Очарованная
Шрифт:
— Это хорошо. А тебе?
— Мне?
— Тебе он понравился?
Саймон метнул на целительницу подозрительный взгляд, но Посвященная с бесстрастным видом молча ждала ответа.
— Да, он мне понравился… если это так уж важно.
Кассандра склонила голову и, улыбнувшись, произнесла:
— Это важно, Саймон, можешь мне поверить.
— Почему?
— Этот бальзам впитал в себя все, что напоминает Ариану.
— Полночь, луну, запах роз и грозы, — задумчиво произнес Саймон, не отрывая глаз от своей жены.
— Она уже очнулась? — спросила Кассандра.
— Почти.
Кассандра
— Вряд ли она придет в себя сегодня или даже завтра, — уверенно произнесла она.
— Но последние два дня она ведет себя почти осознанно, мне даже порой кажется, что она понимает, что я ей говорю.
— Вполне возможно.
Саймон пристально взглянул на Посвященную.
— Все дело в бальзаме, — спокойно пояснила Кассандра, поймав его вопросительный взгляд. — Он переносит человека в призрачный мир, где сон и явь неразличимы, и там ему являются волшебные видения.
— Может ли такое быть?
Кассандра улыбнулась:
— Ариана будет крепко спать, но чувства ее будут бодрствовать. Как и у тебя, наяву.
— А боль — ее она тоже почувствует? — тревожно спросил Саймон.
— А ты этого хочешь?
— Боже мой, конечно, нет. Ариана уже достаточно настрадалась из-за меня, — поспешно произнес он. Потом добавил: — А в этом своем сне… она будет чувствовать еще что-нибудь?
— Что?
— Отвращение к моим прикосновениям, — резко ответил он с затаенной горечью.
— А ты чувствуешь к ней отвращение? — в свою очередь, спросила Кассандра.
— Нет.
— Она отстраняется от тебя сейчас, когда ты дотрагиваешься до нее?
— Нет. Напротив, она еще теснее прижимается ко мне.
— Вот и хорошо, — коротко заметила Кассандра. — Значит, ей уже лучше.
Саймон молча погладил длинные густые локоны Арианы, и она вновь повернула к нему голову, успокаиваясь от его ласки.
— Будет ли Ариана помнить свои сны, когда очнется? — спросил вдруг Саймон.
— Мало кто их помнит. Целительные сны, они… — Кассандра пожала плечами. — Они совсем не похожи на обычные.
Кассандра отвернулась и принялась разводить огонь в очаге, а Саймон взял узелки, которые она принесла с собой, и тщательно понюхал каждый мешочек, чтобы удостовериться, что в нем и вправду целебные травы. Обычно он растирал щепотку каждого порошка в пальцах, пробовал его на вкус и только после этого решал, готовить ли из него снадобье.
— Тысячелистник немного заплесневел, — сказал Саймон, роясь в одном из мешочков.
— А у тебя острый нюх, — лукаво заметила Кассандра. — . Мне скоро принесут свежей травы. А пока придется довольствоваться той, что есть.
Саймон недовольно поморщился, но не возразил. Перемешал несколько порошков и высыпал их в воду, гревшуюся на огне. Под пристальным взглядом Кассандры он придвинул к себе ступку с пестиком, бросил в нее немного трав и растер их энергичными движениями. Полученный порошок использовали как успокоительное.
Пряный аромат трав разлился по комнате, запахи бальзама и целительного настоя причудливо смешались. Саймон помешивал травяной чай, следя за тем, чтобы его аромат не был слишком крепким. Затем
он взял чуть-чуть снадобья, растер на внутренней стороне запястья и стал ждать его действия: он хотел удостовериться, что жидкость не вызывает ни жжения, ни зуда на коже — ничего, что могло бы помешать исцелению.— Ты очень заботлив со своей холодной женушкой, как я погляжу, — заметила Кассандра.
Саймон искоса бросил на нее взгляд черных глаз, но ничего не ответил.
— На твоем месте любой другой был бы рад увильнуть от всего этого, уж можешь мне поверить, — добавила Посвященная.
— Я не трус, сударыня.
Слова были сказаны тихо, но от них повеяло ледяным холодом.
— Всем известна твоя храбрость, — спокойно согласилась Кассандра. — Никто бы и слова не сказал, если бы тебе не удалось защитить свою жену от рыцаря-разбойника — ты ведь вступил в схватку с противником, который шутя мог уложить с десяток до зубов вооруженных воинов.
— На что ты намекаешь? — тихо спросил Саймон, еле сдерживая охватившие его злость и раздражение.
— Ни на что я не намекаю — просто дивлюсь твоей смелости.
— Посвященные «просто дивиться» не умеют.
Резкие нотки в его голосе заставили Ариану беспокойно повернуть голову. Ее пальцы крепко стиснули руку Саймона, словно в страхе, что он вдруг покинет ее.
— Удивляйся себе на здоровье где-нибудь в другом месте. — Саймон снова понизил голос: — Видишь? Ты беспокоишь мою жену.
— Как вам будет угодно, господин целитель. Только хорошенько запомни: Ариана должна ощущать лекарственный бальзам каждой частичкой своего тела.
С этими словами Кассандра быстро вышла из комнаты.
Саймон смотрел на Ариану и погрузился в невеселые размышления.
«Целитель…
Если бы это было так просто.
Если бы я смог излечить ее тело травами и ласками.
Тогда, может быть, мне удалось бы исцелить и душу моей ночной пташки.
А заодно и свою душу, в которой так же холодно и темно»
Помимо воли слова Доминика всплыли в памяти Саймона:
«Ты тоже оставил свое сердце в сарацинских землях…
Кто согреет твою душу, если ты женишься на леди Ариане?»
Ариана тихо застонала, как бы возражая кому-то или чему-то, известному только ей.
Услышав ее тихий стон, Саймон очнулся от тяжелых раздумий. Прошлое не исправить. Какое бы оно ни было — радостное или горькое, — с ним придется жить.
Саймон внезапно отвернулся от спящей жены. Несмотря на ее молчаливый, бессознательный протест, он осторожно высвободил свою руку из ее нежных, слабых пальчиков и приступил к ритуалу омовения, которому его обучила Мэг перед отъездом в Блэкторн.
Проворные, заботливые руки Саймона, пахнущие целебным мылом, слегка ослабили серебряную шнуровку платья Арианы, и оно сползло с ее плеч. Теперь Саймон больше не удивлялся тому, что Кассандра настоятельно требовала, чтобы платье Серены все время оставалось на Ариане — он сам видел, что тогда она спит гораздо спокойнее.
А когда Саймон прикасался к ней, лежала совсем тихо.
«Оправившись от болезни, позволит ли она мне супружеские ласки так же, как сейчас позволяет целительные прикосновения?»