огонь. – При нападении на Архангельск Ортега убил больше чародеев Белого Совета, чем любой другой враг за нашу историю. – Голос его дрогнул на мгновение. – Он убил Семена. Моего друга. А потом явился сюда и попытался убить тебя, Хосс. И наверняка вернулся бы еще довершить начатое – как только оправился бы от ран. Поэтому я нанес удар по Касаверде. Убил его самого и почти две сотни его личных вассалов. И в доме вместе с ними погибли еще около сотни человек. Слуги. Почитатели. Пища.

Мне сделалось дурно.

– Вы сказали мне, это будет в новостях. Я думал, может, это Совет. Или что вы проделали все это, не убив никого, кроме вампиров. Позже у меня было время подумать об этом, но… но мне хотелось верить, что вы сделали все, что правильно.

– То, что правильно, – вздохнул старик, – и то, что необходимо. И не всегда одно равняется другому.

– Касаверде не единственное, что вы сделали необходимого, – сказал я. – Ведь правда?

– Касаверде, – неохотно выдавил из себя Эбинизер. – Тунгуска. Новый Мадрид. Кракатау. Еще дюжина случаев. Видит Бог, не меньше дюжины.

Долгое мгновение я молча смотрел на него.

– Вы говорили мне, что Совет определил меня к вам потому, что хотел вам досадить. Но это не так. Никто не пошлет опасного преступника жить с палачом, если хочет реабилитировать первого.

Он кивнул.

– Мне приказали наблюдать за тобой. И убить, как только ты выкажешь хотя бы намек на непокорность.

– Убить меня… – Я устало потер глаза. Удары сердца отдавались в руке все болезненнее. – Насколько я помню, я вел себя с вами непокорно не раз и не два.

– Вел, – кивнул он.

– Тогда почему вы не убили меня?

– Иосафат, парень. Что смысла в праве игнорировать волю Совета, если ты им не пользуешься? – Он тряхнул головой, и лицо его на мгновение осветилось усталой улыбкой. – Ты же не виноват в том, что тебя растил этот сукин сын Дюморн. Ты был бессловесным, озлобленным, запуганным мальчишкой, ты обладал черт-те какой сильной магией. Но это не означало же, что тебя обязательно убивать. Мне дали право судить. Я этим правом воспользовался. Им не понравилось то, как я им воспользовался, но я это сделал.

Я смотрел на него в упор.

– Вы не рассказали мне чего-то еще.

Минуту он молчал. И вторую. Только когда пауза затянулась почти до невозможности, он наконец открыл рот.

– Совет знал, что ты сын Маргарет Лефэй. Они знали, что она одна из тех чародеев, которые обернули законы Совета против него. Помимо всего прочего, ее обвиняли в нарушении Первого Закона, и она имела… скажем так, не очень достойные контакты с различными существами и компаниями с сомнительной репутацией. Стражи имели приказ задержать ее при встрече. Стоило ей предстать перед Советом, и ее допросили бы и казнили на месте.