Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Общество знания: История модернизации на Западе и в СССР
Шрифт:

Таким образом, ценность для идеологии одобрения со стороны ученого не связана с его рациональной (научной) оценкой того или иного утверждения. Одобрение ученого носит харизматический (то есть определяемый не знанием, а ценностями) характер — общественные противоречия вызваны не дефицитом знания, а столкновением идеалов и интересов. И тут точное знание ученого мало чем может помочь, на языке науки ценности не излагаются.

То влияние, которое приобрели в общественной жизни научные специалисты как идеологи, давно тревожит мыслителей как симптом культурной болезни Запада. Испанский философ Ортега-и-Гассет в книге «Восстание масс» пишет: «Специалист служит нам как яркий, конкретный пример „нового человека“ и позволяет нам разглядеть весь радикализм его новизны… Его нельзя назвать образованным, так как он полный невежда во всем, что не входит в его специальность; он и не невежда, так как он все таки „человек науки“ и знает в совершенстве свой крохотный уголок вселенной. Мы должны были бы назвать его „ученым невеждой“, и это очень серьезно, это значит, что во всех вопросах, ему

неизвестных, он поведет себя не как человек, незнакомый с делом, но с авторитетом и амбицией, присущими знатоку и специалисту… Достаточно взглянуть, как неумно ведут себя сегодня во всех жизненных вопросах — в политике, в искусстве, в религии — наши „люди науки“, а за ними врачи, инженеры, экономисты, учителя… Как убого и нелепо они мыслят, судят, действуют! Непризнание авторитетов, отказ подчиняться кому бы то ни было — типичные черты человека массы — достигают апогея именно у этих довольно квалифицированных людей. Как раз эти люди символизируют и в значительной степени осуществляют современное господство масс, а их варварство — непосредственная причина деморализации Европы» [198].

Рядовые научные работники на Западе составляют сравнительно однородную группу, ведущую размеренный буржуазный образ жизни. В бывших социалистических стран явный конфликт научного сообщества с политическими режимами во многом был вызван снижением жизненного уровня ученых по сравнению с их коллегами на Западе. Чувствуя себя членами мирового научного сообщества, ученые примеряли к себе стиль и уровень жизни ученых Запада, а сравнительно частые контакты с зарубежными коллегами сводили на нет защитное идеологическое действие «железного занавеса». Видимо, большинство научных работников в СССР и стран Восточной Европы поддержало, часто весьма радикально, антисоциалистический поворот и переход к обществу буржуазного типа. От этого они ожидали «свобод» и лучших материальных условий для продуктивной профессиональной работы, но также удовлетворения и своих потребительских притязаний. Пусть эти ожидания во многом оказались иллюзорны, но эти иллюзии оказывали сильное воздействие на общественное сознание ученых и на их позицию в идеологической и политической борьбе.

Конечно, работу по легитимации (или подрыве легитимности) политического и социального порядка в «обществе знания» ведут не только ученые, а весь слой образованных людей — носителей «кодифицированного теоретического знания». Не вдаваясь в нюансы понятия, этих людей можем считать интеллигенцией. В ряде стран это самый массовый культурный тип среди занятого населения. Так, в США в 1985 г. люди умственного труда («белые воротнички») составили 55 % всей занятой рабочей силы. Но роль интеллигенции определяется даже не ее численностью, а тем, что она обладает авторитетом знания, а также навыками рассуждений, которые в личных контактах с менее образованными людьми придают этим рассуждениям убедительность. Если интеллигенция принимает установки той или иной идеологии, она транслирует их в ту часть общества, в которую погружена как профессиональная группа — инженер в среду рабочих, врач среди медсестер и пациентов, офицер среди солдат.

Вопрос об этой социальной роли интеллигенции поставил Антонио Грамши, основоположник целой обществоведческой парадигмы второй половины XX века. Один из ключевых разделов труда Грамши — учение о культурной гегемонии. Грамши исходит из того, что власть господствующего класса держится не только на силе и согласии. Механизм власти — не только принуждение, но и убеждение. Овладение собственностью как экономическая основа власти недостаточно — господство собственников тем самым автоматически не гарантируется и стабильная власть не обеспечивается («экономика — скелет общества, а идеология — его кожа»).

Положение, при котором достигнут достаточный уровень согласия, Грамши называет гегемонией. Гегемония — не застывшее, однажды достигнутое состояние, а динамичный непрерывный процесс. Более того, гегемония предполагает не просто согласие, но благожелательное (активное) согласие, при котором граждане желают того, что требуется господствующему классу. Грамши дает такое определение: «Государство — это вся совокупность практической и теоретической деятельности, посредством которой господствующий класс оправдывает и удерживает свое господство, добиваясь при этом активного согласия руководимых».

Если главная основа власти гегемония, то вопрос стабильности политического порядка сводится к тому, как достигается или подрывается гегемония. Кто в этом процессе является главным агентом? По Грамши, и установление, и подрыв гегемонии — «молекулярный» процесс. Он протекает не как столкновение классовых сил (Грамши отрицал механистические аналогии исторического материализма), а как невидимое, малыми порциями, изменение мнений и настроений в сознании каждого человека.

Гегемония опирается на «культурное ядро» общества, которое включает в себя совокупность представлений о мире и человеке, о добре и зле, прекрасном и отвратительном, множество символов и образов, традиций и предрассудков, знаний и опыта многих веков. Пока это ядро стабильно, в обществе имеется «устойчивая коллективная воля», направленная на сохранение существующего порядка. Подрыв этого «культурного ядра» и разрушение этой коллективной воли — условие революции. Создание этого условия — «молекулярная» агрессия в культурное ядро. Это — не изречение некой истины, которая совершила бы какое-то озарение и переворот в сознании. Это «огромное количество книг, брошюр, журнальных и газетных статей, разговоров и споров, которые без конца повторяются и в своей гигантской совокупности образуют то длительное усилие, из которого рождается коллективная воля определенной степени однородности, той степени, которая необходима, чтобы получилось действие, координированное и одновременное во времени и географическом пространстве».

Мы помним, как такое длительное

гигантское усилие создавала идеологическая машина КПСС в ходе перестройки, прежде чем в массовом сознании было окончательно сломано культурное ядро советского общества и установлена, хотя бы на короткий срок, гегемония «приватизаторов». Эта «революция сверху» (по терминологии Грамши, «пассивная революция») была в спроектирована в соответствии с учением о гегемонии и молекулярной агрессии в культурное ядро [51] .

Кто же главное действующее лицо в установлении или подрыве гегемонии? Ответ Грамши однозначен: интеллигенция. Он развивает целую концепцию о сути интеллигенции, ее зарождении, роли в обществе и отношении с властью. Главная общественная функция интеллигенции — не профессиональная (инженер, ученый, священник и т. д.). Как особая социальная группа, интеллигенция зародилась именно в современном обществе, когда возникла потребность в установлении гегемонии через идеологию. Именно создание и распространение идеологий, установление или подрыв гегемонии того или иного класса — главный смысл существования интеллигенции.

51

Советник Ельцина философ А. И. Ракитов писал в академическом журнале: «Трансформация российского рынка в рынок современного капитализма требовала новой цивилизации, новой общественной организации, а следовательно, и радикальных изменений в ядре нашей культуры» [212].

Соединение протестантской Реформации с политической моделью Французской революции Грамши считал теоретическим максимумом в эффективности установления гегемонии. Сегодня, видимо, уровень этого максимума задается перестройкой в СССР, началом которой, включая латентный подготовительный период, можно считать 60-е годы.

Но вернемся к ученым, которые в «обществе знания» являются, как социальная группа, ядром интеллигенции. В этой группе можно выделить слой, который в легитимации власти выполняет особую функцию — экспертов.

В политической системе «общества знания» одной из важных фигур является эксперт, который готовит для политиков варианты решений и убеждает общество в благотворности или опасности того или иного решения. Именно вторая функция — легитимация политических решений в глазах общества — является основной и приоритетной для эксперта. По сути, решения политиков готовятся исходя из их групповых интересов, и на этой «непрозрачной» стадии выбор варианта определяется соотношением сил между группировками политиков. Хотя многие ученые и сами входят в такие группировки и участвуют во «внутренних» дебатах, на этой стадии их даже условно нельзя причислять к числу экспертов. Задачей эксперта является видимое предоставление знания, которое должно восприниматься как объективное и беспристрастное.

Таким образом, эксперты — небольшая специфическая часть «сообщества знающих людей». Они принадлежат к этому большому сообществу и питаются его «продуктом» (знанием, методом, языком), но их функция — легитимировать решения политиков с помощью авторитета знания. Это функция идеологическая, возникшая в индустриальном обществе и заменившая функцию религии [52] . «Обоснование решений ссылками на результаты исследований комиссии ученых приобрело в США символическую ритуальную функцию, сходную со средневековой практикой связывать важные решения с прецедентами и пророчествами Священного Писания», — пишет другой видный социолог науки [10, с. 221].

52

Строго говоря, кроме узкого слоя экспертов с признанным, хотя бы неформально, статусом, для общества в целом вся интеллигенция играет роль коллективного эксперта. Интеллигенция через «молекулярный» процесс воздействия на окружающих служит главным глашатаем и пропагандистом суждений экспертов с признанным в среде интеллигенции статусом. Бердяев писал, что интеллигенция «была у нас идеологической, а не профессиональной и экономической, группировкой, образовавшейся из разных социальных классов».

Политики стремятся расширить понятие «эксперт» на всяких ученых и знающих людей, принимающих участие в процессе принятия решений. Это делается ради социальной мимикрии, «растворения» идеологов в сообществе специалистов. При любом политическом режиме работают службы специалистов, функция которых — предоставлять политикам достоверное знание по конкретным вопросам и готовить варианты технических решений.

«Специалисты» подбираются не по титулам, а по действительным знаниям. Они выполняют свою работу анонимно и в публичной политике как эксперты не участвуют (хотя кое-кто из них может совмещать обе функции — как специалист он говорит «для служебного пользования» правду, а как идеолог — «то, что нужно»). В целях анализа эти функции надо разделять, речь идет не о личностях, а о социальных ролях [53] .

53

Сразу с появлением идеи «звездных войн» (СОИ) американскими учеными были сделаны расчеты, показывающие несостоятельность самой концепции: те ядерные взрывы в ближнем космосе, которые предполагались этой концепцией, должны были вызвать электромагнитную волну (шок), которая стерла бы память ЭВМ на земле, парализовав всю современную техносферу США (которые, кстати, пострадали бы при этом гораздо сильнее, чем их противники). Но эти расчеты стали известны публике лишь в конце 80-х годов, с изменением политики США в области СОИ. То есть, не научное знание по частным вопросам определяет политику, а наоборот, знание начинает (или перестает) воздействовать на общество в зависимости от политики.

Поделиться с друзьями: