Объятия незнакомца

К великой его радости – словно Бог решил, что на сегодня Макс д'Авенант натерпелся сполна – одна из этих трех потребностей материализовалась на склоне ближайшего холма. Крошечный домишко, размерами походивший скорее на хижину лесника, с ветхой соломенной крышей выступил вдруг из темноты.

Остановив коня, он несколько секунд обдумывал возможности. Огней в доме не было, печь не топилась. Он не заметил никаких признаков жизни. Вид у хибары не самый приветливый, но ничего другого им пока не светит. Их конь едва держится на ногах.

И Мари вся дрожит от холода.

Макс пришпорил коня и направил его по заросшей тропинке, которая вела к дому.

Остановившись в нескольких ярдах от дома, он спешился. Мари спрыгнула на землю, не дожидаясь его помощи.

Он убрал со лба мокрые волосы, закрывавшие глаза.

– Жди здесь.

Подойдя к дому, он тихо постучал. Старая деревянная Дверь, болтавшаяся на проржавевших петлях, со скрипом качнулась и открылась. Макс осторожно ступил внутрь. Луна спряталась за тучами, и кругом стоял беспросветный мрак. Он на ощупь двинулся вперед. Ему удалось выяснить только, что в доме одна, совершенно голая комната с грязными полами и осклизлыми, заплесневевшими стенами.

А еще он понял, что крыша совсем прохудилась: на полу была скорее слякоть, чем грязь. Так что в доме такая же сырость, как снаружи.

К тому же он не обнаружил никаких запасов продовольствия. Видно, обитатели этого убогого жилища покинули его в одну из голодных зим, в надежде на лучшую долю перебравшись в город.

Выйдя из хибары, Макс прошел во двор, желая проверить сарай для скота. К счастью, тот оказался куда в лучшем состоянии: площадью примерно в десять квадратов, с довольно крепкими деревянными стенами и новой крышей, видимо, перестланной в не самом далеком прошлом. На полу лежали груды соломы – чистой и сухой.

Похоже, жившие здесь крестьяне заботились о своем скоте лучше, чем о себе.

Застланный соломой сарай для скота был, конечно, не самым элегантным местом для ночлега, но он предлагал им крышу над головой и обещал несколько часов отдыха. Да и коню здесь должно было быть неплохо. Его можно привязать во дворе, пусть щиплет траву. А о пище для них Макс позаботится утром.

Он повернулся и пошел за Мари. Насквозь промокший, он вдруг ощутил такую усталость и ломоту в теле, что едва смог улыбнуться ей.

– Давай отдохнем здесь. В доме сыро и грязно, но сарай сухой.

Да, видно, он здорово устал, если не обратил внимания, что она промолчала в ответ, если не заметил даже, как крепко сжимает она вожжи.

Он понял это, только когда протянул руку за ними, а Мари вдруг отдернула их и... попятилась.

– Мари?

Холодная оторопь овладела им. Даже при скудном свете луны, едва пробивавшемся из-за туч, он разглядел выражение ее глаз. Он уже видел его однажды. Там, в лечебнице, когда впервые предстал пред ней.

Оно было недоверчивым, даже подозрительным.

Казалось, она готова вскочить на коня и умчаться.

Вместе с его плащом, со всем его оружием и деньгами.

Он отчаянно боролся с охватившим его волнением. Как же он не понял раньше, что у нее на уме? Ведь она молчала вовсе не оттого, что была ошеломлена случившимся, и не от усталости. И дрожала вовсе не от холода. Она боялась.

Боялась его. Она раздумывала, как ей быть.

Далеко она, конечно, не ускачет. Конь не протянет и трех миль.

Но он все равно должен остановить ее. Уговорами ли, силой ли – но не дать ей сбежать.

Господи, неужели придется применять силу? Господи, не допусти этого!

– Мари, – как можно спокойнее заговорил он, – день был долгим и трудным. Мы оба устали. Давай укроемся от дождя.

Не выпуская из рук поводьев и беспокойно глядя ему в глаза, она снова попятилась.

– Макс. Я, конечно, не все поняла, что сказал тот мужчина, но... кое-что поняла. Он сказал, что ты мне не муж. Зачем ему понадобилось выдумывать такое?

На мгновение – на одно мгновение беспомощного, безысходного отчаяния, овладевшего им, обессилевшим и вымокшим до нитки – в голове промелькнула мысль о том, чтобы признаться. Сказать ей, кто он такой и зачем он здесь. Покончить со всей ложью. Разом, прямо здесь и сейчас.

Но, узнав правду, она разъярится. Она возненавидит его.

И сбежит.

Пусть порученное ему дело вызывает в нем одно только отвращение, но он должен завершить его. Исполнить этот проклятый долг перед королем и страной. Должен доставить ее – вместе с ее секретами – в Англию.

– Мари, но зачем же мокнуть под дождем? – процедил он, боясь шевельнуться. – Пойдем под крышу. Там и поговорим.

Она не шелохнулась.

– Он говорил, что он мой брат.

– Он лгал. Все сказанное им – ложь. Эти военные не гнушаются ничем, лишь бы прибрать нас к рукам. Они способны на самый подлый обман.

– Но он похож на меня.

– Ну разумеется, похож, – ответил он, лихорадочно соображая. – Они три недели держали тебя в лечебнице и досконально изучили твою внешность. И чтобы их ложь выглядела правдоподобнее, нашли человека, похожего на тебя.

Это не так уж сложно. Они рассчитывали, захватив тебя, заставить меня пойти на уступки. – Его голос дрогнул. – Ну подумай сама, Мари. Разве ты знаешь того человека? Он хоть кого-то напомнил тебе?

– Нет.

– Значит, ты не помнишь его?

– Нет, – повторила она, но взгляд ее оставался недоверчивым.

– Тогда почему же ты считаешь, что он говорил правду? Воцарилась тишина, слышалось только шуршание дождя.

– Но ведь тебя я тоже не помню, – тихо проговорила она.

Он стиснул зубы. Ну что можно возразить на это? Она права.

– Мари, они хотели одурачить тебя. И похоже, им это удалось. Ты уже не доверяешь тому, кому должна была бы доверять больше остальных. Я твой муж. Ну скажи, что мне сделать, чтобы ты поверила?

– Я не знаю, Макс. – Она покачала головой и заморгала, словно борясь со слезами. – Не знаю. Сегодня утром мне еще казалось, что я знаю тебя, Мне казалось, я...

Люблю тебя.

Эти слова явственно прозвучали у него в голове, хотя она и не произнесла их.

Она потупила взгляд. С прилипшими к щекам мокрыми темными прядями, в испачканном, разодрандом плаще, выглядывавшем из-под его черного плаща, она выглядела такой жалкой и несчастной, что ему нестерпимо захотелось притянуть ее к себе, обнять ее, осыпать ее лицо поцелуями. Но он не осмеливался приблизиться к ней ни на шаг, опасаясь, что она воспримет это как угрозу.