Очерки о биологах второй половины ХХ века
Шрифт:
А затем я восхищался Львом, когда видел его в возрасте более чем 70 лет в забрызганном грязью спортивном костюме с гоночным велосипедом на плече, выходящим из лифта около своей лаборатории в здании Института цитологии на Тихорецком проспекте. Его удобно было за глаза называть просто Львом, заменяя имя фамилией. Чуть ли не до 80 лет он ездил на работу на спортивном велосипеде с тонкими шинами-трубками. Это вам не современный, молодежный mountain-bike, не боящийся трещин на асфальте и даже ступенек! Говорят, к последним годам жизни Лев стал сварлив, «разогнал» сотрудников лаборатории… Последний раз я разговаривал с ним по телефону в 2001 г. Обратился ко Льву за какой-то консультацией и получил её сполна. А скончался он в 2009, когда уже совсем не мог работать, и ветераны Института реагировали на это как на большую человеческую потерю: «А. А. Лев – знаковая фигура Института цитологии!».
Когда я закончил редактировать текст этого очерка, создававшегося в 2009–10 гг., пришло известие о кончине Владимира Иосифовича Воробьёва.
Заслуженный деятель науки РФ, профессор, действительный член РАЕН, В. И. Воробьёв получил два высших образования: медицинское и химическое. Он создал в Ленинграде-Петербурге сильную школу исследователей хроматина. В этот круг работ вошли многолетние (с начала 60-х гг. XX в.) исследования хроматина
Владимир Иосифович был одним из ведущих учёных Института цитологии АН СССР-РАН и вырастил многих докторов и кандидатов наук. Он активно участвовал в работе ВАК РФ, РФФИ и ещё многих отечественных и международных научных организаций, которых я не берусь перечислять. При этом он всегда занимал в них активную позицию. Владимир Иосифович был борцом за чистоту науки. Информацию о появлении некачественных или недобросовестных исследований, а также о коллизиях, которые вредят научной работе, он специально сообщал всем знакомым учёным, предупреждал об этом научную общественность и считал это важным для поддержания чистоты науки. Его пригласил на работу в Институт цитологии в 1957 г. ещё Д. Н. Насонов, и В. И. Воробьёв соответствовал всем критериям порядочного учёного (как и все мои «герои», упомянутые выше), по которым подбирался коллектив института в сложные 50-е годы XX в.
Празднование 50-летие Института цитологии РАН в 2007 г. На сцене – балетная студия Института, художественный руководитель – заслуженный деятель науки РФ, заслуженный деятель культуры РСФСР, д.б.н., профессор Г. П. Пинаев.
Перечень дорогих моей памяти людей не исчерпывается именами, которые упомянуты выше. Дело в том, что я упомянул только ушедших из жизни, а тем, кто жив: А. А. Веренинову, С. А. Кроленко, Н. Н. Никольскому, Г. П. Пинаеву, А. Л. Юдину – моим старшим товарищам по Институту цитологии времен 1957–61 гг. – я желаю доброго здоровья. На юбилеях некоторых из них мне удалось побывать и выразить им свое уважение и симпатию. Каждого из них я ценю, прежде всего, за высокий профессионализм, за ум, за искреннюю увлечённость наукой, за порядочность и за наши добрые с ними отношения.
Празднование 50-летие Института цитологии РАН в 2007 г. На сцене – «капустник» сотрудников Института.
Я уверен, что замечательный коллектив Института цитологии РАН, моего любимого института, сохранит свое лицо и свою суть еще долгие годы. Интеллигентный стиль, которым владеют люди, работающие в этом институте, сохраняется в нем уже более 50 лет. В этом стиле воспитано новое поколение сотрудников Института. Одним из показателей интеллектуального потенциала коллектива Института служат спектакли-сказки для детей, которые сотрудники института, в основном – молодежь, сочиняют в стихах. В собственном музыкальном сопровождении, и в специально созданных костюмах они показывают эти сказки-спектакли своим детям ежегодно в январе, приурочивая это к Старому Новому году. Эта традиция живет уже не одно десятилетие. Спектакли эти готовятся жизнерадостно, весело, снимаются на видеокамеру и записи хранятся. Подготовка спектаклей – это тоже ритуальная традиция, вдохновляющая самих создателей. Я видел краем глаза, как это делается: это увлекательная жизнь коллектива, разрядка от науки и зарядка для науки, в общем, настоящая дружная жизнь!
А кроме детских спектаклей есть еще студия балета, в которой участвуют молодые сотрудники Института (постепенно переходя в следующую возрастную категорию и освобождая место молодым). Эту студию уже не одно десятилетие возглавляет доктор биологических наук, профессор, заведующий отделом Института цитологии, Заслуженный деятель науки РФ и Заслуженный деятель культуры РСФСР Георгий Петрович Пинаев. Балеты, поставленные этой студией, неизменно представляются на Старый Новый год на сцене конференцзала ИНЦ РАН. Георгий Петрович и его сотрудники убеждены, что занятие балетом очень хорошо влияет на их научную работу. И это понятно: ведь балет – это пластика тела в музыкальном сопровождении, а пластичное тело – залог здоровья и бодрости.
Как приятно работать в таком Институте и даже наблюдать его со стороны!
Уникальный академический институт 60–70-х годов. Институт молекулярной биологии АН СССР
Постановление Президиума АН СССР о создании академического Института радиационной и физико-химической биологии (ИРФХБ) было подписано весной 1959 г. Позже этот институт был переименован в Институт молекулярной биологии АН СССР. Большая группа сотрудников была зачислена в Институт летом и осенью 1959 г., следующая – весной 1960 г. Меня приняли на работу в ИРФХБ 4 апреля 1960 г. К этому времени Институт уже работал около 9 месяцев в здании на ул. Вавилова. В том же здании расположился только что созданный академический Институт химии природных соединений (ИХПС) во главе с академиком М. М. Шемякиным. Директор ИРФХБ В. А. Энгельгардт сетовал, что Шемякин потеснил его, ибо сначала всё здание предназначалось для ИРФХБ.
Это здание в доме 32 по улице Вавилова было построено для Института горного дела. Но лично Н. С. Хрущёв решил, что горное дело надо развивать не в Москве, а где-нибудь в Донбассе и Горный институт долго куда-то переселяли (но, всё же, не в Донбасс). А надпись «Институт горного дела» так и осталась на фронтоне помпезного здания, построенного по проекту мастерской академика архитектуры Жолтовского.
Организатор, академик В. А. Энгельгардт положил в основу структуры своего института принцип:
треть физиков, треть химиков, треть биологов. Первыми заведующими лабораторий были доктор физико-математических наук Л. А. Тумерман, доктор химических наук Я. М. Варшавский, академик и доктор биологических наук В. А. Энгельгардт, академик и доктор биологических наук А. Е. Браунштейн, член-корреспондент АН СССР, доктор биологических наук М. Н. Мейсель, доктор биологичских наук В. И. Товарницкий и кандидат биологических наук И. А. Уткин, уже защитивший докторскую диссертацию. Как видно из перечня, среди завлабов пропорция 1:1:1 не была соблюдена, но Тумерман и Варшавский набирали в свои лаборатории физиков и химиков, а в лаборатории А. Е. Браунштейна было больше выпускников Химфака МГУ, чем биохимиков с биологическим образованием. В 1962 и 1963 гг. в институте появились лаборатории к.б. н А. А. Прокофьевой-Бельговской и д.б.н. Г. П. Георгиева, а несколько позже ещё одна, новая лаборатория во главе с доктором физ-мат. наук М. В. Волькенштейном. Он переехал из Ленинграда, а сотрудников набрал в Москве, в том числе внутри Института. По поводу этих лабораторий нужны комментарии.А. А. Прокофьева-Бельговская возглавила новую лабораторию, кратко именуемую Лабораторией кариологии, которая вскоре была слита с бывшей Лабораторией экспериментальной цитологии и цитохимии внезапно погибшего И. А. Уткина. О А. А. Прокофьевой-Бельговской, легендарном женщине-генетике в этой книге есть отдельный очерк. Г. П. Георгиев, ученик биохимика, академика АМН СССР И. Б. Збарского, защитил докторскую диссертацию в 1962 г., когда ему было 29 лет, и в 30 лет был приглашен Энгельгардтом заведовать лабораторией. Он привёл с собой из Института морфологии животных им. А. Н. Северцова двух сильных биохимиков: О. П. Самарину и В. Л. Мантьеву, и стал заведовать бывшей Лабораторией вирусологии В. И. Товарницкого, реорганизовав её в Лабораторию биохимии нуклеиновых кислот. М. В. Волькенштейн ранее работал в Институте высокомолекулярных соединений в Ленинграде, а в институте Энгельгардта организовал совершенно новую Лабораторию физики биополимеров, куда перешла часть сотрудников, в основном – физиков, из лаборатории биоэнергетики Л. А. Тумермана. Обе эти лаборатории на протяжении всей последующей жизни Института серьёзно укомплектовывались физиками, окончившими кафедру биофизики Физического факультета МГУ, а иногда и физиками из других вузов.
Пятый международный биохимический конгресс – импульс к развитию молекулярной биологии в Советском Союзе
Знаковым событием начала 60-х годов для советских биохимиков, нарождавшихся молекулярных биологов, генетиков и вообще всех биологов, связанных с исследованием молекулярных (физико-химических) основ живой материи, был V Международный биохимический конгресс, состоявшийся летом 1961 г. в Москве в здании Московского государственного университета на Воробьевых горах. В. А. Энгельгардт был назначен руководителем Симпозиума № 1, который назывался «Молекулярная биология». А. А. Баев, который злой волей судьбы ещё не был даже доктором наук (только в 1955 г он был реабилитирован после 17-летнего периода арестов и ссылок), был назначен руководителем издательской группы оргкомитета (издание тезисов и трудов конгресса). Почти все сотрудники Института были вовлечены в организационную работу, связанную с конгрессом. Ожидалось участие в конгрессе до двух тысяч ученых, в том числе около половины из-за рубежа. И эти многочисленные зарубежные участники действительно приехали. Все сотрудники Института, как и все советские участники конгресса, получили возможность услышать доклады Ф. Крика, Дж. Уотсона, М. Месельсона, С. Бензера и других классиков молодой молекулярной биологии. На одном из заседаний этого симпозиума выступил молодой М. Ниренберг и сообщил о только что сделанной им и ещё не опубликованной экспериментальной расшифровке генетического кода. Его конкурент, С. Очоа, завершил схожую работу и получил близкие результаты, и об этом тоже было сообщено на заседании симпозиума. Расшифровка генетического кода (окончательно код был рашифрован в конце 1961 г. Ф. Криком) была свежей сенсацией конгресса и мы, молодёжь, испытывали восторг от присутствия при событии глобального масштаба. Потом некоторые из именитых участников Симпозиума № 1 выступали на семинарах, организованных в нашем и других институтах. Всё это создавало вдохновляющую атмосферу, если не причастности к историческим событиям, то ощущения личного свидетельства этих событий. Это было очень важным моральным фактором, стимулировавшим нас, молодёжь, к работе. Важно было то, что мы видели и слышали людей, которые, как Дж. Уотсон или М. Ниренберг, до поры до времени были обыкновенными молодыми выпускниками университетов. Затем они добились права вести самостоятельную работу, сумели чётко сформулировать принципиальные вопросы, спланировать и организовать экспериментальную работу и добиться решения поставленных вопросов. Всё очень просто! Поступайте так же и добивайтесь успеха! Это был главный урок конгресса. К этому надо добавить, что условием работы по такому образцу была демократичность науки и институтов, при которой только и возможен такой стиль научной работы. Именно такая демократичная обстановка была создана к тому времени в нашем Институте. Интродуктором и гарантом демократичного стиля был В. А. Энгельгардт. К тому времени, что я начал работать в Институте, т. е. к началу 1960 г., стиль Института уже сложился. Ветеран ИРФХБ-ИМБ Л. Л. Киселёв, поступивший в институт сразу с университетской скамьи в августе 1959 г., вспоминал, что работа института начиналась с неформальных обсуждений того, что делать и как делать. Особенно это относилось к первым месяцам существования ИРФХБ, ибо лабораторных помещений, как таковых, еще не было: шла сплошная реконструкция здания. Затем, когда появилось достаточное количество сотрудников, начались настоящие научные семинары и открытые для всех заседания учёного совета.
В Актовом Зале МГУ во время V Международного биохимического конгресса (1961 г.). В глубине – председатель Симпозиума № 1 академик В. А. Энгельгардт, слева у доски – помощник секретаря Симпозиума Ю. Богданов. (Из архива автора).
Заседания учёного совета, семинары
На заседаниях учёного совета дважды в год происходили оживлённые (даже придирчивые) дискуссии – при утверждении планов на следующий год и рассмотрении годовых отчётов. От подающих планы завлабов требовалось мотивировать, для чего предпринимается исследование, каков его смысл, не является ли оно заведомо второсортным или повторением того, что уже сделано на Западе, каковы гарантии его выполнения? То же самое требовалось доказывать и во время утверждения отчёта. Проще говоря, ни планы, ни отчёты не утверждались без активных вопросов участников заседания. А иногда разворачивались серьёзные дискуссии.