Очень прекрасный принц

“Я не была готова, что это будет так больно, — думала я, ударяя по струнам сильнее, позволяя музыке растекаться полноводной рекой припева. — Не думала, что всё так обернётся.”

И я не знаю как быть, когда мне

Всегда нужно бежать по кругу, 

Раня ноги об острые камни, 

Не опуская усталые руки.

И я не знаю, что остаётся

Делать Золушке после бала,

Если он никогда не вернётся,

Если туфельку не оставить…

Что… Что делать ей? 

И как забыть его?..

Я сыграла ещё несколько аккордов и застыла, чувствуя, как подрагивают кончики пальцев. В горле стоял ком.

Почему это так больно до сих пор? Как это может быть настолько больно?..

— Эй, чего ты там застыла! Давай что-то задорное! 

— Точно! Про весёлых вдовушек!— пьяные голоса ворвались в мир моих чувств и воспоминаний, грубо вырывая в реальность. 

Я несколько раз глубоко вздохнула, подавляя боль в груди, и растянула губы в весёлой улыбке. 

Что же, теперь поём про весёлых вдовушек, верно? Желание заказчика — закон! 

26

Полчаса спустя я, с наслаждением стянув с себя отвратительный костюм, оставила крохотную каморку, служившую мне раздевалкой, и вышла навстречу вел-лерскому зимнему рассвету.

Прохладный воздух, пахнущий дымом, мусором и морозом, показался мне сладким до невозможности. После запахов перегара, немытых тел и чужой рвоты — уже вполне себе удовольствие. И даже серые очертания заводов имеют своё собственное, томное и притягательное, очарование...

— Долго ты, — голос Бэна вырвал меня из раздумий. Он вышел из тени, пряча руки в глубоких карманах. Кончики его косиц, выглядывавшие из-под кепки, покрылись инеем, что придавало названному братцу вид совершенно фантасмагорический.

— Да как обычно, — пожала я плечами. — Зачем ждал-то?

— Чтобы тебе одной не ходить ночью. Разве не очевидно?

Я насмешливо выгнула бровь:

— Серьёзно? Мы ведь оба знаем, что я — один из пунктов в списке самого страшного, что только может встретиться на этих улицах. Зачем мёрзнуть зря?

“Шутка в том, что с тем, с чем не могу справиться я, ты тоже едва ли поможешь,” — добавила мысленно. Но вслух говорить не стала: ни к чему ранить мужское самолюбие лишний раз.

— Моя сестра не будет возвращаться одна ночью.

— Две технические поправки: во-первых, уже почти утро, во-вторых, я не твоя настоящая сестра.

— Ничего не меняет для меня, — ответил Бэн немного резче, чем я привыкла.

За этим что-то определённо крылось.

— Бэн, ты не думай — мне приятно, правда, — отметила я мягко. — Но всё же, у тебя экзамены на носу. Ответственные. И в мастерской ты буквально живёшь. Мы оба знаем, что тебе стоит сейчас, например, спать. А вместо этого ты встречаешь меня после работы… снова. Почему?

— Просто так.

— Бэн, не нарывайся, а? Хуже ведь будет. Я ведь и начать угрожать могу.

— И что ты мне сделаешь? — фыркнул он. — Съешь?

Я сладко улыбнулась и быстро осмотрелась, убеждая, что никого рядом нет.

А потом — превратилась.

Это был нечестный приём, конечно. Признаю. С другой стороны, это эксперимент, который я хотела провести уже давно. Так что, раз уж нашёлся повод…

— Это нечестно, — сказал Бэн, не сводя с меня болезненного, странного взгляда.

— А скрывать от меня что-то — честно? — я мило улыбнулась ему улыбкой Дайяны Гохорд. Его губы болезненно дрогнули. Значит, до сих пор… — Зато теперь я понимаю, почему ты избегаешь любого общения с девушками.

— Может, я просто сосредоточен на работе?

— Ну да, — я легко пожала плечами. — И прячешь фляжку с выпивкой меж стеллажей по той же причине.

Бэн поморщился и будто бы сдулся весь.

— Просто смени этот облик, — сказал он. — Пожалуйста. И да, я жалкий и не могу её забыть. Ясно?

— Куда уж яснее, — я легко стряхнула с себя шкуру Дайяны и ободряюще сжала его руку. — Нас тут таких двое, если что. Но уговор есть уговор: объясни мне, будь добр, с чего ты взялся меня встречать?

Он вздохнул и отвёл глаза.

— Понимаешь, — начал он, — парни в пабе, особенно те, что из консервативных семей, говорят о тебе… разное.

— Вот как? — ничего нового, на самом деле. Издержки моей нынешней внешности и жизни в эмигрантском районе.

— Говорят, что ты роняешь честь имбайских женщин, — заметил Бэн. — Угрожают встретить тебя ночью, когда будешь идти одна. И сделать… всякое.

Я понимающе улыбнулась. Всякое, значит… Всего лишь ещё одна сторона жизни певицы. Как минимум, в нашем обществе.

— Я смогу справиться с ними, Бэн.

Он упрямо тряхнул головой:

— Знаю. Но лучше провожу.

Дальше спорить я не стала.

Мы брели по пустым улицам города. Время было такое, знаете, пограничное, когда ранние пташки ещё не встали, а большинство поздних уже вернулись домой. С неба срывался редкий снег, покрывая мостовые ровным белым слоем. Скоро проснутся люди, поспешат на работу или учёбу, и вся эта белизна превратится в грязь. Но это будет потом, а пока…

— Недавно почтенный Аджава пришёл ко мне поговорить, — выдал вдруг Бэн. — Он предложил мне свою дочь в качестве жены.

Я вытаращила глаза.

Ого. Нет, ого! Один из самых богатых и уважаемых островитян так выделил Бэна? Это много значит. Нет, понятно, что у почтенного Аджавы дочерей много, можно сказать, девать некуда. Но всё же…

— Тебя поздравить или посочувствовать?

— Не знаю, — отвернулся Бэн. — Такой брак был бы очень удачным для дел. И для моего статуса. Опять же, Акива — красавица, послушная и верная. Она точно не променяет меня на принца.