Очень прекрасный принц

— Да, мой Император.

— Далее. Иэ… Знаю, я обещал тебе время наедине с Биланной. Но в этих обстоятельствах…

— Я понимаю, папа, — мягко улыбнулась сестра. — Тебе нужна прекрасная принцесса, верно?

— Да. Ты прибудешь в Вел-Лерию с помпой, в сиянии великолепия. С тобой отправится команда дипломатов, представителей секретной службы и специалистов по связям с общественностью. Мы выберем лучших. Также с тобой поедет твой брат, но без шума. Официальной версией будет желание встретиться с побратимом. Твоя задача: собрать информацию, прощупать почву для сотрудничества, найти подход к этому Морию и узнать подноготную его связи с парой наследного принца… Если тебе для этого понадобится использовать свои особые таланты — просто сделай это.

— Всё будет исполнено в наилучшем виде, отец.

— Хорошо, — Император коротко улыбнулся. — Трон может не сомневаться в твоих способностях, Иэ. Я горжусь этим. Наследный принц… ты всё слышал. Будь готов отправиться завтра.

— Да, отец.

— Правильно ли это — отправлять обоих наследников? — подал голос дядя Ирю. — Я мог бы сделать это.

— Иэ идеально подходит на эту роль, — ответил отец. — Никто не справится лучше. Наследный принц же прав: ему нужно время со своей парой. Мне нравится это не больше, чем вам, но реалии таковы. Все всё услышали?

— Да, мой Император.

— Отлично. Значит, будьте готовы: корабль отплывает завтра.

*

Конечно же, мне не хотелось ждать целые сутки.

Тем более что связаться с парой через музыкальную магию больше не получалось. Не иначе как местные боги решили, что хорошенького понемногу… или Алиссия, разозлившись на меня, каким-то образом заблокировала связь. Положа руку на сердце, понять её можно. В общем, было множество возможных объяснений, но я всё равно ловил себя на тревоге. Как там она… они? Хотелось проверить прямо сейчас.

Но я прекрасно понимал, что просто так сорваться и лететь через море тоже не могу. То есть смог бы, конечно — если бы совсем припекло. Но такие поступки следует оставить на самый крайний случай, потому что статус наследного принца накладывает ряд обязательств. Я не могу просто покинуть дворец и нестись сломя голову в другую страну.

Отец и так пошёл мне навстречу. Я должен это уважать.

Потому остаток дня я решил посвятить одному делу. Неприятному, по правде. Я бы с удовольствием делегировал эту обязанность кому угодно другому, но… Это ощущалось бы, как трусость. И было бы неправильно.

Она должна услышать это от меня.

Потому, закончив с приготовлениями, я вскоре стоял в личном кабинете Дайяны Гохорд. И рассказывал.

Она выслушала меня, опустив голову и глядя в пол. На лице её ничего не отразилось — или, было бы правильнее сказать, там было настолько много всего, что это смешалось в одну большую маску равнодушия.

Знакомое чувство. Я сам порой испытывал подобное.

— ... Так всё было, — закончил я. — Твоя мать дала показания под сильнейшим ментальным воздействием. Ложь или двусмысленности исключены.

Дайяна зажмурилась, будто не хотела видеть ничего вокруг себя.

— Как я могла им верить? — прошептала она. — Как могла быть такой слепой?

Она подняла глаза, и я увидел блестящие в них слёзы, а ещё — гнев.

— Как?! — теперь она кричала. — Как они… как я… как?!

Она вскочила. Магия расходилась вокруг неё кругами, чуть мерцая. В порыве гнева она сбросила всё со стола и вонзила светящийся магический скальпель в дерево. Он вошёл туда, как в масло. По рукоять.

Я молча смотрел. Не понимаю (и не хочу когда-то в полной мере понять) через что она прошла в тот момент. Но, как по мне, лучше ярость, чем пустая апатия. Теперь, по крайней мере, она наконец-то понимает, что случилось. И смотрит правде в лицо, а не прячется за иллюзиями.

— Как я могла верить ей? — гнев слегка схлынул, и теперь в голосе Дайяны звучали горечь и вина. — Почему я поверила?

— Потому что она была твоей матерью, — ответил я тихо. — Женщиной, которая должна была защищать тебя от всего, которая приучила тебя подчиняться и знала, как повлиять.

Дайяна упала на стул и уронила голову на руки. Казалась она жалкой и совершенно сломанной. Мне хотелось обнять её, чтобы утешить, но это было бы лишним. Слишком много лжи с самого начала было в наших прикосновениях, чтобы сейчас они пошли на пользу.

— Я пришёл спросить тебя, какой тип наказания для неё ты выберешь, — продолжил я осторожно, заранее догадываясь, каким будет ответ. — Захочешь ли публичного суда или предпочтёшь, чтобы всё решилось тихо?

— Вы спросили у неё, для чего это было нужно? — шёпот Дайяны был тих, но не для драконьего слуха.

— Ради вашей семьи, как она утверждает, — ответил я. — Но преимущественно для того, чтобы разобраться с давними денежными обязательствами, не обанкротиться и не отдавать долг премьер-министру Тавельни.

С губ Дайяны сорвался не то всхлип, не то смешок. Она медленно отняла ладони от лица. И, посмотрев в её сухие, холодные глаза, взглянув на сжатые губы, я понял, что сильно ошибся в своих предположениях.

— Да, — сказала она медленно, — вы правы, мой принц. Я — её дочь, плоть от плоти её. И это значит, что в жилах моих течёт её кровь, и в глазах моих отражается она. И знаете что? Я умею быть столь же ужасной, как она. И отомстить не хуже я сумею.

Дайяна прямо посмотрела на меня.

— Я хочу публичного суда, — сказала она. — Я хочу не просто финала для неё, для них; я хочу наивысшего унижения. Я хочу разрушить до основания ту кучу вонючих нечистот, которую они считают своими фамилиями, родословными, поводами для гордости. Я хочу уничтожить всё, что ей дорого. Всё!

Как интересно, однако...

— Вы — благороднейший из принцев, — продолжила она. — Вы были добры ко мне и сделали слишком много для меня, больше, чем я заслужила. Я не вправе просить больше. Но здесь, сейчас... пожалуйста, позвольте мне сделать это.

А ты умеешь удивлять, Дайяна Гохорд.

— Хорошо, — сказал я спокойно. — Ты получишь свою месть, леди Гохорд. Но, надеюсь, понимаешь и сама: тебе придётся всё рассказать. По крайней мере то, что касается тебя, точно; некоторые факты, связанные с Императорской семьёй, нужно будет скрыть, но в остальном... Об этом будут писать в газетах, говорить на улицах. Это будет, очень тяжело.

Дайяна криво улыбнулась.

— Бэн, мой любимый человек, мёртв, — сказала она. — Его убивали, пока я… с вами… с вами. Мой ребёнок никогда не родится. Мне жить с этой виной, да. Но я пойду на всё, на всё на свете, чтобы уничтожить их, растоптать. Чтобы все увидели их настоящие лица… Леди Каталина была права с самого начала. Тогда я не поняла, но понимаю теперь: они будут продолжать это делать, пока жертвы боятся говорить. Они побеждают, если ты молчишь, теперь я это ясно вижу. И я не подарю им эту победу. Я больше не стану молчать.