Очень прекрасный принц

Мои тайны такого сорта, за которые вполне могут убить, причём все заинтересованные стороны.

Моя жизнь… Как же тяжело я строила её, выбираясь из трущоб. Или этого не поймёт никогда, наверное. Он сказал: “Я смогу тебя защитить”. Но… Сможет? Правда? Только вот захочет ли? У меня ведь столько всего стоит на кону. А он… вдруг он, этот очаровательный принц, всем девушкам говорит нечто подобное? 

Стрелки бежали по кругу, безжалостно приближая полдень. Я кусала губы, неспособная ни на что решиться. 

От лёгкого стука в дверь я вздрогнула, как от удара колокола.

— Леди? Ваш мобиль подъехал!

Я быстро кивнула, но потом неожиданно даже для себя самой выпалила:

— Могу ли я увидеться с его высочеством? 

Компаньонка замялась:

— Леди, боюсь, сейчас не самое удобное время… 

— Пожалуйста! Это очень важно.

Она пару мгновений с сомнением смотрела на меня, а потом неожиданно кивнула.

— Хорошо. Я отведу вас туда, где вы можете его встретить. Большего у меня не просите.

— Спасибо! — я ещё не знала, что скажу. Но можно попробовать выпросить у Или клятву, правильно? В конечном итоге, хоть что-то можно придумать… И всё рассказать ему.

Либо хотя бы увидеть его снова. 

*

И когда я увидела его — расстроенного, потерянного, прячущего усталость и боль за маской безразличия, — у меня упало сердце. 

Как я могу начать сейчас такой разговор? И всё же… если не сейчас — то когда?

— Мой принц… — Бездна, слишком официально. — Или! Я хотела поговорить с тобой…

— Извини, — бросило он сухо. — Не сейчас.

Он посмотрел на меня с дикой смесью эмоций. Я кожей почувствовала, что он не рад — просто потому что никому не был бы рад прямо сейчас. 

— Не сейчас, Дайяна. 

— Я… — что ему сказать? Как объясниться?

— Мне неудобно сейчас, Дайяна, — отрезал он. — Я зайду к тебе вечером. 

И я сдалась. Если сама судьба предостерегает меня от ошибки, то зачем противиться дальше?

Я посмотрела Или вслед, стараясь сделать так, чтобы фигура его отпечаталась на самом дне моих зрачков. Я знала, что ещё спою много песен об этом худощавом драконе, с гордо поднятой головой шагающем прочь. Но это потом. А пока… меня ждёт мобиль. 

*

— Смею верить, вы неплохо справились, милочка, — леди Гохорд поджала губы, наблюдая, как проносятся за окном мобиля улицы драконьей столицы. — Впрочем, как и ожидалось от существа вроде вас. Полагаю, вы умеете нравиться мужчинам. Вы смотритесь намного выигрышнее моей дочери, и это нельзя не признать. 

Дайяна, сидевшая напротив, бросила на меня странный взгляд. Что там было? Зависть? Затаённая грусть? Усталость? Она казалась равнодушной, но — только казалась. Я чувствовала личный ритм настоящей Дайяны Гохорд, и снова, как и в больнице, он не вызывал у меня отторжения.

Она звучала совершенно не так, как родители. Она казалась потерянной и почти сломавшейся. И даже ударная доза целебной магии не могла это полностью скрыть. 

— Да, мужчинам я умею нравиться, — ответила я холодно. — Вы правы, работа такая. И, принимая чей-то облик, я всегда выгляжу привлекательнее оригинала. Но это всего лишь льстивое зеркало, леди. Оно не имеет отношения к достоинствам и недостаткам вашей дочери. 

— Моя дочь совершенно не умеет выбирать мужчин, — отрезала леди Гохорд. — Снова проблемы с этим мальчишкой… Впрочем, не о том речь. Элизавет упоминала, что вы можете поделиться своей привлекательностью с другим человеком. Это верно?

Я нахмурилась:

— Да, но…

— Никаких “но”, милочка. По контракту вы обязаны содействовать нам во всех начинаниях ради благополучного завершения общего дела. Смею верить, награда вас ждёт весьма и весьма достойная.

Мора, ниспошли мне терпения. А этой больной на голову садистке — мозгов. 

— Я действительно делала нечто подобное для леди Элизавет. Но вы должны понимать: это небезопасно для вашей дочери. Я — селенити, причём провела почти что неделю без подпитки. А она только оправилась от болезни, — о том, что мне самой тоже придётся нелегко, упоминать я не стала: и так ясно, что леди Гохорд плевать с самой высокой башни на мои проблемы. Но вот на материнский инстинкт этой замечательной женщины я немного надеялась.

Как показала практика, зря.

— Дайяна — леди от рождения, — ответила мамаша Гохорд сухо. — Она умеет справляться с трудностями. Быть спокойной, достойной и прекрасной всегда и везде, любой ценой — такова её обязанность от рождения. 

Непрошибаемые аргументы, да-да.

— Хорошо, — ответила я, сдаваясь. — Тогда мне понадобится отдельное помещение и некоторое время с вашей дочерью наедине. 

— Я осведомлена об этом, — сухо ответила леди Гохорд.

После разговор увял, и я отвернулась, рассматривая проносящиеся за окном улицы. 

На душе было муторно. 

Признаюсь честно: я всегда мечтала быть леди… по крайней мере с тех пор, как начала принимать человеческую форму и в полной мере осознавать себя. 

По сути, в этом нет даже ничего странного и загадочного. Как ни крути, а жизнь потомственных аристократок всегда является своего рода примером, недостижимым идеалом для девушек. “Прекрасная леди, моя принцесса” — наивысший комплимент для девочки. И это логично: “ледям” не нужно искать пропитание, они одеваются в самые дорогие наряды, их лица смотрят на нас с портретов, исторических хроник и разворотов газет, про них пишут сказки и ставят пьесы... Кто станет изображать в исторической хронике, например, крестьянку на поле? Или девушку в доме терпимости? Или служанку с истёртыми коленками и изуродованными работой руками? Есть ещё, разумеется, колдуньи и Жрицы, но их тоже редко ставят в пример… Да и было их до последнего времени исчезающе мало.

Нет, мы всегда смотрим на леди в роскошных платьях, пусть даже в реальности роскошь этих самых платьев была доступна от силы трём процентам женщин, и шили их за счёт тяжкой работы остальных девяноста семи. И я… да, я тоже всегда смотрела на леди. 

И старалась подражать им. 

Особняк в роскошном районе. Духи. Украшения. Манера одеваться. Это придавало мне уверенности.

Но теперь передо мной сидела Дайяна Гохорд, истинная леди, за спиной остался Дворец со всеми его неоднозначностями, и я вдруг задумалась…

А так ли я хочу быть леди, как думала раньше?..

16

Было очень странно остаться с Дайяной наедине.

Мелодия, что звучала между нами, оказалась совершенно непонятной, натянутой, звенящей. В ней пряталось много чего, от жалости до зависти и ненависти. В слишком уж сложной, спорной ситуации мы оказались.

Я ненавидела её, да. И ревновала. И злилась. Потому что она оставалась с Или, а я — нет. Такое вот мелочно-женское, низменное и непреодолимое чувство.