Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор

К этому следует добавить чувство естественного человеческого страха, который испытывали вновь назначенные командиры. Этот страх лишал их инициативы, заставлял выполнять самый дикий приказ, исходящий сверху. Страх был вызван не только знанием судеб своих смещенных или репрессированных предшественников, но и неуверенностью в собственном завтрашнем дне из-за постоянных должностных перемещений, принятых в сталинской практике руководства страной и армией. Новые назначенцы не успевали ознакомиться с обстановкой и с вверенными им воинскими частями, как тут же вынуждены были вступать в новые должности. К тому времени в обезглавленной и обескровленной Красной армии оставалось примерно 8 % от кадрового состава, числившегося на 22 июня 1941 года. Остальные 92 % составляли наспех обученные и плохо экипированные призывники. Людские ресурсы у страны были поистине неограниченные. Бабы – рожали, подрастающая молодежь была бесправна, а военкоматы в тылу работали бесперебойно. О нуждах промышленности в этом смысле беспокоиться не приходилось, для работы на военных заводах годились старики, женщины и дети.

В таких условиях протекал первый, самый жестокий период Великой Отечественной войны. Об этом говорит современная историческая наука, опираясь на неопровержимые факты, которые становятся все более и более доступными для осмысления.

А теперь попробуем посмотреть на все это сквозь призму фольклора, то есть глазами победившего народа. И попытаемся на примере Ленинградского фронта и героической 900-дневной блокады понять, кто же довел армию и страну до катастрофы 1941 года и кто несет ответственность за нечеловеческие жертвы, исключительно благодаря которым и был приобретен кровавый опыт войны, приведший, наконец, нас к долгожданной Победе в мае 1945 года.

2

Если высшее руководство страны, и в том числе Сталин, в войну с Германией не верили и всякие попытки предупредить о конкретной дате ее начала отвергали, считая их вражеской провокацией, то в народе ощущение надвигающейся беды чувствовалось с поразительной определенностью. Это отразилось в городском фольклоре. Даже весной 1941 года, когда до начала войны оставались считанные недели, а средства массовой информации были преисполнены неподдельного оптимизма по поводу вечной дружбы между советским и немецким народами, фольклор оставался, пожалуй, единственным общественным барометром, который показывал состояние тревожной предгрозовой атмосферы. По воспоминаниям Натальи Петровны Бехтеревой, в небе над Театром им. A.C. Пушкина несколько дней подряд был отчетливо виден светящийся крест. Его запомнили многие ленинградцы. Люди по-разному объясняли его происхождение, но абсолютно все сходились на том, что это еще один знак беды, предупреждение ленинградцев о предстоящих страшных испытаниях.

Еще в начале 1941 года верующие старушки рассказывали, что на старинном кладбище Александро-Невской лавры появился старичок с крыльями. «Ходит между могилами, сам собой светится, а слова не говорит». Только когда явилась милиция, старичок взлетел на склеп и оттуда произнес: «Руками не возьмете, пулей не собьете, когда схочу – сам слечу. Делаю вам последнее предупреждение: идет к вам черный с черным крестом, десять недель вам сидеть постом, как станет у врат – начнется глад, доедайте бобы – запасайте гробы. Аминь!» Сказал так старичок с крыльями и улетел, только его и видели.

Были и менее сказочные приметы надвигающейся катастрофы. Сохранилось предание о том, что в самом конце 1930-х годов сотрудники НКВД изо дня в день ходили по старым ленинградским квартирам и, как рассказывали старожилы, с завидным служебным рвением выискивали старые адресные книги и вырывали из них страницы с картами и планами Кронштадта. Только с началом войны стало более или менее понятно, зачем это делалось, хотя все догадывались, что немцам такие карты были известны гораздо лучше, чем самим ленинградцам.

В народе верили, что и нападение фашистской Германии, и блокада Ленинграда – это наказание за изменение названия города с Петрограда на Ленинград. Среди интеллигенции переименование связывали с известным «проклятием царевича Алексея». Умирая в 1718 году в страшных муках на дыбе одного из мрачных казематов Петропавловской крепости, сын Петра I, Алексей, проклял весь род ненавистных ему Толстых до 22 колена.

Первым проклятие царевича Алексея настигло Петра Андреевича Толстого, или «Иуду Толстого», как его называли в народе. Именно ему Петр поручил вернуть в Россию сбежавшего со своей любовницей за границу царевича Алексея. Петр Андреевич буквально обшарил всю Европу и нашел-таки царевича в Италии. Лестью, обманом, шантажом и посулами Толстому удалось уверить Алексея в родительском прощении, после чего царевич согласился вернуться в Россию. Конец этой авантюры Толстого известен. Алексей по прибытии в Петербург был заточен в Петропавловскую крепость, подвергнут допросам с пристрастием, в результате чего скончался. По некоторым преданиям, он был либо задушен подушкой, либо отравлен ядом по личному указанию самого Петра.

В 1727 году, через два года после смерти Петра I, Петр Толстой был арестован, сослан в Соловецкий монастырь и заточен в каменную келью, вырубленную в монастырской стене. Там через два года он скончался.

Проклятие царевича периодически напоминало о себе появлением в древнем роду Толстых либо слабоумного, либо совершенно аморального Толстого. Одним из них в XVIII веке и был Иуда Толстой. В XIX столетии благородный род Толстых «прославил» известный Федор Толстой – «Американец», картежник, шулер и дуэлянт, будучи известным в Петербурге своей исключительной безнравственностью и безграничным цинизмом.

Но предсмертное проклятие опального царевича легло не только на род Толстых. Умирая мучительной смертью, царевич Алексей Петрович будто бы проклял и город, построенный его отцом вопреки древнерусским традициям и обычаям дедов: «Петербургу быть пусту!» И это страшное проклятие, утверждает семейное предание современных Толстых, время от времени дает о себе знать. С ним связывают и появление именно в Петербурге бесов, описанных Достоевским и захвативших власть в 1917 году; и 900-дневную блокаду, в результате которой Ленинград должен был превратиться в ледяную пустыню.

Но вернемся в 1941 год. Накануне войны в Ленинграде неожиданно возник интерес к Тамерлану, особенно после того, как научная экспедиция сотрудников Эрмитажа выехала в Самарканд для изучения усыпальницы Гур-Эмир, где покоится прах знаменитого завоевателя XIV века. «Ленинградская правда» публиковала ежедневные отчеты о ходе работ. В одной корреспонденции из Самарканда рассказывалось о том, как с гробницы Тамерлана была снята тяжелая плита из зеленого нефрита. «Народная легенда, сохранившаяся до наших дней, – писал корреспондент ТАСС, – гласит, что под этим камнем – источник ужасной войны». Многих читателей это рассмешило. Какое фантастическое суеверие – думать, что, сдвинув древний камень с места, можно развязать войну!

В первый день блокады 8 сентября 1941 года впервые был предпринят мощный массированный налет фашистской авиации на Ленинград. Вместе с бомбами на ленинградцев посыпались пропагандистские фашистские листовки. Подбирать их опасались. За их хранение можно было поплатиться жизнью. Власти побаивались немецкой пропаганды, и листовки уничтожались. Но их тексты – яркие и лаконичные – запоминались. Как рассказывают блокадники, многие из них превращались в пословицы и поговорки, которые бытовали в блокадном городе: «Доедайте бобы – готовьте гробы», «Чечевицу съедите – Ленинград сдадите». В конце октября, накануне очередной годовщины революции, город познакомился с предупреждениями: «До седьмого спите, седьмого ждите», «Шестого мы будем бомбить, седьмого вы будете хоронить». Авторство некоторых подобных агиток приписывается лично фюреру.

3

Несмотря на явные признаки надвигающейся катастрофы, для Ленинграда, как, впрочем, и для всей страны, начало войны и стремительное наступление немцев на Ленинградском направлении стало полной неожиданностью. Достаточно сказать, что первые попытки массовой эвакуации детских учреждений: яслей, детских садиков и младших классов школ – осуществлялись в западном, казавшемся безопасным направлении, навстречу приближающейся немецкой армии. Эшелоны с детьми и стали первыми жертвами жесточайших налетов фашистской авиации.