Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон

– Я уверен: клиника станет лучшей в столице! А то и в обеих! И мы, безусловно, переплюнем одесситов, этих любителей пускать пыль в глаза, с их первой, видите ли, в Российской империи Станцией скорой помощи! [31]

В залу вошёл тот, кого Вера так опасалась и так ждала. Собственно, всё отгорело (это правда!), и никакого интереса он у неё не вызывал (не врать себе!), разве только игра (а как быть с тем, что ты слишком азартна и никогда не играешь? I [32] ). Останови внутренний монолог, потому что вошедший пялится на тебя, а ты пялишься на него. Это крайне неприлично как минимум в тот момент, когда Николай Александрович, неприлично же пялясь на тебя, произносит приличествующую речь.

31

Николай Александрович не ошибается. Первая в Российской империи специализированная Станция скорой помощи действительно была открыта в Одессе. Её появлению помог меценат, граф Михаил Михайлович Толстой. Легенда гласит, что стимулом к этому явился эпизод с его дочерью, которая подавилась костью, и в поисках помощи он вынужден был объехать ряд больниц. Факты же таковы: 20 апреля 1903 года в Одессе была открыта Станция скорой помощи, оснащённая по последнему слову науки и техники. За образец была взята венская Станция скорой помощи. Граф М. М. Толстой провёл в Вене три месяца, работая на скорой… санитаром. Дабы изучить вопрос досконально.

32

В главе десятой первого сезона «Общины Св. Георгия» Вера Игнатьевна признаётся, что слишком азартна и потому никогда не играет.

– А вот и Илья Владимирович, – старший Белозерский приметил вошедшего, со всем почтением дожидавшегося окончания здравицы. – Милости прошу к нашему шалашу! Рад, рад!

Покровский и старший Белозерский крепко пожали друг другу руки, приобнялись, хотя Николай Александрович и держал наполненный бокал на отлёте. Движения их были опытны, выверены, они были статны и ловки. Помимо воли княгиня залюбовалась короткой интермедией.

– Господа!.. Дамы и господа! Позвольте отрекомендовать обществу Илью Владимировича Покровского! Человека не только богатого, но и щедрого. Не только мудрого, но и великодушного. Господин Покровский изъявил горячее желание пользовать своих фабричных в больнице «Община Святого Георгия» и уже приобрёл, как выразились бы заокеанские коллеги-капиталисты, корпоративную страховку. Но это ещё не всё. Я пригласил Илью Владимировича стать акционером нашего предприятия и совершенно не удивлён тем, что этот дальновидный человечище принял моё приглашение. Прошу любить и жаловать!

Раздались аплодисменты. Покровский поклонился собравшимся ровно настолько, чтобы и почтение выразить, и восхищение принять. О, это он умел виртуозно! Старший Белозерский не заметил, как скорчило его родного сынка, сидевшего на положенном ему отдалении. Николай Александрович самолично наполнил бокал шампанским и вручил его Покровскому.

– Николай Александрович преувеличивает мои добрые намерения, как это свойственно хорошим людям, – начал господин Покровский ответную речь в меру шутливо, в меру мило и безмерно обаятельно. Как Вера ненавидела его за это победительное обаяние! – Я, да будет вам известно, отъявленный мироед, и в любом предприятии меня интересуют три вещи: выгода, выгода и ещё раз выгода! В чём же моя выгода? Выгода очевидна, господа!.. И дамы! – он наособицу поклонился Вере, отсалютовав ей бокалом. – Здоровые рабочие и служащие – здоровая фабрика. Здоровая фабрика – богатая фабрика. Так что выпьем за здоровье и закономерно проистекающее из него процветание!

Ах, как обманчиво простодушно умел он улыбаться! Сейчас Вера его не терпела! Когда раздался звон бокалов, позволила себе задержаться у бокала Хохлова, будто в суете не заметив протянутого навстречу бокала Покровского. Он усмехнулся, старая лиса! Отпил и присел рядом с Верой Игнатьевной, куда его проводил самолично Николай Александрович, и завёл разговор с Алексеем Фёдоровичем Хохловым, немного склонясь к княгине, ибо так было учтиво по отношению к профессору.

Концевич, сидевший напротив младшего Белозерского, отметил, что тот имеет вид щенка, отшлёпанного веником. Ася, сидевшая рядом с Александром Николаевичем, ничего не замечала, потому как была раздавлена роскошью и тем в особенности, что её наряд не соответствует… ничему не соответствует. А уж в сравнении с княгиней она и вовсе мусор щепочный, какой, бывает, бьётся о борта белоснежных яхт.

Кравченко бросил на Анну Львовну беспокойный взгляд, но она его не заметила, смотрела в тарелку, не зная, как подступиться и стоит ли есть вообще. Аппетита, признаться, в последнее время особо не было. Сейчас на еду было неприятно смотреть, поскольку вокруг тарелок выстроились ряды приборов, и все с ними весьма ловко управлялись. Дмитрий Петрович и вовсе виртуозно. Ася же не знала предназначение как минимум половины из них, хотя в приюте у них преподавали домоводство и правила столового этикета.

– Прекрасно! – сказал Концевич, допив до дна. – Больше денег – лучше клинике. Лучше клинике – лучше нам!

– А как же общее благо? – уставился на него младший Белозерский. – Ты сам, помнится, твердил мне, что кабаки, подобные этому, – оплот партии кадетов [33] , которые не что иное, как партия игрушечная, липовая и пособники власти сатрапов. Как же твой социализм?!

– Ты не по адресу сатанеешь, дорогой мой, – ухмыльнулся Концевич. – И не по причине общего блага ищешь повод спустить пар!

33

И правда, в главе двадцать четвёртой первого сезона романа-сериала Дмитрий Петрович именно это и утверждал.

Белозерский собрался вскочить, но тут ему на плечо мягко легла сильная рука.

– Господин Концевич социалист? – ласково спросил Владимир Сергеевич. Он решил подойти поинтересоваться, как чувствует себя Ася. Но вовремя поспел и для другого.

Конец ознакомительного фрагмента.