Очерки об индуизме
Шрифт:
Кшатриям естественно и нормально принадлежит всякое внешнее могущество, потому что область действия — это внешний мир; но это могущество есть ничто без внутреннего, чисто духовного принципа, в котором укоренен авторитет брахманов и в котором оно находит свою единственную ценную гарантию. В обмен на эту гарантию кшатрии должны с помощью находящейся в их распоряжении силы обеспечивать для брахманов средство осуществления их собственной функции познания и обучения в мире, в укрытии, защищающем от волнений и суеты; это то, что подразумевают под фигурой Сканда, Господина войны, охраняющего медитацию Ганеши, Господина познания. Таковы правильные отношения между светской и духовной властью; и если бы они соблюдались всегда и везде, то никогда никакой конфликт между ними не смог бы возникнуть, каждая занимала бы свое место, которое по праву должно ей принадлежать в соответствии с иерархией функций и существ, иерархией, строго согласующейся с природой вещей. Ясно, что место, принадлежащее кшатриям и, следовательно, действию, будучи подчиненным, далеко не ничтожно, так как оно соответствует всей полноте внешней власти, военной. Административной и юридической одновременно, что синтезируется в функции царской власти. Брахманы должны осуществлять лишь власть невидимую, которая как таковая может игнорироваться простыми людьми, от чего она не перестает быть принципом всей видимой власти: этот ее авторитет является как бы стержнем, вокруг которого вращаются все вещи, фиксированной осью, вокруг которой мир совершает свое обращение, неподвижным центром, который направляет и упорядочивает космическое движение, не участвуя в нем; именно это представляет древний символ свастики, который поэтому есть один из атрибутов Ганеши.
Следует добавить, что место, которое надлежит действию, будет более или менее велико в зависимости от обстоятельств его приложения; в этом народы действительно предстают как индивиды, и природа одних преимущественно созерцательная, а других — активная. Без сомнения, нет никакой другой страны, где способность к созерцанию была бы так распространена и так повсеместно
Это угроза неупорядоченного, лишенного своего принципа, действия; такое действие в самом себе есть чистое небытие, и оно может вести только к катастрофе. Однако скажут, что если это существует, то значит, сам этот беспорядок должен в конечном счете войти в универсальный порядок, коего он есть элемент на том же основании, что и все остальное; и с высшей точки зрения это совершенно верно. Всякое бытие, знает ли оно об этом или нет, хочет оно этого или нет, полностью зависит от своего принципа во всем том, чем оно является. Беспорядочное действие само возможно только лишь через принцип всякого действия, но поскольку оно не осознает этот принцип и не признает своей зависимости от него, постольку оно оказывается неупорядоченным и лишенным положительной действенности. И если оно обладает самой низкой степенью реальности, приближающей ее к обычной иллюзии, то как раз потому, что она в наибольшей степени удалена от принципа, в котором только и есть абсолютная реальность.
С точки зрения принципа, есть только порядок; но с точки зрения случайности, беспорядок существует, и что касается земного человечества, то мы находимся в той эпохе, где беспорядок торжествует.
Можно задаться вопросом, почему это так, и учение индуизма с теорией космических циклов предоставит ответ на этот вопрос. Мы находимся в Кали-юге, в темном веке, где духовность сведена к своему минимуму самими законами развертывания человеческого цикла, приводящего к некоей прогрессирующей материализации через различные периоды, из которых этот является последним; под человеческим циклом мы здесь понимаем исключительно продолжительность Манвантары. К концу этого времени все спутывается, касты смешиваются, сама семья перестает существовать: не это ли в точности мы видим вокруг нас? Следует ли из этого заключить, что настоящий цикл заканчивается, и что вскоре мы увидим занимающуюся зарю новой Манвантары? Можно ли пытаться его остановить, в особенности, если подумать о все возрастающей скорости, с которой спешат события; но может быть, беспорядок еще не достиг своего предела, может быть, человечество должно спуститься еще ниже, в крайности полностью материальной цивилизации, прежде чем смочь подняться к принципу и к духовным и божественным реальностям? Впрочем, это неважно: рано или поздно это нисходящее движение, которое современные западные люди называют «прогрессом», дойдет до предела, и тогда закончатся «черные времена»; тогда появится Калки-аватара, всадник на белом коне, на голове которого знак верховной власти в трех мирах, тройная диадема, держащий в своей руке пылающий меч, подобный хвосту кометы; тогда мир беспорядка и заблуждения будет разрушен, и посредством очистительной и возрождающей мощи Агни все вещи будут восстановлены и возрождены в целостности их первоначального состояния. Конец настоящего цикла есть одновременно начало будущего цикла. Те, кто знает, что так и должно быть, даже посреди худших обстоятельств не могут утратить своей неизменной безмятежности; как ни было бы неприятно жить в эпоху потрясений и почти всеобщего мрака, они не могут их загрязнить или поглотить, и именно это составляет силу истинной элиты. Несомненно, если мрак будет распространяться все больше, эта элита даже на Востоке может быть сведена к очень небольшому числу. Но достаточно того, чтобы лишь некоторые хранили в целостности истинное познание, чтобы быть готовыми, когда исполнятся времена, спасти все то, что еще может быть спасено из современного мира, что и станет зародышем мира будущего.
Эту роль сохранения традиционного духа со всем тем, что сюда реально включается, когда он понимается в его наиболее глубоком смысле, в настоящее время может исполнить только лишь Восток. Мы не хотим сказать, что весь Восток в целом, потому что беспорядок, идущий с Запада, может, к несчастью, в определенной мере достичь и его. Но именно на Востоке пока еще существует истинная элита, где встречается традиционный дух во всей своей жизненности. Впрочем, то, что здесь осталось, сводится к внешним формам, значение которых уже давно едва понятно, и если что-то на Западе может быть спасено, то это будет возможно только с помощью Востока; но для того, чтобы быть эффективной, эта помощь должна найти точку опоры в западном мире; но эта возможность в настоящее время представляется неясной.
Как бы то ни было, на всем Востоке Индия занимает привилегированное положение в рассматриваемом отношении; причиной этого является то, что без традиционного духа Индия была бы ничем. Действительно, индуистское единство (мы не говорим индийское) не есть ни единство расы, ни единство языка, оно есть исключительно единство традиции; индусы суть все те, кто действительно принадлежит этой традиции и только ей. Это объясняет ту самую способность к созерцанию, которая более характерна для Индии, чем для кого-либо другого: причастность к традиции, действительно, полностью реальна лишь в той мере, в какой она заключает в себе постижение учения, а оно состоит прежде всего в метафизическом познании, потому что именно в чистом метафизическом порядке располагается принцип, из коего следует все остальное. Вот почему Индия представляется как бы специально предназначенной поддерживать до конца превосходство созерцания над действием, с помощью своей элиты противопоставить непроницаемый для распространения западного современного духа барьер, сохранить нетронутым сознание постоянства, неизменности и вечности, посреди мира, волнуемого непрестанными изменениями. Конечно, следует хорошо понимать, что неизменным является один только принцип, а его приложения, которым он дает место во всех областях, могут и даже должны меняться согласно обстоятельствам и времени, так как принцип абсолютен, а приложения относительны и случайны, как и мир, к которому они относятся. Традиция допускает бесконечно множественные и разнообразные приспособления в их модальностях; но все эти приспособления, если они осуществляются строго в соответствии с традиционным духом, есть не что иное, как нормальное развитие определенных последствий, извечно содержащихся в самом принципе. Следовательно, в любом случае речь идет лишь о том, чтобы сделать эксплицитным то, что до этого было имплицитным, и таким образом, основание, сама субстанция учения всегда остается тождественной при всех различиях внешних форм. Приложения могут быть различного рода; таковы, например, не только социальные установления, о которых мы уже упоминали, но и науки, когда они поистине то, чем должны быть; это указывает на сущностное различие, которое существует между концепцией этих традиционных наук и концепцией тех наук, что были созданы современным западным духом. Тогда как первые всю свою значимость получают от их соединения с метафизическим учением, последние под предлогом независимости замкнуты на самих себе и могут претендовать только на то, чтобы продвигать анализ все дальше, не выходя из своей ограниченной области и не отступая ни на шаг от своих ограничений; при этом анализ может быть продолжен бесконечно без того, чтобы когда-нибудь продвинуться в истинном познании вещей. Не из-за темного ли чувства этой невозможности современные люди стали предпочитать знанию само исследование, или же это так потому, что это исследование, не имеющее конца, удовлетворяет их потребность в непрестанном беспокойстве, которое само хочет быть собственной целью? Что делать восточным людям с этими пустыми науками, которые Запад претендует им принести, тогда как сами они обладают другими науками, несравненно более реальными и более обширными, и когда малейшее усилие интеллектуальной концентрации обучает их гораздо лучше, чем все эти фрагментарные и рассеянные взгляды, эта хаотическая куча фактов и понятий, связанных лишь более или менее фантастическими гипотезами, с трудом выстроенными для того, чтобы быть тотчас опрокинутыми и замещенными другими, которые будут обоснованы не лучше этих? И пусть не гордятся сверх меры промышленными и техническими применениями, которым эти науки дали рождение, думая этим компенсировать все свои недостатки; никто не намеревается оспаривать, что они по крайней мере обладают этой практической полезностью, тогда как спекулятивная их ценность скорее иллюзорна; но как раз этим Восток никогда на самом деле не интересовался, он слишком мало чтит эти совершенно материальные преимущества, чтобы им пожертвовать свой дух, потому что он знает, сколь огромно превосходство позиции созерцания над позицией действия, и что все вещи, которые проходят, суть лишь небытие перед лицом вечности.
Истинная Индия для нас, следовательно, не есть эта более или менее модернизированная Индия, то есть вестернизированная, о которой мечтают некоторые молодые люди, воспитанные в университетах Европы и Америки и гордые от сознания
того, что обладают знаниями, приобретенными ими, хотя с восточной точки зрения они лишь совершенные невежды, образующие, вопреки их претензиям, нечто совершенно противоположное интеллектуальной элите в том смысле, в котором мы ее понимаем. Истинная Индия, то есть та, которая всегда остается верной учению, передаваемому ее элитой через века, это та, которая в полноте сохраняет содержание традиции, источник которой находится дальше и выше, чем человечество; это Индия Ману и Риши, Индия Шри Рамы и Шри Кришны. Мы знаем, что это не всегда была та страна, которая обозначается этим именем; несомненно, что со времени первоначального арктического пребывания, о котором говорят Веды, она последовательно занимала много различных географических положений; возможно, что она займет еще и другие, но это неважно, так как она всегда там, где находится местопребывание этой великой традиции, поддержание которой среди людей есть ее миссия и основание ее бытия. Посредством непрерывной цепи ее мудрецов, ее гуру, ее йогов она продолжает существовать сквозь все превратности внешнего мира, непоколебимая как Меру, она будет длиться столько же, сколько Санатана Дхарма (что можно перевести как Lex perennis, то есть неизменный закон), и она никогда не перестанет созерцать все вещи фронтальным глазом Шивы в безмятежной неизменности присутствующей вечности. Все враждебные усилия в конечном счете разобьются об одну только силу истины, как облака рассеиваются перед солнцем, даже если им и удается на время скрыть его от наших взглядов. Разрушительное действие времени оставляет существовать лишь то, что превосходит время: оно поглотит всех тех, кто ограничил свой горизонт миром изменения и поместил всю реальность в становление, тех, кто сделал себе религию из случайного и временного, так как «тот, кто жертвует одному богу, становится пищей этого бога». Но что оно может против тех, кто в себе самом носит сознание вечности?КУНДИЛИНИ-ЙОГА [18]
Уже много раз вставал вопрос о работах Артура Авалона (г-на Джона Вудрофа), посвященных одному из малоизвестных аспектов индуистских учений; именуемый «тантризмом», поскольку он основывается на трактатах, называемых «тантрами», но будучи в действительности не так четко ограничен и более распространен, он всегда оставлялся ориенталистами в стороне, из-за трудности его понимания и одновременно из-за своего рода предубеждений, что, впрочем, есть прямое следствие непонимания. Одна из главных его работ, «Змеиная сила», была недавно переиздана. [19] Мы не предполагаем давать здесь ее анализ, что было бы почти невозможно и, к тому же, мало интересно (для тех наших читателей, кто владеет английским, лучше было бы обратиться к самой книге, о которой мы дадим лишь схематичное представление), а предполагаем лишь уточнить истинное значение того, о чем идет речь, но не обязывая себя при этом следовать тому порядку, в котором там ставятся проблемы. [20]
18
Опубликовано в «Voile d'Isis», октябрь-ноябрь 1933.
19
The Serpent Power, 3-е edition revue; Ganesh et Cie Madras. Эта книга содержит переводы двух текстов: Shatchakra nirupana и Pddukd-panchaka, которым предпослано длинное и важное сообщение; наше исследование относится к его содержанию.
20
Самое лучшее, что мы можем сделать, это отослать к нашей собственной работе «Человек и его становление согласно Веданте», для более подробных объяснений, которые мы не можем здесь воспроизводить и которые мы должны предполагать уже известными.
Прежде всего мы должны сказать, что не можем полностью согласиться с автором относительно фундаментального смысла слова «йога», которое буквально означая «единство»; оно не может пониматься без соотнесения по сути с высшей целью всякой «реализации»; он возражает на это, что вопрос о единстве может стоять лишь в отношении двух различных сущностей, а Дживатман не может реально отличаться от Параматмана. Это совершенно точно, но хотя индивид отличается от Всеобщего только иллюзорно, не следует забывать, что именно с индивида начинается всякая «реализация» (иначе само это слово не имело бы никакого смысла), и что, с его точки зрения, она представляет явление «единства», которое, по правде говоря, вовсе не есть нечто такое, «что должно быть осуществлено», а только осознание «того, что есть», то есть «Высшего Тождества». Такой термин, как йога, выражает, следовательно, аспект, приобретаемый вещами, видимыми со стороны проявления, и который, очевидно, иллюзорен по той же самой причине, что и само это проявление; но то же самое можно сказать обо всех формах языка без исключения, потому что они принадлежат к сфере индивидуального проявления, и достаточно об этом предупредить, чтобы их несовершенство не вводило нас в заблуждение и не заставляло бы видеть в этом выражение реального «дуализма». Лишь вторичным образом и при расширенном толковании само слово «йога» можно приложить к ансамблю различных средств, используемых для достижения «реализации», средств, являющихся лишь подготовительными, к которым слово «единство», как бы его ни понимали, в собственном смысле не может быть применимо; но все это никак не влияет на то, о чем идет речь, поскольку если слову «йога» предшествует определение, позволяющее различать множество типов, то очевидно, что оно используется для обозначения средств, которые только и могут быть множественными, в то время, как цель необходимым образом одна и та же в любом случае.
Вид йоги, о которой идет речь, связан с тем, что называется лайя-йогой и что заключается главным образом в процессе «растворения» (лайя), то есть рассасывания в непроявленном различных конститутивных начал индивидуального проявления, это рассасывание осуществляется постепенно, согласно порядку, в точности обратному порядку произведения (шрешти, srishti) или развертывания (прапанха, prapancha) самого этого проявления [21] Начала или принципы, о которых идет речь, суть таттвы, которые Санкхьей {Sankhya) обозначаются как произведение Пракрити под влиянием Пуруши: «внутреннее чувство», то есть «ментальное» (манас, manas), соединено с индивидуальным сознанием (аханкара, ahankara) и через его посредство с интеллектом (Буддхи, Buddhi или Махат, Mahat); пять танмантр или тонких изначальных сущностей; пять способностей восприятия (джняниндрия, jnanendriyas) и пять способностей действия (кармаиндрия, karmendryas); [22] наконец, пять бхута (bhutas) или телесных начал. [23]
21
Жаль, что автор часто использует и, в частности, для перевода шрешти (srishti) слово «творчество», которое, как мы это часто объясняли, с точки зрения индуистского учения сюда не подходит; мы слишком хорошо знаем, сколько трудностей доставляет необходимость пользоваться западной терминологией, столь неадекватной, насколько это возможно, тому, что хотят выразить; но тем не менее мы думаем, что это слово из тех, которых легко можно избежать и мы сами его никогда не использовали. Поскольку мы говорим о терминологии, укажем также на неточность перевода термина «самадхи» через «экстаз»; это слово тем более неподходяще, что оно используется в западных языках, чтобы обозначить мистические состояния, то есть нечто, относящееся к совершенно иному порядку и с чем, по существу, важно избежать всякого смешения; к тому же этимологически оно означает «выходить из самого себя» (что очень хорошо подходит для мистических состояний), тогда как то, что обозначает термин самадхи, есть, напротив, «вхождение» в бытие в его собственном «Само».
22
Слово индрия означает одновременно способность и соответствующий организм, но лучше его переводить главным образом как способность, во-первых, потому что это согласуется с его изначальным смыслом, то есть «мочь», а также потому, что здесь более важно рассмотрение способности, чем телесного органа по причине превосходства тонкого проявления по отношению к грубому проявлению.
23
Мы не очень хорошо понимаем сделанное автором возражение использованию слова «начала» (элементы, стихии, elements) для обозначения «бхута», которое является традиционным для древней физики термином; здесь не место заниматься тем забвением, которому подвергалось это употребление у современных людей, для которых, впрочем, и вся «космологическая» концепция равным образом стала чужой.
Каждый бхута с танматра (tanmatra), соответствующим ему, и способности восприятия и действия, которые из него следуют, рассасывается в том, что ему непосредственно предшествует согласно порядку произведения таким образом, что порядок растворения следующий: 1) земля (притхви, prithvi) с обонятельным качеством (гандха, gandha), чувством обоняния (гхрана, ghrana) и способность передвижения (пада, pada); 2) вода (ап, ар) с вкусовым качеством (раса, rasa), чувство вкуса (расана, rasana) и способность хватания (пани, pani; 3) огонь (теджас, tejas) с качеством видимости (рупа, ruра), чувство зрения (чакшус, chakshus) и способность выделения (пайю, рауи); 4) воздух (вайю, vayu) с качеством тактильности (спарша, sparsha), чувство прикосновения (twach) и способность порождения (упастха, upastha); 5) эфир (акаша, akasha) с качеством звучания (шабда, shabda), чувство слуха (шротра, shrotra) и способность речи (вач, vach); и наконец, на последней стадии все растворяется во «внутреннем чувстве» (манас), все индивидуальное проявление оказывается, таким образом, сведенным к своему первому термину и как бы концентрированным в одной точке, по ту сторону от которой существо переходит в другую сферу. Таковы, следовательно, шесть подготовительных степеней, которые должны последовательно пересекаться тем, кто следует этим путем «растворения», постепенно преодолевая, таким образом, различные ограничительные условия индивидуальности, прежде чем достичь сверх-индивидуального состояния, в котором может быть реализовано в Чистом Сознании (Чит), тотальном и абстрактном, действительное единство с высшим «Я» (Само, Параматман), единство, из которого непосредственно следует «Освобождение» (Мокша).