Обязан выжить

Подходящее местечко отыскалось в самом конце улицы. Дорога здесь заканчивалась и, превратившись в натоптанную тропинку, круто шла вниз к реке. Для облегчения спуска по косогору были проложены два лестничных марша, упиравшиеся у самой воды в ровную площадку, от которой к стоявшему у берега на якорях дебаркадеру тянулись узенькие мостки.

Окинув глазом водную гладь, где были заметны плывшие по течению радужные нефтяные разводы, Вика удовлетворенно хмыкнул, сел на слегка прогнувшуюся под ним корзину и, сноровисто раскалывая арбуз на аппетитные дольки, бесцеремонно хлопнул его о землю.

Уже позже, с удовольствием поедая сочную мякоть, Вика, как бы между прочим, спросил у увлеченно чавкавшего арбузной скибкой Быка:

— Ну и зачем это я тебе понадобился?

Похоже, Бык ждал такого вопроса, потому что ответил сразу:

— Виды у меня на тебя, Граф…

— Это какие же? — Вика отбросил выеденную корку и взялся за следующий кусок арбуза.

— Ты, как я вижу, не щипач и не скокарь, и вроде как не с финкой ходишь. У тебя и сейчас вид бухгалтерский, а одеть, так ни дать ни взять фраер. Значит, что? Остаются картишки. Курорт, дамочки, или нет?

Признаться, Вику весьма удивило не только такое заключение, но и сравнение с бухгалтером, однако он, никак не подав вида, неопределенно ответил:

— Почему же нет? Очень может быть…

Предположение, так неожиданно высказанное Быком, заставило Иртеньева взглянуть на свое положение совсем с другой стороны. Во всяком случае, мысль о том, что следует немедленно распрощаться с Васькой, Вика на какое-то время откинул.

Со своей стороны, похоже, Бык воспринял паузу в разговоре как должное и, только дав Вике время подумать, смачно выплюнул на землю арбузные семечки.

— Ты, Граф, вот что… Расскажи-ка мне, как смылся. А то тебя, по моим прикидкам, далековато отправили.

Похоже, Бык всерьез принялся прощупывать Иртеньева, и Вика, не таясь, рубанул прямо:

— Я не слинял. Рыжьем откупился.

Нет, такого ответа Бык вовсе не ожидал. Его глаза удивленно раскрылись, и, не скрывая растерянности, он спросил:

— Золото?.. Откуда оно у тебя?

— Тайга большая, народ всякий ходит…

Интонации, прозвучавшие в ответе, заставили Быка посмотреть на Иртеньева совсем другими глазами. Во всяком случае, в следующем вопросе прозвучало явное уважение:

— И много дал?

— Не очень. Жестянку от монпансье, полную.

По своему опыту Вика знал: чтобы вранью поверили, надо по возможности говорить правду. Дальше, убедившись, что нужный результат есть, Вика поднялся, сбросил с дорожки набросанные там арбузные корки в сторону, взял вещи и без дальнейших объяснений начал спускаться по деревянным ступенькам лестницы вниз, к дебаркадеру.

* * *

Вика смотрел на массивную резную дверь, на слегка потемневшую от времени бронзовую ручку в виде львиной лапы, на оборванную цепочку старого колокольчика, и ему начинало казаться, что время стремительно покатилось вспять. Особо напомнил прошлое знакомый до боли длинный, перекрывавший весь тротуар, жестяной козырек парадного подъезда.

Из-за своей длины он опирался не только на стенные кронштейны, но и на две тонкие чугунные колонны каслинского литья, установленные на самом краю бордюра, и Вика с трудом отогнал мысль, что вот-вот здесь, как в былые времена, остановится дедушкин выездной экипаж.

И мостовая тут была все та же. Выложенная на расстоянии двадцати саженей, что точно соответствовало ширине двора, шлифованным камнем, положенным не просто в песок, а на специальную бетонную подушку. Не отличаясь, на первый взгляд, от обычной булыги, она была такой гладкой, что даже простая телега проезжала мимо дома без обычного грохота.

Да, здесь прошло его детство, и сейчас в доме еще должна проживать сестра с сыном. Правда, последний раз Вика видел их три года назад в Мос кве, когда они попытались обосноваться в столице, но, поскольку им это не удалось, сестра вернулась в дедушкин дом, хотя, как она опасалась, к тому моменту его мог занять кто угодно, превратив уютное жилье в коммуналку.

Стряхнув наваждение, вызванное потоком воспоминаний, Вика подошел к двери и нажал ручку. Львиная лапа привычно пошла вниз, но, похоже, замок был закрыт на ключ. Безуспешно подергав дверь, Вика поймал конец свисавшей вдоль косяка цепочки и потянул. Однако, судя по тому, что цепочка просто болталась, колокольчика там, за дверью, не было вовсе.

С минуту недоуменно постояв перед закрытой дверью, Вика хлопнул себя ладонью по лбу и тихо рассмеялся. Да конечно же, дом наверняка заселили, и новые жильцы, как и везде, первым делом наглухо закрыли парадное, а потом неизвестно почему дружно начали пользоваться черным ходом.

Вика торопливо обошел дом, через незапертую боковую калитку проник во двор и принялся недо уменно осматриваться. Царившее здесь запустение поразило Иртеньева. На месте благоухавшего раньше цветника оказалась замусоренная площадка, деревья, затенявшие беседку, были вырублены, а от нее самой остался только колотый фундамент. И завершала картину общего разора натянутая поперек двора бельевая веревка, на которой сушились какие-то обноски.

Вика повернул голову, посмотрел вверх и облегченно вздохнул. Большой балкон с вычурной деревянной балюстрадой все так же нависал над верандой, и в широком окне мезонина не было ни одного выбитого стекла.

Вика улыбнулся, и тут снова нахлынувшую было волну воспоминаний оборвал прозвучавший за спиной женский голос:

— Гражданин, вам кого?

Вика резко обернулся и увидел, что на крыльцо флигеля вышла пожилая женщина, державшая в руках таз со свежевыстиранным бельем. Иртеньев подошел ближе и, остановившись шагах в трех от ступенек, сказал:

— Здравствуйте, уважаемая. Я из Москвы, проездом. Вы мне, случайно, не подскажете, как мне найти… — Вика полез в карман, вытащил первую попавшуюся бумажку и, сделав вид, что сверился с ней, наконец-то закончил: — Богданович, Софью Егоровну…

— Егоровну? — женщина удивленно воззрилась на Иртеньева. — А что такое?

— Видите, тут такое дело, — слегка замялся Иртень ев. — Меня просили передать…

— Эва, милок, хватился! Померла твоя Егоровна, — женщина оперла тяжеловатый таз о перила. — Год уже как померла.

— Как умерла? — опешил Вика.

— А так, — женщина снова подняла таз. — Некогда мне с тобой, милок, растабаривать, у меня вон работа…

— Позвольте помочь, — нашелся Вика и, приняв из рук женщины таз, пошел следом за ней к натянутой через двор веревке.

Не ожидавшая такой любезности женщина сразу подобрела и еще на ходу, доставая из таза туго скрученную мокрую простыню, начала выкладывать начистоту:

— Скажу тебе по правде, прихварывала она здорово. Так и опять же, понимать надо, была хозяйкой, а стала жиличкой… — женщина ловко закинула на веревку отдающую влажным теплом простыню и, роясь в тазу, закончила: — Ну а обратно кады расселять собрались, и вовсе слегла…