Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман

– Прекрасно! Совет: уделяй ему пока чуть ли не больше внимания, чем ей. Кстати, ты был в ударе, ты лихо с ними беседовал, а она – наблюдала за тобой. Правда! Так что я даю тебе один день передышки. Всего один. Сегодня я на аукционе, вернусь поздно, а завтра… завтра я позвоню ей и скажу, что картины привезу не я, а ты.

– Роланд!

– Не умоляй о пощаде, ее не будет ни с моей, ни с ее стороны. Готовься. Думай. Приведи себя в порядок.

– Почему я тебя слушаю, скажи?

– Потому что я твой старший брат!

На следующее утро Артур, спускаясь в столовую, услышал, что Роланд разговаривает по телефону.

– Эммануэль, мне очень жаль, что я пообещал вам заехать, но не смогу, сейчас много неотложных дел, однако если вы не против, Артур сегодня завезет вам картины. Он будет вечером неподалеку от вас. Когда удобно? Хорошо, в шесть.

– В шесть я не могу, у меня встреча, ближе к восьми.

– В шесть он не может, у него встреча, можно немного попозже – ближе к восьми? Спасибо, и я передам пригласительный на выставку. Официально в следующий четверг, но в среду открытие будет только для своих, обещаю что-то интересное и такое, знаете, очень камерное. Да. До встречи!

Артур налил кофе, развалился в кресле. Роланд подошел к нему, потрогал лоб, попытался посмотреть глаза, за что получил шутливый удар в бок.

– Ну что – как прошел вчерашний день? Ты разработал стратегию, тактику?

– Роланд, понять не могу, чего тебя так распирает, ты сияешь как твой антикварный кофейник.

Роланд улыбнулся, посмотрел на себя в кофейнике, налил еще чашку.

– Ты прав, странно, но меня это очень заводит. Когда я сам для себя устраиваю подобную игру, все бывает более тускло, что ли? А из-за того что ты постоянно ведешь себя как-то не так, для меня эта игра вдруг предстает в ином свете, я начинаю видеть все по-другому, конечно, не твоими глазами, но и не моим привычным взглядом. Я хорошо изучил стандартные реакции людей на многие вещи. Я делаю ход, и почти всегда верно предвижу ответный. А твой характер и упрямство создают неожиданные повороты событий и неожиданные реакции людей. Это очень увлекательно. И просто – я рад за тебя! И хочу тебе помочь.

– Да, я знаю, только я все равно не смогу воспользоваться твоими стратегиями и тактиками…

– Да это и не нужно, ты можешь быть только самим собой, притворяться тебе не дано. И все-таки в моих силах что-то сделать, ну, хотя бы устроить вам встречу.

– Восьмой круг, первый ров, Роланд, не забывай!.. Сегодня я хотел сказать ей… попросить ее быть моей женой.

– Артур! Ты куда понесся? Погоди! – Роланд так расплылся в улыбке, что Артуру тоже стало смешно. Но потом он сказал серьезно, даже мрачно.

– Я не хочу, чтобы меня кто-то опередил.

– Послушай, просто заведи с ней роман!

– Нет, это будет оскорблением с моей стороны. Вчера я ничего не делал, только думал, и я понял: девушки, с которыми я встречался раньше, это было… как алкоголь – выпил, тебе хорошо, потом похмелье, тебе плохо, решаешь не пить. Просох, потом снова нахлобучил, но чего-то другого уже. Если говорить про тебя, ты научился пить так, чтобы тебе потом не было плохо, но не позволяешь себе надираться до чертиков, и тебе уже не бывает так хорошо. С Эммануэль я чувствую все совершенно по-другому.

– Да, Артур, только вот она… готова ли она, поймет ли?

– Посмотрим.

– И все-таки я прошу тебя, не говори сегодня! Чем бы не окончилась ваша встреча, еще одну я тебе устрою точно, тогда и скажешь. А сегодня просто поговори, о чем тебе хочется. Дай ей шанс понять, почувствовать тебя… А потом подумать.

– Ладно, – недовольно буркнул Артур, – а Луи Пеллерэн, он с ней что дружит, не знаешь?

– Даже если так, что с того? Я тоже видел их на фуршете, они почти ровесники, может, учились вместе. Попробую разузнать. Но никто из Пеллерэнов никогда не женится на ней – для них тут не на чем жениться. Ладно, пора. Не забудь в обед заехать, ты у меня теперь курьером работаешь, а я покопаю сегодня кое-какие сплетни о Городе.

– Если бы ты получал деньги за свою стоглазость и стоухость, ты был уже миллиардером.

– Между прочим, малыш, именно эти качества и приносят мне большую часть дохода! Удачи!

– И тебе.

Роланд ушел, но неожиданно вернулся, встал перед поглощенным собственными мыслями братом, пристально посмотрел на него и вдруг в полсилы ударил его в живот, с удовольствием чувствуя напряжение этого живота и свернувшуюся в нем тошнотворным клубком тревогу.

– Давай, Артур! Просто отпусти себя на свободу!

Книга открыта. Вложенные страницы. Медитация со словом «путь»

Я вышла из окна серого замка по висящей в воздухе дороге над лесом и горами к белым городам. Я шла по ней и вдруг нижняя часть дороги словно была выдернута у меня из под ног, остались только верхняя и боковая (сначала дорога представляла в разрезе букву «С». Я попыталась перевернуть дорогу так, чтобы по ней можно было идти, но вместо этого – провалилась как в трубу. Когда полет в трубе закончился, я увидела, что конец трубы летел над лесом. Потом возникли смутные очертания пещеры. Я шла сквозь пещеру к ее началу, иногда передо мной вздыбливались каменные плиты, но я шла. Дошла до узкого проема. Там под ногами было какое-то желе. Я через него перебралась и вошла в залу, где за столами сидели светлые праздничные существа. Я подошла к ним, но они оказались внутри кокона из липкой паутины, недоступны для меня. Я хотела пройти сквозь кокон, но вокруг меня совсем не было белого света, и так пройти я не могла. Тогда я полезла по нему вверх и заглянула за край воронки, которой кокон оканчивался наверху. Я провалилась в эту воронку и после непродолжительного полета оказалась на мягком дне, которое я хотела прорвать, чтобы выпасть к наставникам, но потом с другой стороны оказалась как бы дверь или разрез. Я начала открывать его и поняла, что это огромное веко и я нахожусь между ним и глазным яблоком (кого?). И вот я пытаюсь открыть это веко и пролезть в него, но у меня это не получается, оно захлопывается и защемляет меня, я намокаю в его слезах. Превращаюсь в какое-то подобие богомола. Затем я все-таки выпадаю из глаза и попадаю в комнату песочного цвета, по которой иногда пробегают крошащие ее судороги. Это мир, сделанный из чипсов. Он красивый по своему, как картинка из журнала по интерьеру, но хрупкий. Вдруг я оказываюсь на чьем-то худом малиновом колене, и мы летим. Колено несет меня запад или на север, поскольку восходящее солнце у нас сбоку. Я пытаюсь усилить себя, окружить белым светом, но свет синий. Какое-то время я наблюдаю за синим светом, потом возвращаюсь к колену и понимаю, что мы уже не летим, а остановились, что подо мной камень – крыша дольмена. Какое-то время мне пришлось потратить на то, чтобы стереть, вернее, закрасить вдруг вылезший кусок картинки, состоящий из тряпок, какого-то барахла, игрушек. Но стереть не получилось, только закрасить, потом я сползла с крыши на песок и какое-то время лежала на нем и в то же время я была над собой и пыталась заглянуть в свое запрокинутое лицо. Оно было почти прозрачным и начинало таять, и я сказала себе «не исчезать, не исчезать», и превратилась в песчанку, которая нырнула в песок и под его буграми стала двигаться к горизонту. По мере этого продвижения я становилась огромных размеров или пустыня и небо были просто декорацией, которая уменьшилась и теперь представлялась просто картонной коробкой. Когда я вылезла из-под этой коробки передо мной снова возникла картонка – стена из картона, которую я постаралась прорвать. За ней была узкая винтовая лестница, потом я увидела, что по лестнице несутся вниз потоки крыс. Одна крыса попала ко мне – в дырку в картоне – и я ее раздавила. Пролезть на лестницу у меня все не получалось, стена из картона совсем сомкнулась передо мной, и вдруг она словно рассыпалась песком, и меня увлекло вниз по лестнице. Лестница оказалась не внутри башни, а снаружи вокруг замка, прохваченного холодом и инеем. Я падала вдоль его стен и потом оказалось, что высокие башни внизу оканчиваются чудовищными пастями на толстой шее, но я пролетела мимо и увидела ноги чудовища, которое в общем было похоже на высокий столб из связанных змей и одновременно на замок. И вот я упала в самый низ, ниже его ног, и не могла увидеть себя – где я. И вдруг я ракетой взмыла вверх, прямо к светлому пятну в небе, и там я стояла у светлой двери и просила, чтобы мне открыли, но мне говорили, что я не смогу войти.

Я видела себя все время – видела все своими глазами и видела себя одновременно со стороны. Мой собственный образ рисовался очень тонким, и одета я была в облегающие темные одежды. Когда я собиралась штурмовать кокон из паутины, в руках у меня было какое-то оружие без образа, я подумала о ваджре, подумала, что применять оружие нельзя.

Герой попадает в историю

Артур заехал к брату, они договорились пообедать вместе, но Роланд не успел закончить дела, и Артур ждал его, рассеянно уставившись в телевизор.

– Ну, все, пойдем.

– Все-таки это несправедливо.

– Картины возьми. Что несправедливо?

– Смотрел у тебя кино, правда, не сначала, даже не знаю, как называется. Но это во многих фильмах бывает: герой попадает в историю, ему нужна помощь и он собирает друзей, хотя дело тут его, личное. Они идут с ним на бой и, как правило, погибают, а он остается живым и почти невредимым, празднует победу, и как-то не особо печалится, что ради собственного счастья погубил своих ни в чем не повинных и лично не заинтересованных друзей.

– Хм! Есть одно но – герои живут по законам жанра, а значит, и судить их надо, учитывая эти законы.

– И как же?

– Эпические герои, – а понятно, что одиночные спасатели мира и борцы с могущественным злом суть эпические герои, – люди не простые. Прелесть их существования внутри жанра заключается в том, что у них имеется некоторый запас жизней. Этим запасом являются ипостаси, а ипостаси – и есть друзья и соратники. Если держать это в голове, становится ясно, что со смертью каждого из группы поддержки количество жизней основного персонажа сокращается. В эпоху богов герои имели божественное происхождение, как, например, Прометей, и были бессмертными. В эпоху умирающего и воскресающего бога, герои обладали способностью возвращаться в мир на каникулы из своей смерти. Ну а в эпоху, которая описана, например, в Илиаде, у героев появляются друзья-ипостаси, которые гибнут, спасая основное действующее лицо от преждевременной кончины, давая ему возможность совершить все то героическое, к чему он предназначен. А уж потом герой остается один. И тогда он умирает.