Очерк православного догматического богословия. Часть I
Шрифт:
Но с особенной подробностью и ясностью учение наследственности первородного греха раскрыто ап. Павлом (Рим 5, 12–21). Апостол учил: единем ( «) человеком грех в мир вниде, и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде, в нем же еси согрешиша… Прегрешением единаго мнози умроша… Единаго прегрешением во вся человеки вниде осуждение… Ослушанием единаго человека грешни быша мнози (Рим 5, 12, 15, 18, 19 ст.). В этих немногих изречениях апостола весьма точно указывается: 1) что грех вошел в мир через единого человека — Адама (14 ст.), т. е. в нем, как родоначальнике, причина наклонности ко греху, господствующей во всех людях, а не в них самих; 2) что грех, вошедший во всех потомков Адама, есть — расположение ко греху, или, — по другим изречениям апостола, — некоторое живое греховное начало ( — 7, 20), которое живет во плоти (18 ст.), живет до самой смерти или разрешения
II. Церковь с самых первых веков исповедывала наследственную прирожденность греха. Свидетельством этого служит {стр. 332} существующий в церкви с первых веков обычай крестить младенцев. Крещение церковь всегда совершала во оставление грехов (in remissionem peccatorum). О таком значении крещения младенцев свидетельствовали не только отдельные учители древней церкви, но засвидетельствовал целый поместный собор (из 66 еп.), бывший в 252 г. в Карфагене под председательством св. Киприана. На соборе было постановлено «не возбранять (крещения) младенцу, который, едва родившись, ни в чем не согрешил, кроме того, что, происшедши от плоти Адама, восприял заразу древней смерти чрез самое рождение, и который тем удобнее приступает (по сравнению с взрослыми) к приятию отпущения грехов, что ему отпускаются не собственные, а чужие». (Пис. Кипр. 59, к Фиду), а в одном из правил карфагенского собора против пелагиан (418 г.) провозглашается анафема на тех, которые «отвергают нужду крещения малых и новорожденных от матерней утробы детей», или говорят, что они «от прародительского Адамова греха не заимствуют ничего, что надлежало бы омыть банею пакибытия» (124 прав.). Выраженная в этих определениях вера в переход наследственной греховной порчи от Адама ко всем людям чрез самое их рождение так глубоко была заложена в сознание церкви, что пелагиане, по свидетельству блаж. Иеронима, должны были опасаться, чтобы толпа не побила их камнями за отвержение догмата первородном грехе, если бы они публично высказали это (Прот. пелаг. III, 17).
III. Учение откровения и церкви наследственности греховной порчи и ее следствий, — болезней, бедствий жизни, смерти, не заключает в себе ничего неудобоприемлемого и для здравого мышления. Передача от родителей к детям, — и не только детям, но и позднейшим поколениям (внукам, правнукам и т. д.) известных душевных свойств, известных порочных наклонностей, а также и телесных недостатков (напр. предрасположения к известным болезням) — явление совершенно обычное. Было бы неестественно с чисто психологической точки зрения, если бы повреждение нравственной природы прародителей человеческого рода чрез грех осталось только при них и прошло бесследно {стр. 333} для их потомства, не коснувшись его. «Как от зараженного источника естественно течет зараженный поток, — учит Катихизис, — так от родоначальника, зараженного грехом и потому смертного, естественно происходит зараженное грехом и потому смертное потомство» (о 3 чл.). Равно нет ничего неудобоприемлемого для разума и в том, что потомки Адама, как рожденные после падения, не пользуются преимуществами райского, невинного состояния, подвержены болезням и смерти, испытывают разнообразные скорби и бедствия. Наследуя зараженную грехом природу, все они приумножают наследственную греховность личными грехами, а потому естественно терпят наказания за грех, осужденный в Адаме, как родоначальнике. Подобное бывает и в условиях обычной жизни, когда, напр., дети, родившиеся у людей, разжалованных за какие-нибудь преступления или лишенных тех или других прав, приобретенных до совершения преступления, не пользуются теми правами, какими пользовались их родители до разжалования, и это не находят противоречащим требованиям справедливости.
§ 78. Вменение первородного греха
Грех первородный вменяется человеку. Все люди рождаются не только с наследственной греховною поврежденностью своей природы, но и виновными пред Богом за свое греховное состояние.
I. В откровении можно находить ясные указания на вменение в вину человеку наследственной греховности его. По словам Спасителя, аще кто не родится водою и Духом, не может внити в царствие Божие: рожденное от плоти плоть есть (Ин 3, 5–6), а ев. Иоанн учит Боге Слове, что Он даде область чадом Божиим быти тем, которые не от крове, не от похоти плотския, ни от похоти мужеския, но от Бога родишася (Ин 1, 12–13). В этих изречениях проводится мысль, что наследственная порча наказывается правдою Божиею, ибо лишает человека благ царства Божия, по причине, конечно, внутренней неспособности людей поль{стр. 334}зоваться
дарами Божиими, иначе, — обрекает человека на духовную смерть.Но более прямо выражает мысль вменяемости первородного греха ап. Павел. Так, он утверждает, что смерть перешла от Адама на всех людей потому, что в нем еси согрешиша (Рим 5, 12), — согрешили не сознательным и свободным участием в его грехе, но своею природою. Если же всякий человек своею природою участвовал с Адамом и в Адаме в его преступлении, то, конечно, навлеченные на природу первого человека гнев Божий и осуждение простираются и на всех потомков Адама. И апостол прямо учит, что единаго прегрешением во вся человеки вниде осуждение, ослушанием единаго грешни быша мнози — собственно все, т. е. по действию одного проступка Адамова распространилось осуждение на всех, ибо все стали грешными.
По словам того же апостола все, верующие в И. Христа, до своего обращения ко Христу, были естеством чада гнева Божия, якоже и прочии, т. е. не уверовавшие (Еф 9, 3), а не вследствие только того, что вси жихом иногда (некогда) в похотех плоти нашея. И еще: вси согрешиша и лишени суть славы Божия (Рим 3, 23), т. е. все люди, как грешники, остаются без прославления Богом и, следовательно, находятся под действием осуждения или гнева Божия.
Наконец, по учению апостола, над всеми потомками Адама тяготеют наказания (а не просто только следствия) греха, как владычество смерти и над несогрешившими по примеру Адама, не исключая не имеющих личных грехов младенцев (Рим 5, 12–15), и вообще разнообразные страдания (Рим 8, 17–18). Даже природа вещественная совоздыхает и соболезнует даже доныне за грех человека и, следовательно, находится под гневом Божиим (Рим 8, 22 ст.). Всем этим ясно предполагается вменяемость в вину человеку наследственной греховности.
II. Вменение в вину потомкам Адама первородного греха, в котором они не участвовали не только сознанием, но и бы{стр. 335}тием, заключает в себе много таинственного, сокрытого в глубинах советов Божиих [41]. Полное и отрадное для сердца разрешение этой тайны — в тайне искупления. Вменение благодати и заслуг Искупителя — второго Адама соответствует вменяемости вины первого Адама (Рим 5, 18–19). И Писание не говорит ясными словами об основаниях вменения греха Адамова его потомкам. Однако в Писании, преимущественно в учении ап. Павла, даны некоторые руководственные указания к уразумению оснований и существа вменения потомкам Адама в вину первородного греха.
Апостол свидетельствует, что все потомки Адама суть чада гнева Божия по естеству. Этим, конечно, он показывает то, что в чистой богосозданной природе человеческой произведено расстройство. Такое расстройство в творении Божием не может быть предметом благоволения Божия, а должно быть, по требованию правды Божией, предметом гнева Божия, а так как каждый из потомков Адама наследует от Адама зараженную грехом природу, то на природе каждого из них должно тяготеть и осуждение или гнев Божий. Но, конечно, до проявления сознания и свободы в человеке эта греховность остается только свойством природы, не проявляется в личных грехах; поэтому на ней собственно и тяготеет осуждение Божие, есть вменение природе, но не личности, ибо нет до этого времени личных преступлений: грех не вменяшеся не сущу закону (Рим 5, 13). Отсюда-то объясняется владычество смерти даже над самыми младенцами, которым присуща лишь греховность природы, хотя она и остается в них не проявленной или скрытой, но нет личной греховности и виновности.
По другому наставлению апостола, в природе падшего обитает некоторое живое начало греховных действий, закон, противовоюющ закону ума нашего; как только человек полу{стр. 336}чает возможность свободно, так или иначе, отнестись к греху природы, то последний, порабощая волю человека, делает его своим орудием, — пленником закона греховнаго (Рим 7, 15–23). Однако это совершается не без сознательного соизволения на грех самого человека. Отсюда следует, что каждый из потомков Адама свободным действием своей воли приобщает себя к его греху, и делает греховность природы своим личным грехом. Если же наследственная греховность господствует в потомках Адама не без зависимости от их свободы, то, — следовательно, может и вменяться как грех в собственном смысле. Но это же ведет к заключению, что степень вменения и осуждения наследственного греха соразмерна со степенью участия личного сознания и свободы каждого человека в развитии греха в его природе.
Таким образом, основанием вменения греха Адамова потомкам его служит, с одной стороны, беспредельная святость и правда Божия, преследующая и осуждающая расстройство, происшедшее в чистой и совершенной богосозданной природе человеческой, а с другой стороны — личное свободное согласие на грех каждого человека, ибо нет праведного ни одного (Рим 3, 10), все согрешили (13 ст.). Самое вменение и осуждение имеют свои степени.
У древних отцов некоторое подтверждение такого понимания оснований вменения наследственного греха можно видеть в рассуждениях судьбе некрещеных умерших младенцев (см. у Григория Б. Сл. 40, у Григория Нис. «О младенцах, преждевременно похищаемых смертью»).