Обуздать ветер
Шрифт:
Если в первые мгновения я еще старался кое-как сдерживаться, то сногсшибательная (вернее, в моем случае наногиподнимательная) новость не только пробудила неслабую ярость, но и с легкостью выпустила ее наружу. Эрика побледнела, губы у нее задрожали, в глазах блеснули слезы.
— Ты здесь совсем не такой… Никогда бы не подумала, что можешь так злиться и кричать…
— Три болота, Эрика, да ты вообще не думала! — испуг сестренки слегка отрезвил, но взять себя в руки пока не получалось (да, по правде говоря, и не хотелось). — Кой пырий тебя попутал?! Чего ты ждала? Что при виде тебя запрыгаю от радости, как молодой козлик? Еще бы, ты — отличный
— Я… Никто на тебя не по… не поду… — айрица судорожно завсхлипывала, слезы не потекли, аж хлынули.
Женские слезы — безотказное средство от мужского гнева, для меня, во всяком случае. Влага, бегущая по девичьим щечкам, быстро притушила злость. Я посопел, переминаясь с ноги на ногу, махнул рукой и принялся утешать сестренку.
Вскорости рубаха на плече промокла насквозь, зато айрица, вроде бы, стала успокаиваться.
— Никто на тебя не подумает, — прогудела севшим голосом. — Я оставила письмо, объяснила, что ухожу сама, хочу посмотреть на человечье житье. Мне всегда очень хотелось, но одной боязно, а с братом-полукровкой надежно.
Ох, и болван же ты, Перец! А еще чутьем жулика кичишься! Должен был насторожиться, еще когда милое щебетанье насчет многомужества услыхал. Не в меру бойкую девицу наверняка заедало, что айрицы сидят в Зеленях, будто привязанные. Тут очень кстати подвернулся родич-полукровка, ущербный творящий, зато бродяга (как она тогда сказала — бродила?) опытный — все лучше, чем ничего. Небось, и наш с Корнем треп малышка слушала внимательно, а мы, как на грех, частенько предавались приятным воспоминаниям. Так чего удивляться, что она свалилась на мою дурную голову?
— Надежно?! Ох, Эрика, ну почему ты не поговорила со мной заранее?..
— А ты бы меня взял?
— Нет!
— Вот поэтому и не поговорила. Почему ты сердишься? Мне казалось, мы подружились… — шмыгнула носом. — А про людей ты сам говорил, что они не такие плохие, как у нас принято считать.
Я сжал зубы и тихо застонал. Хозяйка Небесная, ну как я буду безгрешной девчонке объяснять про опасности бродяжьей жизни? Да и запугивать ее следует лишь в том случае, если она все-таки может переместиться в Зеленя, иначе только хуже будет.
— Эрика, объясни, как тебе удалось сюда попасть и почему вернуться домой тем же способом не получится?
— Я тебе не лгала, — в голосе прозвучала легкая обида. — Я по-прежнему не в силах преодолеть сколько-нибудь большое расстояние. Зато давно умею цепляться к тому, кто перемещается — с братьями так играла, ведь мальчикам дар доступен с самого детства. Ну вот, я и прицепилась к тебе. Сначала добралась до Поддуванчиков, потом — сюда.
— Прицепилась она… Тоже мне репей! Какой нечистый дух тебя попутал? Айрицы ведь никогда не покидают Зеленей, да и айры, как я посмотрел, не стремятся путешествовать, хотя Корешок и болтал другое.
— Кто такой Корешок?
— Так Хрен назвался, когда я с ним познакомился. В человечьих землях его настоящее имя звучит… кхм… несколько вызывающе…
— Почему?
Три болота, придется запастись терпением… Глубоко вздохнув, объяснил, что если Эрика не хочет неприятностей, то должна беспрекословно
слушаться и поменьше болтать, особенно при посторонних.— И слушаться тебе придется не только его, но и меня, творящая, — раздался знакомый голос, и из-за скалы (Мятлик переместил меня на берег маленькой, хорошо укрытой от посторонних глаз бухточки) показался легкий на помине Корень.
Никогда еще я не радовался другу, как в тот миг. Попервоначалу даже не удивился его появлению, мысленно благодарил Небесную Хозяйку, Зель-творящую и светлого Сария впридачу.
— Забирай ее, Корешок, и отправляйтесь. Быстро творящие сообразили послать за беглянкой. Или кто-то с тобой переместился? Надеюсь, не Клевер?.. — встречаться с дедом сейчас особенно не хотелось.
— Куда это я должен с твоей сестрицей отправляться? — усмехнулся друг. — То чуть ли не смотреть на нее запрещаешь, то — забирай! И, да будет тебе известно, Перчик, я здесь один, и никто меня назад не переместит. Все творящие в Зеленях, кроме тебя и малютки, но оба вы, как бы это помягче выразиться… — айр давился смехом, поэтому утруждаться подбором слов не стал, предался веселью.
— Тогда своим ходом топайте! — не выдержал я. — Ни ее, ни тебя с собой не звал!
— Нормально… Друг называется! — Корень, совладав с очередным приступом смеха, обратился за сочувствием к Эрике, но та покрепче вцепилась в меня и заявила:
— С Хреном я никуда не пойду!
— Ты тоже хорош, — я успокаивающе погладил сестренку по спине, мол, не пойдешь, и не надо. Возьмусь-ка теперь за Корешка, а то от его веселости тошно становится. — Что это за явление? Не мог открыто со мной уйти?
— Не мог, — вздохнул айр. — Разговаривая сейчас с тобой, я нарушаю приказ Совета старейшин…
— Ты что, сбежал?
— Нет, вряд ли, — Эрика опередила Корня с ответом. — Скорее, он — соглядатель.
— Малютка, я все больше убеждаюсь, что твоя головка ценна не только смазливым личиком да красивыми волосами. Или ты от деда слыхала?..
— Клевер не обсуждает со мной дела… Пока! — Эрика будто позабыла, как только что ревела у меня на плече.
— О да, стоит тебе вернуться из человечьих земель, вооруженной знаниями, а, возможно, и с пробудившейся силой, и дед тут же станет советоваться с тобой по любому поводу, — Корень, отдав должное сообразительности девушки, тут же вернулся к избранному в Зеленях язвительному тону.
Сестренка хотела было высказаться, да я заговорил раньше.
— Ну-ка, Корешок, объясни, что входит в обязанности соглядателя и как давно ты им являешься.
Друг пообещал ответить на все вопросы после того, как я переоденусь в человечью одежду. Сам он загодя облачился в гранитобрежские одеяния, правда, новые, а вовсе не штопаные да потертые, как у меня.
— Местечко тут, конечно, уединенное, но ушами хлопать не следует, — наставительно произнес айр. — У тебя, творящая, наряда попроще не нашлось? — сурово глянул на Эрику, которая была одета в достаточно скромное и удобное для путешествия платье, единственным недостатком коего могла считаться густая вышивка, не похожая на узоры известных мне человечьих мастериц. — Придется цветики-листики спарывать, — взгляд из сурового стал задумчивым. — И волосы, пожалуй, нужно срезать, а не то мигом найдутся охотники не только на скорлупку, но и на ядрышко.