Обрыв

– Довольно, Марк, я тоже утомлена этой теорией о любви на срок! – с нетерпением перебила она. – Я очень несчастлива, у меня не одна эта туча на душе – разлука с вами! Вот уж год я скрытничаю с бабушкой – и это убивает меня, и ее еще больше, я вижу это. Я думала, что на днях эта пытка кончится; сегодня, завтра мы наконец выскажемся вполне, искренно объявим друг другу свои мысли, надежды, цели… и…

– Что потом? – спросил он, слушая внимательно.

– Потом я пойду к бабушке и скажу ей: вот кого я выбрала… на всю жизнь. Но… кажется… этого не будет… мы напрасно видимся сегодня, мы должны разойтись! – с глубоким унынием, шепотом, досказала она и поникла головой.

– Да, если воображать себя ангелами, то, конечно, вы правы, Вера: тогда на всю жизнь. Вон и этот седой мечтатель, Райский, думает, что женщины созданы для какой-то высшей цели…

– Для семьи созданы они прежде всего. Не ангелы, пусть так – но не звери! Я не волчица, а женщина!

– Ну пусть для семьи, что же? В чем тут помеха нам? Надо кормить и воспитать детей? Это уже не любовь, а особая забота, дело нянек, старых баб! Вы хотите драпировки: все эти чувства, симпатии и прочее – только драпировка, те листья, которыми, говорят, прикрывались люди еще в раю…

– Да, люди! – сказала она.

Он усмехнулся и пожал плечами.

– Пусть драпировка, – продолжала Вера, – но ведь и она, по вашему же учению, дана природой, а вы хотите ее снять. Если так, зачем вы упорно привязались ко мне, говорите, что любите, – вон изменились, похудели!.. Не все ли вам равно, с вашими понятиями о любви, найти себе подругу там в слободе или за Волгой в деревне? Что заставляет вас ходить целый год сюда, под гору?

Он нахмурился.

– Видите свою ошибку, Вера: «с понятиями о любви», говорите вы, а дело в том, что любовь не понятие, а влечение, потребность, оттого она большею частию и слепа. Но я привязан к вам не слепо. Ваша красота, и довольно редкая – в этом Райский прав – да ум, да свобода понятий – и держат меня в плену долее, нежели со всякой другой!

– Очень лестно! – сказала она тихо.

– Эти «понятия» вас губят, Вера. Не будь их, мы сошлись бы давно и были бы оба счастливы…

– На время, а потом – явится новое увлечение, уступить ему – и так далее!..

Он пожал плечами.

– Не мы виноваты в этом, а природа! И хорошо сделала. Иначе если останавливаться над всеми явлениями жизни подолгу – значит надевать путы на ноги… значит жить «понятиями»… Природу не переделаешь!

– Понятия эти – правила! – доказывала она. – У природы есть свои законы, вы же учили: а у людей правила!

– Вот где мертвечина и есть, что из природного влечения делают правила и сковывают себя по рукам и ногам. Любовь – счастье, данное человеку природой… Это мое мнение…

– Счастье это ведет за собой долг, – сказала она, встав со скамьи, – это мое мнение…

– Это выдумка, сочинение, Вера, поймите хаос ваших «правил» и «понятий»! Забудьте эти «долги» и согласитесь, что любовь прежде всего – влечение… иногда неодолимое…

Он тоже встал и обнял ее за талию.

– Так ли? С этим трудно не согласиться, упрямая… красавица, умница!.. – нежно шептал он.

Она тихо освободила талию от его рук.

– А то выдумали – «долг»!

– Долг, – повторила она настойчиво, – за отданные друг другу лучшие годы счастья платить взаимно остальную жизнь…

– Чем это – позвольте спросить? Варить суп, ходить друг за другом, сидеть с глазу на глаз, притворяться, вянуть на «правилах», да на «долге» около какой-нибудь тщедушной слабонервной подруги или разбитого параличом старика, когда силы у одного еще крепки, жизнь зовет, тянет дальше!.. Так, что ли?

– Да, – удержаться, не смотреть туда, куда «тянет»! Тогда не надо будет и притворяться, а просто воздерживаться, «как от рюмки», говорит бабушка, и это правда… Так я понимаю счастье и так желаю его!

– Ну, дело плохо, когда дошло до цитат бабушкиной мудрости. Вы похвастайтесь ей, скажите, как крепки ее правила в вас…

– Нечем хвастаться! – уныло говорила она, – да, сегодня, отсюда, я пойду к ней и… «похвастаюсь»!

– Что же вы ей скажете?

– Все, что было здесь… чего она не знает…

Она села на скамью и, облокотившись на стол, склонила лицо на руки и задумалась.

– Зачем? – спросил он.

– Вы не поймете зачем, потому что не допускаете долга. А я давно в долгу перед ней…

– Все это мораль, подергивающая жизнь плесенью, скукой!.. Вера, Вера – не любите вы, не умеете любить…

Она вдруг подошла к нему и с упреком взглянула ему в лицо.

– Не говорите этого, Марк, если не хотите привести меня в отчаяние! Я сочту это притворством, желанием увлечь меня без любви, обмануть…

И он встал со скамьи.

– Не говорите и вы этого, Вера. Не стал бы я тут слушать и читать лекции о любви! И если б хотел обмануть, то обманул бы давно – стало быть, не могу…

– Боже мой! Из чего вы бьетесь, Марк? Как уродуете свою жизнь! – сказала она, всплеснув руками.

– Послушайте, Вера, оставим спор. Вашими устами говорит та же бабушка, только, конечно, иначе, другим языком. Все это годилось прежде, а теперь потекла другая жизнь, где не авторитеты, не заученные понятия, а правда пробивается наружу…

– Правда – где она? скажите наконец!.. Не позади ли нас? Чего вы ищете!

– Счастья! Я вас люблю! Зачем вы томите меня, зачем боретесь со мной и с собой и делаете две жертвы?

Она пожала плечами.

– Странные упреки! Поглядите на меня хорошенько – мы несколько дней не виделись: какова я? – сказала она.

– Я вижу, что вы страдаете, и тем это нелепее! Теперь и я спрошу: зачем вы ходили и ходите сюда?

Она почти враждебно посмотрела на него.

– Зачем я не раньше почувствовала… ужас своего положения – хотите вы спросить? Да, этот вопрос и упрек давно мы должны бы были сделать себе оба и тогда, ответив на него искренно друг другу и самим себе, не ходили бы больше! Поздно!.. – шептала она задумчиво, – впрочем, лучше поздно, чем никогда! Мы сегодня должны один другому ответить на вопрос: чего мы хотели и ждали друг от друга!..

– Позвольте же мне высказаться решительно, – начал он. – Я хочу вашей любви и отдаю вам свою, вот одно «правило» в любви – правило свободного размена, указанное природой. Не насиловать привязанности, а свободно отдаваться впечатлению и наслаждаться взаимным счастьем – вот «долг и закон», который я признаю, – и вот мой ответ на вопрос «зачем я хожу?». Жертв надо? И жертвы есть, – по мне это не жертвы, но я назову вашим именем, я останусь еще в этом болоте, не знаю сколько времени, буду тратить силы вот тут – но не для вас, а прежде всего для себя, потому что в настоящее время это стало моей жизнью, – и я буду жить, пока буду счастлив, пока буду любить. А когда охладею – я скажу и уйду, – куда поведет меня жизнь, не унося с собой никаких «долгов», «правил» и «обязанностей». Я все их оставлю тут, на дне обрыва! Видите, я не обманываю вас, я высказываюсь весь. Скажу и уйду! И вы имеете право сделать то же. А вон те мертвецы лгут себе и другим – и эту ложь называют «правилами». А сами потихоньку делают то же самое – и еще ухитрились себе присвоивать это право, а женщинам не давать его! Между нами должно быть равенство. Решите, честно это или нет!