Очень далекий Тартесс (др. изд,)

Тордул удрученно молчал.

– Если все это правда... – заговорил он наконец.

– Показания Эзула записаны. Ты можешь их прочесть.

– Если это правда... – повторил Тордул и вдруг, скривившись, ударил себя кулаком по лбу. Он мычал и раскачивался из стороны в сторону, и злые слезы текли по его щекам.

– Ты неосмотрителен и излишне горяч, мой мальчик. Теперь ты сам видишь, что не должен был порывать со мной и доверяться этому негодяю...

Тордул вскинул на отца яростный взгляд.

– Ты только что велел похоронить этого негодяя и изменника с почестями у стен храма!

– Да, это так, – с печальной улыбкой отозвался Павлидий. – Ты не искушен в государственных делах. Нас тут никто не слышит, и я скажу тебе без утайки. Нам постоянно приходится объяснять народу то одно, то другое. Но как ему объяснить, что такой знатный человек, можно сказать, третье лицо в государстве, – изменник и ставленник Карфагена? Не подорвет ли это в народе доверие к власти? В его глазах мы, правители, должны быть непогрешимы, более того – святы. Иначе падут устои и все рассыплется...

– И поэтому вы лжете народу на каждом шагу! – крикнул Тордул.

– Ну, зачем же так... То, что кажется тебе ложью, на самом деле государственная мудрость. Надо свести тебя с ученым Кострулием, он неопровержимо докажет...

– Вы все изолгались! По привычке бубните древние заветы, славите Неизменяемость, но самим-то вам давно наплевать на все это! Ну-ка припомни, кто был блистательным в старые времена? Храбрейший из воинов, вот кто! Он поровну делил со своей дружиной и еду и добычу. Он был как все, только в бою бился впереди всех. А теперь? Кто, я спрашиваю, теперь блистательный? Толстопузый богатей, обвешанный серебром и пропахший кошками! Да еще напридумывали сверкающих, светозарных...

– Замолчи, Тордул. – Верховный жрец нахмурился.

– Да еще бесстыжую торговлю открыли – продаете титулы за деньги...

– Замолчи, говорю тебе! – повысил голос Павлидий. – Я никому не позволю...

– Ну, так зови своих палачей! Руби мне голову!

Тордул поднялся. Они стояли лицом к лицу, впившись друга в друга гневными взглядами. Потом Павлидий отошел к столу, сел, поиграл стеклышком. Спокойно сказал:

– Не подобает нам горячиться. Не чужие мы люди, Тордул... Я готов забыть твои неразумные выходки. Ты останешься у меня во дворце, у тебя будут еда, питье и одежда, достойные твоего происхождения. Первое время, конечно, придется сидеть во дворце безвылазно.

– Ты очень добр, – насмешливо сказал Тордул. – А что собираешься ты сделать с моими товарищами?

– Пусть это тебя не тревожит. Проливать кровь не в моих правилах. Как известно, каждому преступнику у нас даруется не только жизнь, но и возможность заслужить прощение. Твоим товарищам придется немножко поработать на рудниках.

– Ну так вот: я разделю с ними судьбу до конца.

Павлидий пожевал губами.

– Послушай, мой мальчик. Постарайся меня понять. Я бы хоть сейчас отпустил их на все четыре стороны. Но, видишь ли, это может вызвать...

– Ни о чем я тебя не прошу. Мы пойдем на рудники все вместе.

– Ты сейчас говоришь в запальчивости. Отдохни день или два, приди в себя, и тогда...

– Я все сказал, отец. Вызывай стражу.

– Одумайся, Тордул.

– Вызывай стражу! И навсегда забудь о нашем родстве!

Некоторое время Павлидий сидел молча, опустив плечи и уставясь в пляшущий огонь. Потом медленно поднялся, подошел к массивной двери, отворил ее и дважды хлопнул в ладоши.

* * *

– Старая наивная вера: стоит заменить злого царя

добрым, как все пойдет хорошо. Конечно, ваш Тордул не мог

быть исключением.

– Вы правы, читатель. Но знаете, бывало и в древние

времена, что к царской власти относились не очень

почтительно. Даже с издевкой. Вот, например, была такая

Голубиная книга – это, говоря по-современному, вроде

вечера вопросов и ответов. Там некий мудрец Давид Иесеевич

терпеливо отвечает на вопросы любознательного Волотамана

Волотамановича. Например: какая рыба царь над всеми

рыбами? Давид Иесеевич отвечает: левиафан. А над всеми

камнями? Алатырь-камень. Над всеми зверями? Лев царствует.

Почему именно лев? Потому что у него хвост колечком.

– Хвост колечком?

– В этом заключалось его решающее преимущество перед

главным соперником – единорогом. Авторы этой замечательной

книги, как видите, подсмеивались над царской властью.

– Да, но я не договорил о Тордуле. Когда он кричит

отцу, что вы-де, правители, продаете титулы за деньги, то

это, знаете, из более поздних времен. Вряд ли такая

коррупция была возможна в древности.

– Почему же? В развитых рабовладельческих государствах,

возьмите хотя бы Древний Рим, подкуп должностных лиц был

распространенным явлением. Римский историк Саллюстий,

например, в сочинении «Югуртинская война» дает

впечатляющую картину разложения и продажности сенатской

олигархии. Известно, что Цицерон добился постановления

сената, усиливающего наказание за подкуп при соискании

магистратур.

12. В ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЙ ТОЛПЕ

Во сне боги уводят человека куда хотят. Только что Тордул стоял на высоком корабельном носу и смотрел, как двумя косыми валами убегает, убегает синяя вода от переднего бруса. А проснулся – все та же провонявшая немытыми телами пещера, куда на ночь сгоняли двадцать девятую толпу.

Чадил факел в медном кольце на стене: в темноте рабов не сосчитаешь, не убережешь. Горгий поднялся, разминая затекшее тело, ненароком толкнул Диомеда, храпевшего рядом на соломе. Матрос вскинулся, заругался спросонок.