Обычные приключения: Повесть. Рассказы
Шрифт:
— …когда действие началось в прошлом и переходит в настоящее, — заключила ученица.
— Правильно! — похвалил он менторским тоном. — Скажем, такое предложение: «Я влюбился в девушку по имени Власта».
Она вытаращила на него глаза:
— Это надо переводить?
— Да нет, просто ты должна это учесть, — сказал Ярда, обнимая ее здоровой левой рукой.
— Такого учителя я могу и полюбить, — прошептала Власта и закрыла глаза.
Такой «грамматикой» они продолжали заниматься до самого вечера.
Солнце было в зените, когда назойливый звук циркулярной пилы внезапно замолк.
— Обед, —
Тут же разнесся звон колоколов костела. Ярда взял у нее курс лекций.
— Нам осталось отработать еще одно упражнение. Тебе уже не хочется?
— Голова не соображает. Лучше пойдем обедать.
Ярда не стал ее отговаривать. Ведь они уже отработали целый раздел, что было совсем неплохо. Сзади себя они услышали рычание собаки, которая бегала с распухшим языком. Они встали и направились к кухне, откуда доносились приятные запахи.
За столом они увидели дедушку Хохолача, который помешивал ложкой горячий гуляш и бросал в тарелку кусочки хлеба.
— А вы знаете, пани, что перцы к нам завезли, собственно говоря, румынские словаки. Когда-то мы ничего подобного не знали. На третий год после войны мы были у них в Новом Пршеворове, это в пяти-шести километрах отсюда. Им тогда потребовались загонщики в охоте на зайцев и фазанов. После выселения немцев все они поселились в одной деревне. Принимала нас пожилая крестьянка. Она дала каждому по краюшке хлеба с заячьим паштетом, по четвертинке вина, а на тарелке подала вот такие перчики. Я решил их попробовать первым, укусил, но ни проглотить, ни выплюнуть не смог. Во рту так защипало, что брызнули слезы. Ребята, помню, спрашивают: доброе ли кушанье? А я мотаю головой, мол, конечно. Через пару минут все мы дружно плакали и чихали, но семена все же взяли. И видите, теперь даже трудно представить гуляш без этих ужасно жгучих штуковин.
Можно было только удивляться тому, с какой проворностью Хохолач управился со своей порцией: ведь ел он всего тремя зубами — один скромно торчал сверху на правой стороне, а два других снизу. Дома у пего был новый протез, но носить его он отказывался, говоря, что протез пригодится в гробу, там он не будет ему мешать.
Хохолач доел, вытер губы рукой и встал.
— Пойду, пани, пропущу свежего пивка. За пилой заедем вечером на тракторе. Сам-то я с ней, окаянной, уже не справлюсь, а ваш молодой с такой рукой мне не помощник.
Смотри-ка, он уже считает Ярду членом семьи. Пани Урбанкова прервала его:
— Нам нужно, сосед, рассчитаться. Сколько мы вам должны?
— Околько дадите, так и будет хорошо, пани. Я был у вас три раза.
— Значит, сто пятьдесят крон, как обычно. И немного вам на пиво. — Она прибавила десятикроновую бумажку.
— К чему это? Не надо. Если что-нибудь потребуется, скажите. — Дед вернул десять крон и обратился к Ярде: — Пойдем выпьем пивка вместе?
— Сходи, а я помогу маме, — предложила Власта.
— Хорошо, я догоню вас, — согласился Ярда и побежал в свою комнату за деньгами.
Хохолача он догнал возле дома секретаря, который за прошедшие два дня изменился до неузнаваемости: появились строительные леса, под окнами выросла гора песку, возле дома — смеситель строительного раствора, груда кирпичей. Секретарь прибивал толстую доску к стойке.
— Пойду с вами! — крикнул он и, спрятав топор за дверь, присоединился к их компании.
— Кто здесь самый старый житель деревни? — поинтересовался Ярда.
Секретарь задумался, а потом сказал:
— Мне думается, сосед Хохолач. Так ведь?
— Вроде бы так, — согласился
дед. — Мы приехали сюда после выселения немцев. Здесь была целая колония — восемь-девять семей. Никто не выдержал, только Коцоурек, но и он через несколько лет умер. Потом был Винцек Сыровы, где он умер, никто не знает.— Между прочим, перед войной здесь немцы не проживали. Рассказывали, что несколько семей выехали внутрь страны. Из них никто не возвратился?
— Трудно сказать, парень, — отвечал секретарь. — Видно, прижились где-то. Некоторые приезжали посмотреть и снова уехали. Насколько я знаю, три семьи осели где-то под Тршебиче. Деревенский труд дается тяжело, а забывается легко. Там у них фабрики под носом, рядом лес, к чему гнуть спину на поле? А другую работу надо искать за много километров. Молодежь к лесу, конечно, привыкает, но ведь это каторжный труд, приходится вкалывать и в дождь, и в мороз. Но я не променял бы свою работу на другую. А вы, сосед? — повернулся секретарь к Хохолачу.
— Правду говоришь, привыкли мы к этому месту, — согласился дед.
В трактире они уселись за один стол. Ярда заказал себе пиво, от рома отказался:
— Мне нужно иметь ясную голову, занимаюсь с Властой английским языком.
— Видел вас вчера одним глазком, — ухмыльнулся Хохолач, — да вы никого не замечали.
— Оставьте его в покое, ведь они молодые, — взял под защиту Ярду секретарь. — А как у тебя дела, написал свой трактат?
— Написал, но кое-чего еще не хватает. Вот если бы найти человека, который проживал тут в сорок пятом году.
— Поговорил бы со старым Хенке, — предложил Хохолач.
— Я о нем уже слышал. Говорят, живет по другую сторону границы, в Тифенбахе. Но как его найти? Мне неизвестно, когда он сюда приезжает.
— Это я тебе скажу. Должен появиться на этой или на следующей неделе. Исполняется годовщина смерти его сына. Потом он побывает в день поминовения усопших [4] , а в первую неделю апреля приедет на могилку жены. Иногда он приезжает просто так, когда взбредет в голову.
4
Католический праздник, отмечаемый 2 ноября. — Прим, переводчика.
— Он знаком тут с кем-нибудь?
— Со, наверное, со всеми знаком. Тогда, в сорок шестом — сорок седьмом годах, мы границу всерьез не принимали. Временами наведывались к ним, а чаще они приезжали к нам. После войны у австрийцев была разруха, плохие дела с питанием, вот они и приезжали за салом, мукой, другими продуктами. Помогали не всем. Если приходили бывшие нацисты или гитлеровские подпевалы, то могли просить хоть на коленях, никто ничего не продавал. Мы сообщали о них своим пограничникам или в органы безопасности. Именно Хенке всегда без утайки сообщал нам о таких людях.
Ярда слушал внимательно и думал о том, с каких давних пор поддерживается связь через границу.
— Я слышал, что Хенке занимается контрабандой, — осторожно забросил он удочку. Оба местных жителя переглянулись.
— Всегда болтают больше, чем есть на самом деле, — махнул рукой секретарь. — Заходи сюда вечером и присмотрись: у каждого второго увидишь австрийскую зажигалку. Или возьмем помидоры. Тебе показала пани Урбанкова свои помидоры? Саженцы она брала у моей жены, а у нее они появились неизвестно откуда, но привез их сюда, как и зажигалки, Хенке. Обычно люди сами заказывают. Не дело это, но на таких мелочах не разбогатеешь.