Очарованная душа

(Аннета не лгала, говоря это, – она просто приводила те доводы, которые заслоняли истину от нее самой.).

– Не смеши меня! – возразила Сильвия. – Разве такая женщина, как ты, способна прожить без любви?

– Ненавижу ее! – сказала Аннета. – Но больше она уже меня не настигнет, нет! Теперь у меня есть защита.

– Вот так защита! – воскликнула Сильвия. – Ни от чего он тебя не защитит, это тебе придется его защищать. Ты не хочешь связывать себя браком, а подумала ты, как тебя свяжет этот живой комочек, какая это обуза?

– Это счастье! Как вспомню, что скоро он будет лежать у меня на руках! Мои руки так долго тосковали по этой ноше!

– Ты жизни не знаешь, потому так и говоришь. Кто его растить будет?

– Я.

– А как же отец! Ведь он имеет права на ребенка.

Новая судорога гнева пробежала по лицу Аннеты… Права! Права на ее ребенка!.. Да, это и его ребенок, ребенок того мужчины, зачатый в мгновение слепой страсти; отец позабыл об этом мгновении, а ее оно связало на всю жизнь! «Ни за что!.. Ребенок мой, мой!» Вслух она сказала:

– Сын будет мой и больше ничей!

– Он выберет, кого захочет.

– Я знаю, кого он выберет!

– Обольстительница!.. А если он все-таки упрекнет тебя потом, что ты его лишила отца?

– Я заполню его сердце так, что в нем не останется даже самого маленького местечка для кого-нибудь другого.

– Ты чудовищная эгоистка!

– Ну да, я же тебе говорила.

– И будешь за это наказана!

– Что ж, если я не заставлю себя полюбить, тем хуже для меня! Но нет такой силы, которая помешала бы мне любить его и отняла бы его у меня.

– Если он тебе вправду так дорог, ты должна прежде всего думать о его будущем. Немало женщин ради ребенка выходят замуж за тех, кто им не по душе…

– Ну, знаешь, Сильвия, это просто возмутительно! – сказала Аннета. – Ставить мне в пример женщин, которые из любви к ребенку обрекают себя на жизнь, полную лжи, а то и ненависти! Ты мне напоминаешь ту мать, которая говорила дочери, что ради нее она не ушла от мужа, хотя их семейная жизнь была адом. А дочка ей ответила: «Так ты думала, что ад – подходящий семейный очаг для ребенка?»

– Ребенку нужен отец.

– А как же тысячи детей вырастают без отцов? Сколько таких, которые совсем не знали отца или лишились его в раннем детстве, и мать одна воспитывала их! И что же, разве они от этого хуже? Ребенку нужна любовь – вот и все. Почему ты думаешь, что ему будет недостаточно моей любви?

– Ты слишком надеешься на свои силы, Аннета. Знаешь ли ты, что тебя ждет?

– Знаю, знаю! Детские ручонки будут обнимать мою шею.

– А ты подумала, какой ценой люди заставят тебя платить за это? Уж лучше бы тебе быть замужней женщиной, которая изменяет мужу с кем угодно, но только не «девушкой-матерью», как они это называют! Пойти на все тяготы и муки материнства, не запасшись сперва штампом законного брака, – да это же никогда не прощается женщине вашего круга!.. Случись со мной – это куда ни шло! Такие, как я, могут распоряжаться своим телом, как хотят, – это никого не беспокоит. А твоим буржуа это даже на руку: смотри, как они, например, в «Луизе», славят свободную любовь девушек из народа! Но девушка буржуазного круга – это заповедник! Ты их собственность. Тебя можно приобрести только по контракту, заключенному у нотариуса. Ты не смеешь отдаться свободно, сказав: «Это мое право». Боже упаси, как можно! До чего мы дойдем, если собственность начнет восставать против своего владельца и заявлять: «Я свободна. Приди, сеятель!..»

Даже сердясь, Сильвия не способна была говорить серьезно.

– Общепринятая мораль создана мужчинами, – сказала Аннета с улыбкой.

– Это я знаю. Они осуждают женщину, которая посмела рожать детей вне брака и не посвятила всю жизнь отцу своих детей. И для многих женщин брак – рабство, потому что они не любят мужей. Они тоже предпочли бы быть одинокими и свободными и сами растить своих детей, но у них на это не хватает мужества. А я постараюсь, чтобы у меня его хватило.

– Бедная дурочка! – В голосе Сильвии звучало сострадание. – Ты жила до сих пор, как за каменной стеной, предрассудки и привилегии той буржуазии, которая держала тебя взаперти, защищали тебя от жестокостей жизни.

Стоит тебе вырваться на волю – обратно больше не впустят. А тогда ты узнаешь, что такое жизнь!

– Да, Сильвия ты права: до сих пор я пользовалась в жизни привилегиями. Значит, справедливо, что теперь пришел мой черед узнать те страдания, которые выпали на нашу долю.

– Слишком поздно! К ним надо привыкать с детства. А в твоем возрасте это уже невозможно… Счастье еще, что ты богата и не будешь терпеть нужды. Но есть другие мучения – нравственные… Из твоего клана ты будешь изгнана, все тебя осудят, каждый день ты будешь страдать от мелких обид и уколов… А сердце у тебя гордое и нежное. Оно будет истекать кровью.

– И пусть! Когда счастье приходится покупать дорогой ценой, оно еще слаще. Я хочу нормального человеческого счастья, честного и чистого, вот и все! И не боюсь людских толков.

– А если от них будет страдать твой малыш?

– Неужели они посмеют? Ну что ж, тогда мы будем вдвоем воевать с этими трусами!

Аннета выпрямилась и тряхнула волосами, как лев гривой.

Сильвия, глядя на нее, пыталась сохранить суровую мину, но не выдержала – расхохоталась и, пожимая плечами, сказала со вздохом:

– Бедная сумасбродка!..

Аннета спросила с вкрадчивой нежностью:

– Ведь ты-то нас поддержишь? Да? И Сильвия, неистово целуя ее, погрозила стене кулаком.

– Пусть только посмеют тебя тронуть! Она ушла. Утомленная спором, Аннета вернулась к своим мечтам. Одна победа – над сестрой – одержана! Но этот разговор оставил в ее душе смутное беспокойство, – мучило одно слово, оброненное Сильвией. Неужели ее ребенок когда-нибудь упрекнет ее?..

Она легла на спину и, сложив руки на животе, прислушивалась к тому, что творилось у нее внутри: маленький начинал уже шевелиться. И Аннета – как это часто бывало теперь – принялась беседовать с ним без слов. Спрашивала, хорошо ли это, что она решила владеть им одна; настойчиво молила его ответить, права ли она, доволен ли он ее решением. Она ведь не хочет делать ничего такого, в чем он мог бы упрекнуть ее потом! И малыш, разумеется, отвечал, что она поступила правильно, что он доволен. Говорил, что ни с кем не хочет делить ее и, если она решила всецело посвятить себя ему, она должна быть свободна и жить с ним вдвоем. Она и он…

Аннета смеялась от радости. Сердце ее было так переполнено, что слова замирали на губах. Голова у нее отяжелела, и, усталая, захмелевшая от счастья, она скоро уснула.

Когда беременность Аннеты начала уже становиться заметной, Сильвия заставила сестру уехать из Парижа. Подходила осень, и все знакомые, проводившие лето за городом, скоро должны были возвратиться. Вопреки опасениям Сильвии Аннета и не подумала протестовать. Людские толки ее не страшили, но сейчас все, что могло вызвать внутренний разлад, было для нее нестерпимо. Ничто не должно было нарушать ее душевный покой!

Сильвия увезла ее на Лазурный берег, но Аннета там не осталась. Все в этом месте мешало ей сосредоточиться. Близость моря рождала какое-то тягостное беспокойство. Аннета чувствовала себя хорошо только на суше; она способна была восхищаться океаном, но не могла жить в близком соседстве с ним. Она испытывала на себе его властное очарование, но дыхание его не было для нее благотворно: оно будило слишком много тайных томлений, поднимало со дна души то, чего Аннета не хотела признавать. Нет, только не сейчас! Еще не время, нет!.. Иногда от людей приходится слышать, что они не любят того или иного, потому что боятся его полюбить (а не значит ли это, что они уже любят?) Аннета остерегалась моря, потому что остерегалась самой себя, той опасной Аннеты, от которой она во что бы то ни стало хотела убежать.