Очарование темноты
Шрифт:
ГЛАВА ВТОРАЯ
Замки-болты с цифровыми дисками получили скорые отклики. Пришли первые телеграммы, в которых просилось назвать номера для открывания замков. И почти во всех изъявлялось желание приобрести замки и называлось количество в сотнях и тысячах штук заказов по опробовании рекламных образцов. Появились первые представители оптовиков. Один из них предлагал монополию на продажу. Это было очень выгодно. Но в рекламном отношении оказывалось неразумным. Замки в этом случае получили бы узкое распространение в какой-то одной сфере торговли и на одной территории.
Замки не могли дать по их спросу. Родион нервничал,
— Ты в чем-то изменяешь себе, Тонни, — сказал Скуратов. — Ты же утверждал удешевление?
— Смотря по покупателю. Кто будет покупать эти амбарные и магазинные замки? Твой отец, что ли? Или наши рабочие? Лавочники будут брать их! «Надувалы-аршинники». С кого же взять, как не с них? С кем же уравновешивать наши торгашеские взаимности, как не с ними, и не такими способами?
— А репутация фирмы, Тонни? Наше реноме? Мы же выходим на большой рынок, Тонни! Есть заграничные заказы... В Данию и Францию!
— Тем более. Они с нас дерут, а мы что? Что же, мы должны играть в Алешу Карамазова или в Филарета Милостивого?
— Но как объяснить? Как аргументировать, Тоник, повышение цены?
— Придумаем. Новая марка стали. Еще один диск! Запасные диски.
— Зачем?
— Как зачем? Не нравится фабричный шифр номеров дисков — ставь свой! Откусывай нужный зубец на каждом диске, и только ты будешь знать тайну номеров открывания своего замка!
— Ты гений, Платон!
— Об этом я знал задолго до моего рождения. А ты, Родик, осел.
— В этом я убедился только минуту тому назад! Драть с них! Драть! А как и где об этом объявить?
— Через неделю выходит первый номер газеты «Шалая-Шальва». Штильмейстер напишет, Сверчков нарисует замки «ин корпора» и в разрезе...
Заказы были приторможены, а затем приостановлены. Инженер-англичанин с русской фамилией Левитин занялся способом «удорожающего удешевления» замка. Платон занялся Гранилиным. Он приехал поздравить на две недели позднее других Клавдия и Агнию, а заодно сообщить, что вчера сгорел дом Кузьмы Завалишина по «божьей милости».
— Очень странно, Кузьма Тарасович, что дом сгорел по «божьей милости» от грозы, а вчера грозы не было.
— У вас не было, Платон Лукич, а у нас была. Короткая боковая... Тр-рах и — пых! Как порох... Сушь же, сушь... И попасть в дом нельзя. Заколотил же его беглец...
Гранилин подробно рассказывал о причинах пожара и как-то очень старательно доказывал, что дом сгорел от молнии, вкатившейся «вот таким шаром».
— Вы видели?
— Я?.. Я — нет, народ видел. Люди видели...
— Ну хорошо, Кузьма Тарасович, видели так видели. Больше будет свидетелей на суде, и Завалишину никого не придется подозревать в поджоге. Никого, как я думаю, кроме бога.
— Сущая правда. А с бога какой же спрос, когда он сам спрашивает.
— Он и спросит. А теперь, Кузьма Тарасович, позвольте спросить лично вас. Не через посредников. Надумали ли вы погореть по милости господина рынка и госпожи цены или вы захотите сдать ваш завод в длительную аренду с правом получения половины чистой прибыли? Вам не будет никаких хлопот, кроме потери времени на получение прибылей. А через положенный срок, если вы захотите, получите обратно ваши мастерские современным заводом, со всем, что в нем будет преображено и вновь построено.
Подумайте прежде, чем отвечать, Кузьма Тарасович. Подумайте! Завтра я этого не предложу. Не скрою: расположение ваших мастерских для фирмы выгодно близостью к Шальве и тем, что не нужно строить жилищ рабочим.Гранилин вспылил:
— Ни в жисть!
— Ни в жисть так ни в жисть! А теперь советую вам не сообщать лично Завалишину о пожаре дома. Он горяч. И не очень изощрен в мышлении. И первое, что ему придет в голову...
— Пусть приходит. И даже лучше. Пусть знает, что его бог наказал за меня.
— Вы нетрезвы, Кузьма Тарасович. И он в субботу позволяет себе некоторые излишества. А мне не хочется, чтобы в Шальве кому-то испортили черепную коробку... До свидания... Вон и Клавдий. Идите поздравьте его...
При этих словах за окном дворца послышался голос:
— Пропустите меня! Я зарублю поджигателя отцовского дома! Мне везде есть вход! Пустите... я Завалишин!
Завалишина связали кучера. Гранилин через калитку парка убежал лесом, не успев поздравить Клавдия и Агнию.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Молодая чета Акинфиных разместилась в левом крыле дворца. Комнаты заново меблировались под наблюдением Жюли.
Лия близко сошлась с Агнией. Не одно приближающееся материнство обеих молодых женщин сблизило их, но и общность взглядов.
Агния, воспитанная в частном Московском пансионе, кажется, оставила там и то немногое, что она унаследовала от родителей. Только материнские черты лица и ее же добродушие изобличали в ней Молохову. Она, как и Цецилия, принадлежала к тому роду бессребрениц, которые пренебрегали деньгами, зная, что они есть. А как, откуда и почему они есть, до этого они не позволяли себе снисходить.
Василий Митрофанович внес на первый случай в овчаровскую Кассу пятьдесят тысяч рублей и сказал:
— Это тебе, Клавик... Агашин пай до нового года. В счет наследственных прибылей. Трать их по усмотрению или без него — твое дело.
Молохов вручил чековую книжку Кассы. Зять поцеловал руку тестя.
Жилось Клавдию скучновато. Любка, что взбивала теперь вдвое больше подушек, не могла уже скрасить жизнь. Начала жухнуть и толстеть. Отцвела! Меркла для него и Агния. С ее приездом Клавдий лишился привычных жгучих увлечений. А иных занятий не было. Поэтому Клавдий решил заняться заводскими делами.
Побывав в цехах, поговорив с Родионом, он узнал, что металл главный материал, и записал в маленькую карманную книжечку: «Металл — это главный материал наших заводов». Записал и другие слова. Название инструментов, станков, специальностей рабочих. Надо же знать. Он же на вывеске. А вдруг что-нибудь случится с Платоном... Его уже чуть не прихлопнуло прогнившим потолком. И если бы это случилось, то Клавдию пришлось бы на вывеске остаться одному. Поэтому во имя продолжения рода нужно кое-что знать о заводах.
За эти скучные дни ему стало известно, что за железо его второму папан приходится платить дороже только потому, что домны близко и железо дешево доставлять, но это железо хуже демидовского. И он решил поговорить с Молоховым. Решил, зная пословицу «Услужливый дурак опаснее врага», но не допуская, что она может относиться и к нему.
Василий Митрофанович, стиснув челюсти, выслушал Клавдия и сказал:
— Хорошо, зятек, я прикину, и что могу, то и сделаю. Иди. Тещенька тебя тенарифчиком попотчует. Заказные бутылочки у нее еще, пожалуй, не заплесневели...