Очаровательная блудница

— Виною всему наши пороки. Которые в прошлой жизни таковыми даже не считаются…

— Какие, например?

— Сладострастие, жажда совокупления без задачи деторождения… Ну, ты меня понимаешь.

— То есть как у животных, раз в год?

— За мгновенное удовольствие мы теряем ровно месяц жизни. На что мы растрачиваем энергию? Человек духовно умирает от постоянного полового влечения и поиска сладострастия. Отсюда появляются маньяки, педофилы, гомосексуалисты… Если готовиться целый год к брачным играм, жить в чистоте дел и помыслов… То единственное совокупление приносит космическую радость! И зачатые под кедром дети рождаются гениальными…

— Значит, ты избавилась от пороков, коль поехала искать пророчицу?

— Целый год воздерживалась! — с гордостью сказала Зарница и тут же озлилась: — А меня лишили права зачать и родить!

— Это несправедливо, — заключил Рассохин. — Куда же Сорокин смотрит? Проповедник?

— Он далеко, а Матерая этим пользуется. И хочет его опорочить, придумывает всякие мерзости. Распространяет сплетни! Найду пророчицу — все ей скажу! И если она со мной заговорит! Откроет будущее!.. Но боюсь, она будет молчать. Она всегда молчит…

— Почему?

— Потому что дала обет молчания. И нарушила его всего один раз…

В этот момент они оба враз услышали гул лодочного мотора — кто-то спускался сверху.

— Это она! — определила блаженная дрогнувшим голосом и вскочила. — Меня ищет…

— Ну и что станем делать? — спросил Рассохин.

— Спрячемся! Только нужно сидеть тихо и не думать о ней. Вообще ни о чем не думать!

— Как это — не думать? Почему?

— Она слышит чужие мысли! И может внушать свои!

— Даже так? Любопытно, интересная особа…

— Вот так все отроки! — чуть не заплакала она. — Как увидят, так сразу интересная. И Яросвет тоже…

— Успокойся, у меня траур, — заверил Стас. — Я на женщин не смотрю, на что они мне?

На всякий случай он стащил свою лодку со спальником вниз, к пойме, чтобы было незаметно с реки, а изрезанную душегубку Зарницы скомкал, скрутил вместе с насосом-лягушкой, веслами и швырнул в водоворот. Потом выбрал место среди завалов коряжника, велел блаженной забраться и лежать тихо.

— Оружие у них есть? — спросил шепотом.

— Есть. — Отроковицу начинало колотить по мере того, как вой мотора приближался. — Только я не разбираюсь, ружья какие-то…

— А подумала бы — зачем, если они хотят вписаться в природу? Представляешь сохатого с ружьем?

— Наверное, для самообороны, — слабо попыталась оправдать она. — От тех, кто оскверняет места силы…

— Да они бандиты! — оборвал он. — Только прикрываются общиной! Сама говоришь — лгут и обманывают!

— Не смей так говорить!

— У них в заложниках мой человек, полковник милиции, между прочим. И что с ним сейчас, я не знаю. Голову ему уже задурили, а может, и убили…

— Они не убьют, они только испытают! Он станет надзирающим братом.

— То есть по профессии надзирателем, ментом?

— Мы должны охранять кедровники от китайцев! Рыбу и сохатых от местных браконьеров. Лес от пожаров… Мы все должны здесь охранять!

— Почему ты их все время оправдываешь? Они же преступники. Мошенники так уж точно. От Галицына требуют продать дачу… Потом они совершают насилие. Человек может погибнуть!

— Это испытание.

— Что они сделают с Яросветом? На жерди распнут по сибирскому обычаю? Голого на комарах привяжут? Или как тебя, в мыльный пузырь — и вниз по реке?

— Иначе не заставить переоценить ценности, — горячим шепотом заговорила отроковица. — У мужчин такая природа, физиология. Надо хоть раз в жизни дать возможность человеку остаться наедине с собой и крайней опасностью. Чтобы мог заглянуть за край, а потом испытывать наслаждение и счастье от маленьких радостей. Люди сами об этом догадываются и занимаются экстримом — смотрят фильмы ужасов… Но все извращенно!

От страха к Зарнице вернулся рассудок. Или Рассохин уже начал сходить с ума, ибо со всем, что сейчас сказала блаженная, он был согласен.

Лодочный мотор уже выл где-то за ближайшим поворотом, и отроковицу вновь заколотило.

— Тихо, все хорошо, — попытался привести ее в чувство. — Они проедут мимо, не бойся.

И пожалел об этом: блаженная вцепилась в его запястье, вонзив кошачьи грязные ногти, в глазах стояло абсолютное безумие. Он попробовал отнять руку и понял, что оставит часть кожи в ее когтях, а возможно, и мяса.

Тяжелый, мятый «Прогресс» выскочил из-за пихтового мыса и потянул к противоположному берегу — моторист отлично знал реку и резал углы, минуя фарватер. Свободной рукой Рассохин поднял бинокль — трое мужчин и женщина, группа в старом составе. Мужики в армейском камуфляже, а предводительница в черной блестящей коже, чем-то напоминающей издалека змеиную. На носу лодки лежал перевернутый вверх дном короткий долбленый облас, [34] видимо, чтобы проходить соры. Лодка вписалась в поворот, потянула за собой пенный кильватерный след, и он ощутил, как блаженная пришла в себя, выпустила запястье и облегченно перевела дух.

34

Облас — челн, легкая лодка-долбленка; речное грузовое судно.

— Ты зачем меня поцарапала? — миролюбиво спросил Рассохин. — От страха, что ли?

— Нет, — сдержанно обронила она.

— А от чего?

— Чтобы самой не думать. И отвлечь тебя. Видишь, Матерая не услышала и проехала мимо. Мужчин от мыслей можно отвлечь только болью.

Вой мотора облетел речную меандру и сбавил обороты — вошли в протоку, ведущую к Красной Прорве. Через минуту и вовсе стало тихо, густое чернолесье поглощало всякие звуки. Похоже, кончился срок испытаний Скуратенко, поехали снимать с креста.

— Она владеет чародейством, — доверительно сообщила отроковица. — И чары свои направляет во зло.

— Понятно… А что за мужики с ней?

— Свита.

— Так у вас в общине матриархат?

Это была запретная тема, вероятно, поэтому она уклонилась от ответа.

— Женщины ближе к природе и космосу. Матриархат — естественное устройство жизни людей.

Рассохин нашел уязвимое место:

— И у вас не хватает мужчин? То есть отроков. Верно? Дефицит, причем значительный, как и везде. Ты не ужилась в женском коллективе и бежала…