Обычный день

– До свидания, сынок.

– До свидания, папа, – сказал Джозеф, и они торжественно пожали друг другу руки. – Береги себя.

– Хороших тебе каникул, – пожелал отец.

Поднявшись по лестнице к поезду, Джозеф услышал, как мать сказала:

– И позвоните нам, когда приедете, и будьте осторожны…

– До свидания, до свидания, – повторил Джозеф и зашел в вагон.

Отец купил ему билет на двойное сиденье и, устроившись, Джозеф повернулся к окну, как добрый и внимательный сын. Отец как-то не очень по-мужски махал ему, быстро и уверенно кивая, как бы напоминая, что все будет хорошо, что они все прекрасно придумали, а мать, нервно сжав пальцы, подошла к окну и принялась что-то говорить. К счастью, никто из пассажиров вагона ее не слышал, но все, оставшиеся на платформе, наверняка в подробностях узнали о ее тревогах, о том, что она передумала отпускать сына одного и сейчас же войдет в поезд, чтобы ехать с ним вместе. Джозеф кивнул, улыбнулся и пожал плечами, показывая, что он ничего не слышит, но мать продолжала говорить, время от времени нервно глядя на паровоз, будто опасаясь, что этот монстр увезет от нее Джозефа прежде, чем она убедится, что с ним все будет в порядке. Джозефу казалось, и была в этом некоторая справедливость, что в последние дни мать пересказала ему все мыслимые подробности о том, как он один будет добираться к дедушке, и о том, как она беспокоится. Свои рассуждения мать всегда заканчивала пожеланиями: «Будь осторожен», «позвони нам, как только доедешь» и «не забывай писать». Потом поезд дернулся, застыл на миг и слегка сдвинулся с места. Джозеф отступил от окна, продолжая махать и улыбаться на прощанье. Он был уверен, что мать еще раз повторила, глядя на отъезжающий поезд: «Ты уверен, что с тобой все будет в порядке?» Она послала ему воздушный поцелуй, и Джозеф шутливо от него уклонился.

Джозеф в прекрасном расположении духа обдумывал открывавшиеся перспективы. Поезд медленно увозил его от матери и отца. Путешествие занимало чуть больше трех часов, он знал название станции и надежно прятал билет в кармане пиджака; хотя мамины опасения его мало трогали, он все же несколько раз украдкой ощупал карман, чтобы убедиться – билет на месте. Джозеф прихватил в дорогу полдюжины комиксов – роскошь, которую ему обычно не разрешали – и шоколадную плитку; у него были чемодан и кепка, и он лично проследил, как упаковали его перчатку для бейсбола. В кармане брюк хранилась долларовая купюра, потому что мать считала, что в дорогу на всякий случай необходимо взять немного денег (а вдруг случится крушение поезда, хотя отец и убеждал ее, что в случае крупного стихийного бедствия жертвы не оплачивают расходы) или на случай жизненно важных трат, на которые не хватит средств у дедушки. Отец считал, что Джо полагается иметь при себе немного денег на случай, если ему захочется что-нибудь купить, а также потому, что человек не должен путешествовать совсем без средств.

– А вдруг Джозеф познакомится с симпатичной девочкой и решит угостить ее обедом, – сказал отец и подмигнул Джо.

Подумав о комиксах, чемодане, билете и шоколадной плитке и чувствуя незаметное, но ощутимое присутствие в кармане долларовой купюры, Джо откинулся назад на мягкое сиденье, посмотрел в окно на дома, неуклонно проезжавшие мимо, и сказал себе: «Вот это жизнь!»

Прежде чем окунуться в роскошный мир комиксов и шоколада, он некоторое время просто смотрел в окно, наблюдая, как дома его родного города исчезают позади, а впереди, на ферме деда, его ожидало лето среди коров и лошадей и, возможно, соревнования по борьбе на траве; позади остались и школа с ее бесконечными тревогами, и мать с отцом. Джозеф подумал, не стоит ли мать до сих пор на перроне, глядя вслед поезду, однако вскоре выбросил эти мысли из головы. Вздохнув, он устроился поудобнее и выбрал комикс, в котором рассказывалось о приключениях могущественного мага среди враждебных африканских племен. «Вот это жизнь», – сказал он себе снова и взглянул еще раз в окно – там он увидел мальчика, своего ровесника, тот сидел на заборе и смотрел на проходившие мимо поезда. На минуту Джозефу пришла в голову мысль помахать мальчику, но он решил, что это ниже достоинства путешественника; кроме того, мальчик на заборе был одет в грязный растянутый свитер, при виде которого Джо поежился в своей чистейшей куртке с жестким воротником и с тоской подумал об удобной старой рубашке с эмблемой «Бруклин Доджерс», которая лежала в его чемодане. И тогда, как только ему в голову пришла предательская мысль переодеться и приехать к дедушке не в городском костюме, все рассуждения были вытеснены из его головы жестоким и бессмысленным ударом. Кто-то сел рядом с ним, тяжело дыша, и, ощутив приторный запах духов и услышав шуршание ткани, – несомненно, шелест платья, – Джо догадался: в его рай вторглась какая-то женщина.

– Это место занято? – спросила она.

Джо не повернул к непрошеной гостье головы, тем самым отказываясь признать ее существование, и все же безразлично ответил:

– Нет, не занято.

«Не занято, – думал он, – а я разве здесь не сижу? Разве не достаточно пустых мест в поезде, где она могла бы сесть, не приближаясь ко мне?»

Джозеф, казалось, погрузился в созерцание пейзажа за окном, однако втайне отчаянно желал, чтобы женщина вдруг обнаружила, что забыла чемодан, или поняла, что у нее нет билета, или вспомнила, что не закрыла дома в ванной кран… Что угодно, лишь бы ей пришлось выйти из поезда на первой же станции и оставить Джо в одиночестве.

– Далеко едешь?

«Еще и разговоры, – подумал Джо. – Мало того, что заняла мое место, теперь еще и все уши прожужжит своей болтовней».

– Да, – сказал он. – В Мэрритаун.

– Как тебя зовут?

Благодаря богатому опыту общения со взрослыми, Джо мог бы ответить на все ее вопросы одним предложением: мне девять лет, я хожу в школу, и, нет, мне не нравится школа, и если вы так уж хотите знать, чему я учусь, то сказать мне нечего, потому что мне не нравится школа, я люблю кино, и сейчас еду к дедушке, а больше всего на свете я ненавижу женщин, которые усаживаются рядом со мной и задают глупые вопросы, и если бы мать не учила меня целыми днями хорошим манерам, я бы, наверное, собрал свои вещи и пересел на другое место, а если вы не перестанете задавать свои вопросы…

– Как тебя зовут, малыш?

«Малыш, – горько повторил про себя Джо, – вдобавок ко всему еще и малыш».

– Джо, – сказал он.

– Сколько тебе лет?

Он с трудом поднял глаза и увидел, как в вагон входит кондуктор; глупо надеяться, что эта «прилипала» забыла свой билет, но может ли существовать хоть какая-нибудь вероятность того, что она села не в тот поезд?

– У тебя есть билет, Джо? – поинтересовалась женщина.

– Конечно. А у вас?

Она засмеялась и сказала, по-видимому, обращаясь к проводнику, так как заговорила не тем голосом, которым женщины разговаривают, обращаясь к маленькому мальчику, а тем, который используют, разговаривая с проводниками, таксистами и продавцами.

– Боюсь, у меня нет билета. Не хватило времени, чтобы его купить.

– Куда вы едете? – спросил кондуктор.

Интересно, ее снимут с поезда? Джо посмотрел на женщину с нетерпением и надеждой. Неужели его отчаянные молитвы услышаны, и ее действительно прямо сейчас снимут с поезда?

– Я еду в Мэрритаун, – ответила она, и уверенность Джо в слабоволии и непоследовательности взрослых нашла свое подтверждение: кондуктор вырвал страничку из узкого длинного блокнота, который держал в руках, пробил в ней дырку и сказал женщине:

– Два семьдесят три. – Пока она искала в кармане деньги, – «Если она знала, что придется купить билет, – с отвращением подумал Джо, – то почему не приготовила все заранее?» – кондуктор взял билет Джо и улыбнулся.

– А вот ваш мальчик успел взять билет.

Женщина улыбнулась в ответ.

– Он приехал на станцию раньше меня.

Кондуктор дал ей сдачу и пошел вперед по вагону.

– Забавно… он решил, что ты мой сын, – заметила женщина.

– Да, – коротко ответил Джо.

– Что ты читаешь?

Джо устало положил комиксы на колени.

– Комикс.

– Интересно?

– Да.

– Посмотри-ка, к нам заглянул полицейский.

Джо посмотрел туда, куда указывала женщина, и увидел – он бы не удивился, окажись там вовсе не полицейский, так как прекрасно знал, что большинство женщин не отличают полицейского от почтальона, – что это, несомненно, полицейский, и что он осматривал пассажиров вагона так, будто здесь ехал убийца или вор, промышляющий кражей драгоценностей. Осмотрев вагон, полицейский подошел к последним местам, где сидели Джо и женщина.

– Имя? – сурово спросил он женщину.

– Миссис Джон Олдридж, – быстро произнесла женщина. – А это мой малыш, Джозеф.

– Привет, Джо, – сказал полицейский.

Джо, потеряв дар речи, уставился на полицейского и кивнул.

– Где вы сели в поезд? – спросил полицейский у женщины.

– В Эшвилле.

– Не заметили где-нибудь женщину вашего роста и телосложения, в меховом жакете? Она тоже села в Эшвилле.

– Не припоминаю, – покачала головой женщина. – А что случилось?

– Она в розыске, – пояснил полицейский.

– Смотри по сторонам, – обратился он Джо. – Может, получишь награду.

Полицейский прошел по вагону, останавливаясь время от времени, чтобы поговорить с женщинами, которые ехали сами по себе. Когда за ним закрылась дверь в дальнем конце вагона, Джо обернулся к сидящей рядом с ним женщине.

– Что вы сделали? – спросил он.

– Украла немного денег, – ответила она и улыбнулась.

Джо улыбнулся в ответ. Если бы его допросили с пристрастием, он бы сознался, что до сих пор только свою мать считал доброй и красивой, однако сидевшую перед ним женщину он тоже назвал бы весьма привлекательной, возможно, под давлением обстоятельств и окружавшего ее ореола таинственности и дурной славы. Она выглядела очень мило, у нее были пушистые волосы, ласковая улыбка, помады и прочей косметики на лице совсем не много, и меховой жакет роскошный и очень мягкий на ощупь. Более того, когда она улыбнулась ему, Джо абсолютно точно понял, что не будет больше глупых вопросов о возрасте и школе, и он дружески улыбнулся женщине в ответ.