Обыкновенный дракон

Вэйланд убрал последние проверенные документы в ящик стола, встал и потянулся. Телу требовалась хорошая прогулка. Спать сегодня он уже не будет до самого вечера, пока не закончится Народное Собрание, и простой люд не начнёт разъезжаться. Потом можно будет отправиться домой, к своим, скучающим по вечно занятому главе семьи.

Он вышел из кабинета, закрывая его на артефакт, миновал длинные коридоры Академии, через полчаса вышел в город и зашагал по центральным улицам, периодически останавливаясь, чтобы переброситься парой информационных фраз с ратниками и переодетыми ликторами, изъявивших помочь.

Дошагал до Ворот, и там-то возникла суета. Завидев старшего дознавателя, к нему подбежал ратник с нашивкой младшего стража:

– Ваша милость, – парень лет двадцати пяти указал на пространство над воротами, – крестьянина одного убили, когда он спал. И вот…

Привратный страж протянул руку с зажатым кулаком, раскрыл его, и в свете просыпающегося Глаза Алатуса блеснула серебряная монета. Профиль несуществующего принца Арженти на решке вместо цифры. Тайный Орден бездельников снова напомнил о себе.

Но зачем убивать крестьянина, своего?

– Веди! – холодно приказал Вэйланд, и страж побежал впереди, раздавая приказы пропустить важного эве.

По словам ратника, его отряд был вызван младшим сыном убитого крестьянина. Он (сын) вернулся ещё до рассвета, чтобы напоить коней, и обнаружил хладное тело отца. Большинство свидетелей, ночевавших вместе с убитым, к приходу стражей разбежались. Остались двое – оба крестьяне с юга. Того, что тощий, зовут Хирам, второго, посолидней, – Уилбер.

– Эти почему не сбежали? – заинтересовался Риуз.

Страж ткнул пальцем в спину тощему, где расползлось тёмное пятно на правом боку:

– Кровь убитого, якобы спал рядом. Далеко не ушёл бы всё равно. А второй знакомый, вместе вели торговые дела. Просит отдать тело, чтобы отвезти домой.

Риуз машинально поправил артефакт – диск с кристаллом в центре, какой носили все дознаватели для сохранения ментальной информации, – помедлил, рассматривая понурые спины свидетелей, ещё не замечающих его, и задал вопрос стражу:

– Твоё имя, ратник?

– Зандер-безродный, ваша милость.

– Откуда взялась монета? – Риуз поднял в пальцах серебро недавней чеканки, ещё не потёртое, без царапин. Похожее по качеству на южные золотые монеты, которые тайно сбывали приезжие у ростовщиков.

– Сказали, что лежала рядом с телом убитого, точнее, была зажата в его зубах.

Ясно. Стража основную работу проделала, детали оставила высшей инстанции, как и положено по инструкции.

– Благодарю, Зандер, – Вэйланд кивнул молодому стражу и коснулся кристалла, отправляя информацию с памятью о страже, для составления будущего протокола и на всякий случай, ибо парень казался толковым. По глазам видно, разузнал всё, но продолжает придерживаться субординации и не говорит лишнего.

При виде старшего дознавателя подозреваемые бухнулись на колени, взывая к справедливости. Тощий по имени Хирам пытался надавить на жалость: он не при чём, всего лишь спал рядом, и ничего не слышал, не говорил лишнего, он законопослушний либертанец, а дома у него дети и больная жена, которая ждёт лекарство, – нельзя ему в казематы…

Дознаватель поднятием руки остановил его неуверенные причитания (чувствовалась некая упрямая гордость в нищем):

– Твоё имя?

– Хирам-безродный, – уныло назвался крестьянин и склонил голову. Над ней вознеслась рука дознавателя, считывая правдивость имени. Оно, действительно, было подлинным. Прозвучал второй дежурный вопрос, и так же, не поднимая лица, мужчина дал ответ: – Предлесье, Ляни… – а затем завёл свою песню. – Милосердный эве, да зачем же мне врать? Жена моя, Делия-безродная, ждёт меня с лекарством, кашель у неё не проходит… И у дочери тоже… Отпустите, милосердный эве…

– Хватит! – нахмурился Риуз.

Все казематы были заполнены, только вчера управляющий Мешка жаловался на зреющий бунт заключённых, просил вывезти хотя бы часть. А куда Вэйланд их повезёт и как, когда в самом Ааламе уже не протолкнуться? Пришлось последних задержанных закрыть в подвальном зале Академии, хотя убирать за ними потом желающих будет мало:

– Рассказывай всё, что знаешь. Не вынуждай меня задавать наводящие вопросы.

И крестьянин торопливо и, одновременно, уверенно начал рассказывать. О том, как познакомился с Лютером по дороге. Южанин был щедр и добр. О вечернем ужине, который не предвещал ничего ужасного: все разговаривали, ели и пили, вознося тосты за здоровье щедрых хозяев жирной снеди. Болтали о всяком и о неспокойном юге в том числе. Об алатусах, живущих на вершинах горной цепи и покупавших у Лютера продукты. О том, что месяца два назад Лютер или его сосед помог схватить двух алатусов. Все, сидевшие у костра, слышали эту историю, но большинство, кажется, не поверило в существование алатусов вообще, хоть и складен был рассказ Лютера.

Второй крестьянин, к которому до сих пор не обратились, но который имел возможность слушать объяснения другого, периодически кивал, подтверждая правдивость слов Хирама-безродного.

– Назови имена всех присутствовавших и опиши их, представь их, – Вэйланд кивнул Зандеру, чтобы тот зафиксировал показания.

Однако крестьяне переглянулись. Разумеется, сейчас они начнут юлить и путать приметы, имена. Поэтому Вэйланд сунул два пальца в кошель, выудил серебряную монету с профилем Либериса Третьего и протянул мнущемуся Хирону:

– Это тебе за содействие Дознанию. Ты знаешь, что за монету нашли в… рядом с твоим знакомым… ныне мёртвым?

Тот колебался недолго. По его глазам было видно: жизнь живущего в Предлесье не являлась мёдом. Монету взял и отработал её с заметным достоинством, сразу переходя к важному:

– Я не рассматривал тех людей, ваша милость. Запомнил одного. Очень он подозрительным казался. Спрашивал про захваченных алатусов… И лёг… – Хирам испуганно посмотрел на Уилбера, – …и лёг аккурат по-назад Лютера…

– Как он назвался?

– Простите, ваша милость, от страха всё смешалось в голове. Ала… ала…

– Аластэир, – пришёл на помощь Уилбер.

Старший дознаватель полуудивлённо поднял правую бровь. “Аластэир” – что значит “слава драконам”. Толсто, но упрощает дознание. Над Уилбером также вознеслась ладонь, и его имя было проверено и занесено в артефакт, сохраняющий память об услышанном.

Молодой человек ничем особенным не запомнился. Обычные тёмные глаза, лицо как лицо, разве что его длинные волосы, собранные в хвост, обратили на себя внимание да кольцеобразная медная серьга в ухе. И весь он сам походил на зажиточного, ибо ел-пил неохотно, со слишком сытым для безродного видом.

По всему выходило, что эти оказались втянутыми историю случайно. Покойный пострадал за свой язык. В самом деле, сейчас, когда по Ааламу кто только не шатается, разве можно откровенничать? Описание внешности явного убийцы, само собой, распространят и будут искать. Не исключено, что адепт наглого Ордена, вообразивший себя мстителем, будет присутствовать во время речи Либериса Третьего на площади. Там-то его и возьмут, пока парализующие артефакты будут действовать… А мог и сбежать, затаиться. Умный так бы и сделал.