Общежитие господина А.

Гена еще толком не успел заглушить двигатель, как Катя вышла из машины все также со сложенными руками на своем бочкообразном теле и пошла в дом.

– Хоть бы детей забрала, – произнес Гена себе под нос, – Давайте, ребятки, просыпайтесь, – стал он будить их.

Старший проснулся, а младшего он взял на руки, и они направились в дом. Они вошли в тамбур и на них из комнаты вылетела невысокая круглая женщина.

– Ой, мои хорошие! Да что же это такое-то! – театрально вопила она, хватаясь за сердце, – Чуть не угробил всех! Ой, сердце!

Гена стоя с ребенком на руках и смотря на нее из-под тяжелого лба, ждал, когда этот концерт закончится.

«Актриса долбанная, хоть бы ребенка взяла. Страдает она тут».

Она продолжала:

– Бедная моя Катенька! Как же ей не повезло с тобой! Ой, сердце!

– Антонина Николаевна, вы может заберете Коленьку. Покормить бы его надо, – сдерживая себя из последних сил, холодно сказал Гена.

Но она будто бы не слышала его и продолжала, хватаясь за сердце, говорить, как Гена чуть всех не убил.

Из комнаты, шаркая ногами, вышел невысокий пузатый мужчина на тоненьких ножках.

– Мы с тобой еще поговорим, – погрозил он Гене пальцем, и повернулся к Коле, который только разделся и тихонько испуганными глазами смотрел на деда, – Что боец? Как дела? Пойдем накормлю.

Антонина Николаевна сидела на лавочке в тамбуре и махала на себя газеткой. К этому моменту проснулся и младший, Ваня. Гена посадил его на лавку и сам стал раздеваться.

– Сынок, кушать хочешь? – старался мягко произнести Гена.

Ваня отрицательно кивнул головой.

– Пойдем тогда спать.

Гена и сам хотел побыстрее пойти спать, пока все Катино семейство не набросилось на него с оскорблениями и нравоучениями.

«Змеиное логово. Уже просто нет сил все это выдерживать. Детей жалко только».

Гена взял Ваньку на руки и направился в выделенную для них комнату уложить его спать. Она была небольшой, но в ней как раз четко помещалось две двуспальные кровати и старый громоздкий комод из массива, толком не оставляя прохода. Он положил ребенка на кровать, оставив его в кофте и колготках, потому что тот уже практически заснул. Гена лег рядом с ним и тоже собирался уснуть, но буря эмоций не давала ему этого сделать. За дверью раздавалось активное обсуждение Кати и ее родителей произошедшего. Особенно, были слышны оскорбления в сторону Гены.

«Лучше б разбились. И дело с концом. И мир бы очистился от этой гнилой заразы, и мои мучения прекратились бы. Да и за детей я бы был спокоен».

Вдруг дверь в комнату резко открылась и туда влетела Катя, за ней проследовал Коля.

– Ну естественно, что ты еще можешь делать. Еще и кровать занял, – сказала она Гене, затем повернулась к ребенку, – Давай ложись сюда.

Коля тихо лег на соседнюю кровать и тоже сразу уснул.

Гена претворялся, что спит. Свет, бьющий через открытую дверь, погас и он выдохнул, что наконец-то побудет в тишине, но почти сразу в комнату вошел Катин отец.

– Давай вставай, поговорить надо, – низким суровым голосом произнес он.

«Чертова семейка. Да чтоб их».

Гена открыл глаза и нехотя встал. Ему совсем не хотелось о чем-либо говорить, но зная какие они люди, он переживал, что своими криками они разбудят детей. Гена с Катиным отцом вышли в тамбур. Тот закурил и сел на лавочку рядом с печкой, а Гена встал напротив, облокотившись о стену.

– Сколько ты будешь так обращаться с моей дочерью? – произнес он.

«Да эту ненормальную надо в психушке закрыть. Сдохнуть бы поскорее и дело с концом».

– Виталий Геннадьевич, на улице сильный снегопад. Дороги скользкие, – сдержанно и, внутренне борясь со своей агрессией, ответил Гена.

– Моя Катенька хорошая, хозяйственная. Что тебе еще надо? Не повезло ей с тобой, – низким хриплым голосом продолжил Виталий Геннадьевич, – Я б тебя убил. Да вот только из-за такого идиота как ты сидеть не хочется на старости лет.

«Да я скорее всего сам себя убью. Недолго осталось».

Эта навязчивая мысль Гене давно не давала покоя. Бывало, он уже планировал и обдумывал варианты как бы уйти из этой жизни. Одно лишь, что его все время останавливало, так это сыновья. Эти люди их и так затравили настолько, что они и слово боялись вставить. Гена был тем, с кем наедине они вели себя как обычные дети: радовались, веселились, игрались. Ему казалось, что он чуть ли не единственная надежда на то, чтобы они выросли нормальными людьми. Развестись с женой тоже пока не представлялось возможным, так как дети скорее всего по решению суда остались бы с ней.

Виталий Геннадьевич ушел, а Гена остался в тамбуре сидеть на лавочке. Он сидел абсолютно неподвижно, уставившись в одну точку на стене.

«Сколько будет это продолжаться? За что это мне? Сил моих больше нет уже! Что за семейка-то такая?! Угораздило меня с ними связаться! Еще и детей завели».

Он посмотрел на дверь в основную часть дома, оттуда доносились театральные вопли Антонины Николаевны, их перебивали очередные визгливые жалобы Кати. Резко раздался стук кулака по столу и зазвенела рюмка, упавшая на пол.

«Надеюсь он их заткнул, потому что надоело это слушать. Они ж так детей разбудят. Бедные дети».

Хотя это было маловероятно, дети обычно очень крепко спали. Даже если бы они и проснулись, они не рискнули бы выйти из комнаты.

Гена подумал, что надо как-то расслабиться, отвлечься и ему пришло в голову выпить что-нибудь высокоградусное. Он вспомнил, что не забрал вещи из машины и там лежит бутылка горячительного. Стоя рядом с машиной, он начал лазить в карманах брюк и до него дошло, что оставил ключи в куртке в тамбуре. Ему пришлось вернуться. Открыв дверь в дом, там уже стояла Катя, с традиционно сложенными руками на груди.

– Надеюсь, ты усвоил, что сказал тебе отец, – презрительно произнесла она.

Гена искоса посмотрел на нее и выдал:

– Давай разведемся.

Катины глаза округлились. Гена сам испугался, когда до него дошло. Назад дороги уже не было. Катю было не остановить.

– Да ты урод! Идиот! Да вот она благодарность за все эти годы!

На крики прибежали родители. Катя билась в истерике, ее круглые щеки стали ярко красными, а от слез все лицо – мокрым.

– Что случилось? – ошеломленно спросил отец.

– Он хочет развестись! – взахлеб кричала Катя.

– Ой, сердце, – опять театрально выдала мать и села на лавочку.

– Пойдем выйдем! – проорал отец.

Гена стоял уже весь потный и красный возле двери, в ручку которой он вцепился.

– Давай выйдем, – орал Виталий Геннадьевич, толкая его в плечо, – Че ты?! Давай выйдем!

– Да ты не мужик! – надрывалась от истерики Катя, – Детей ты не увидишь больше никогда!

Гена взял куртку и пытался уйти из дома, но Катин отец схватил его за кофту и начал трясти.