Очень плохой профессор
Шрифт:
Тот предательски скрипел под тяжестью ее тела, но во сне это никого из них не смущало.
— Не бойся.
— Не буду.
Откровенно идиотский диалог, но ей нравилось.
Ладони профессора в нетерпении приподняли платье и теперь ласкали кожу на ее бедрах. Двигались дальше и жадно впивались в ягодицы.
— Откуда на мне платье? — Подсказывало сознание.
Но Ольга тут же отметала его голос, ей хотелось продлить это прекрасное видение, довести до логического конца. Хотелось, чтобы оно подольше ощущалось правдой и солеными капельками пота на коже.
Озеров гладил ее попку, стискивал до боли в своих ладонях, терзал, пока, наконец,
— Матвей Пав… — Ее шепот глухо оборвался.
Даже во сне она не могла себе позволить называть этого шикарного мужчину просто Матвеем. Что и говорить, даже в реальности, когда он доставлял ей острое удовольствие своим языком, она до конца не могла поверить, что всё происходило с ней и наяву.
— Помолчите, Алексеева. — Дразнил ее профессор.
Ольга почувствовала, как его пальцы тонут в горячей влаге. Она просто перестала соображать от нахлынувшего желания. Тягучая приятная боль в низу живота нарастала сильнее и уже грозилась разорвать ее тело на части. Почувствовав, как тонкое кружево спускается по щиколоткам, девушка задрожала от нетерпения, кровь сильнее застучала в ее висках.
Озеров наклонился над ней, продолжая целовать.
Где они? Все еще на столе? На плоту посреди бушующей реки? На полу, на диване, в холле университета?
Она выдохнула, запрещая воображению дорисовывать какие-либо детали. Только она, только он, только они двое.
Застонала от грубых поцелуев, почти укусов — в плечо, в шею. Почувствовала тепло его дыхания и тяжесть его тела. Ощутила его горячий живот на своем животе. Непослушными руками притянула его голову к себе и поцеловала в губы. Развела в стороны бедра, прижалась плотнее. От ощущения касания чего-то твердого и горячего между ног у нее перехватило дыхание.
Больше не в силах сдерживать свое желание, Ольга притянула его к себе — резко, сильно. И беззвучно охнула, то ли от боли, то ли от наслаждения. Она почти физически ощущала его внутри себя и не хотела, чтобы это заканчивалось. Смотрела в темные, пугающие зрачки Озерова и боялась отвести взгляд — вдруг он исчезнет?
Мужчина двигался в ней всё быстрее и настойчивее.
— Профессор… — шептала она, когда ее ноги уже сводило в сладкой истоме.
А он только ускорялся, зачем-то накрывая ее рот своей рукой. Его пальцы метались, терзали ее губы, проникали в рот. Девушка благодарно кусала их, чтобы не закричать. Она по-прежнему смотрела на него. Он был прекрасен. С легкой испариной на идеальном лице, со спутанными, взъерошенными волосами, с прикрытыми веками и полуулыбкой на припухших губах.
Озеров сделал толчок. Еще один, сильно, почти до синяков прижался к ней и…
— Ой. — Девушка открыла глаза и испуганно отстранилась от подушки.
Непонимающе прищурилась в рассветных лучах, разглядывая пустую гостиную. Что это… что это было, вообще, такое?
Она откинула одеяло. Тяжело дыша, ощупала свою налившуюся грудь и твердые, возбужденные соски. Опустила руку ниже. Вот черт… Все ощущения были предельно реальными — так ей казалось. Но каким образом?
Глупо, конечно, ведь девственница не могла знать этих ощущений, но ее тело и разум совершили с ней только что нечто просто невероятное. Низ живота налился вязким жаром, сердце стучало невообразимо громко
и быстро, а в воздухе все еще отчетливо трещало электричество.Ольга взволнованно потянулась к телефону. Перед тем, как уснуть, она долго и упорно ждала, вдруг профессор захочет чиркнуть ей смску, но так и не дождалась. А теперь тупо пялилась на его сообщение, которое пришло ровно в полночь: «Прости еще раз, что так вышло. Думаю о тебе».
Вот же блин. Блин!
Алексеева упала на подушки. Знал бы он, как я думаю о нем, и к чему это приводит…
19
Ступить на порог учебного заведения после случившегося было крайне волнительно. Ольга шла по коридору, ощущая на себе любопытные взгляды. Может, это от того, что ее походка стала увереннее, а, может, опять чертовы пятна, привлекающие ненужное внимание, были виноваты, но сегодня ей казалось, что все на нее смотрят. И девушка почему-то не ощущала привычного стеснения и неловкости.
Она с трудом сдерживалась, чтобы не поделиться со всем миром своим счастьем. Если бы поцелуи профессора светились люминесцентной краской на ее коже, то она бы сейчас неприлично ослепительно сияла на весь этаж и весь универ.
Всего одна смска, которую он прислал ей ночью, до сих пор держала ее в состоянии пьяной эйфории, точно хороший коньяк.
— Ты чего меня не подождала? — Догнала ее Лилька. — Вместе бы доехали.
Алексеева мечтательно улыбнулась:
— Хотелось пройти пешком.
И от воспоминаний о том, как она чуть не вприпрыжку добиралась до университета, губы сами расплылись в широченную дурацкую улыбку.
— Ого… — Перешла на шепот Зуфарова. — А, ну, колись, чего такая довольная?
— Я? — Усмехнулась Алексеева.
Но проклятое счастье так и перло из нее, не позволяя напустить серьезности виду.
— Ты что… ты с ним… вы всё-таки? — Соседка едва не подпрыгивала от любопытства.
— Нет. — Развела руками Оля. Затем прижала палец к губам: — Тсс! Не кричи. Ничего не было. Проклятие по-прежнему работает.
— Но что-то было? — С видом знатока заключила Лилька. — У тебя вид, как у кота, обожравшегося сметаны.
— Не могу сказать. Я подписала договор о неразглашении. — Алексеева подняла руку и нарисовала у рта воображаемый замочек.
— Это правильно. — Серьезно сказала Зуфарова. — Что знают двое, то знают все. Не рассказывай мне ничего, мне нравится додумывать. — Она закатила глаза. — Буду представлять себе, как вы…
— Фу! Лиль, это извращение! — Рассмеялась Оля.
— Шучу. Максимум, что я могу представлять, это как тот симпатичный парень из перехода, на которого я постоянно пялюсь, играет своим крепким смычком на моем теле Венский вальс!
— Ли-ля-я!
— Я серьезно. — Зуфарова растрепала пальцами свои черные кудряшки. — Не рассказывай никому про вас. Ладно, я — твоя полоумная соседка буддистка-феминистка-флейтистка-безнадежная девственница. Считай, вымирающий вид. А если кто другой узнает… — Она наморщила лоб. — Раздуют скандал. Тебе-то почти ничего, а профессора твоего могут объявить грязным извращенцем и совратителем.
Улыбка сползла с лица Оли.
О последствиях для Озерова она до этого момента думала меньше всего. Запретный плод манил, острота ощущений затуманивала разум, а о том, что отношения со студентами для преподавателей не приемлемы по этическим соображениям, девушка предпочитала не вспоминать.