Очерки истории российской внешней разведки. Том 6

Лишь после этой телеграммы Москва поставила нас в известность, что поддержка армии будет обеспечена. Одна воинская часть будет из Баграма направлена для «защиты» дворца Амина в окрестностях Кабула во исполнение его просьбы (на самом деле — для штурма дворца), а 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия высадится на Кабульском аэродроме 25 декабря, для чего нам следовало обеспечить контроль над аэродромом.

В составе «защитников» дворца находились спецподразделения ГРУ ГШ и отряд КГБ во главе с моим коллегой и товарищем, заместителем начальника ПГУ КГБ СССР генерал-майором Юрием Ивановичем Дроздовым.

Заместитель начальника Воздушно-десантных войск Н.Н. Гуськов и я вместе с небольшой группой из Министерства обороны начали составлять план боевых действий.

Было выделено 8 объектов, которые должны были быть заняты боевыми группами 103-й гвардейской воздушной дивизии в первую очередь, а сотрудникам КГБ и МВД совместно с «парчамистами» было предписано провести предварительную работу на этих объектах, чтобы склонить работающих там людей отнестись спокойно к перемене власти.

Привожу по памяти эти объекты:

1. Дворец Амина.

2. Генеральный штаб афганской армии.

3. Тюрьма для политических заключенных в Пули-Чархи.

4. Служба разведки и контрразведки.

5. Министерство внутренних дел.

6. Министерство иностранных дел.

7. Радио и телевидение.

8. Телефонная станция.

Дворец Амина было поручено взять армейскому десантно-штурмовому подразделению и отряду Ю.И. Дроздова.

Поскольку при взятии дворца предполагались потери, на территории посольства мы развернули медицинский пункт.

После высадки воздушно-десантной дивизии на Кабульском аэродроме я выехал туда вместе со старшими разведывательно-диверсионных групп «Каскада» для прикомандирования их к дивизии. Это было 26 декабря 1979 года.

При знакомстве с командиром дивизии последний представился нам по всей форме: «Командир 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майор Рябченко». Познакомившись с комдивом, я спросил у него, почему он не назвал свою дивизию полным титулом: «Краснознаменная, ордена Кутузова 2-й степени». Рябченко удивился этому вопросу и спросил: «А Вы-то откуда это знаете?» «В этой дивизии я воевал, и в ней же закончил военную службу», — пояснил я.

После этого мы зашли в штабную палатку, разбитую здесь же, на аэродроме, и распределили группы «Каскада» по частям и подразделениям 103-й дивизии.

Рябченко вызывал своих командиров, я знакомил их со старшими групп, совместно мы уточняли и ставили задачу, и наши товарищи тут же вливались в боевые порядки моей родной дивизии. Вот такая была неожиданная встреча с ней через 33 года.

Во время движения к объектам и в момент их занятия старшие групп «Каскада» были обязаны докладывать по рации в представительство КГБ (в здании посольства) о том, как развивается операция.

Мы же с Б.С. Ивановым должны были координировать их действия и информировать о развитии событий Москву по специальному телефону.

Вечером 27 декабря с наступлением темноты колонны 103-й дивизии ВДВ во главе с нашими группами (в некоторых из них были «парчамисты») двинулись по разработанным маршрутам. К утру 28го все операции должны были быть завершены.

Борис Семенович Иванов решил, что ему будет полезнее находиться не в штабе КГБ, а в штабе военного командования. Он заблаговременно туда выехал и находился там до утра следующего дня.

Таким образом, вся информация о движении войск, взятии объектов докладывалась мною в Москву, а в ходе докладов приходилось одновременно заниматься и вопросами координации, чтобы наши колонны по ошибке не начали стрелять друг в друга. Такая опасность все время возникала.

Сотрудники представительства КГБ, резидентуры и бойцы отряда «Каскад» отлично подготовились к операции и обеспечили на большинстве объектов бескровный переход власти к «парчамистам». Самыми трудными объектами для взятия оказались дворец Амина и помещение Генерального штаба. К сожалению, наши оценки, что без боя овладеть этими объектами не удастся, подтвердились.

Раненых и убитых увозили в посольство.

Наверное, это была самая тяжелая ночь в моей жизни. Во время Великой Отечественной войны, на фронте были и дни, и ночи пострашнее этой, но тогда я был младшим командиром, отвечавшим за решение какой-то частной задачи, а здесь на мою голову свалилась большая доля ответственности за успех многоплановой военно-политической операции.

Несмотря на то что разговоры по войсковым рациям велись практически в открытую, никто их не услышал. И жители столицы, и сотрудники посольств иностранных государств мирно спали, а утром проснулись уже при новой власти. Спокойному сну поспособствовали и наши разведчики из отряда «Каскад» — примерно за час до штурма дворца Амина в некоторых узлах они вывели из строя телефонную сеть.

Правда, в различных частях города время от времени слышались выстрелы, но здесь это давно никого не смущало. Думали, наверное, что аминовцы расстреливают очередных своих противников.

Посол Ф.А. Табеев, когда раздались первые выстрелы и на территорию посольства стали привозить раненых, всполошился, спросил у меня по телефону гневным голосом, что происходит в Кабуле, и потребовал объяснений.

Я сказал, что идут бои, власть переходит к «парчамистам», и сейчас у меня нет возможности беседовать. Подробно обстановку доложим утром.

Многое уже забылось, но основные эпизоды прочно сохранились в памяти.

Среди ночи раздался звонок по внутреннему телефону и чей-то голос сказал: «Вадим Алексеевич, я такой-то, Вы работали одно время с моим отцом… Я получил несколько ранений и, возможно, скоро умру. Я хочу проститься с Вами. У меня здесь больше никого нет!»

Фамилия эта ничего мне не говорила, я хотел было ринуться в медпункт, но вспомнил, что не могу покинуть командный пункт и сказал в трубку: «Милый мой, извини… Идет бой, и я не могу отлучиться ни на минуту! Потерпи и не теряй мужества!»

Так я и не знаю, что стало с этим человеком. И фамилию его я забыл, и не знаю, выжил он или нет, а совесть до сих пор неспокойна.

Москва же хотела знать подробности, и в первую очередь, что стало с Амином. Доложил, что, по предварительным данным, он убит во время штурма дворца.

Утром, после подведения первых итогов, я поехал осматривать дворец. Убитых афганцев, в том числе и Амина, уже захоронили, и землю разровняли бронетранспортерами. В одном из помещений дворца я подобрал большую фотографию диктатора. Сохранил ее для истории.