Очерки уголовного мира царской России. Книга 3
Шрифт:
– Очень приятно!.
– Мне то-о-же!...
– Что вам от меня нужно?
– Да как же? Помилуйте! Это Бог знает что?! Я говорю чеку, че-ло-о-веку... Подай еще графинчик водки, а он заявляет: "Поздний час, господин, из буфета не отпускают". И что значит "поздний час", когда, строго говоря, ранний... Да, наконец, опять же Лелечка... он меня компер... коммер... компрометирует в ее глазах.
Это же не порядок... Как вы находите?
– Конечно, конечно! Вы правы. А где же это вас так компрометируют?
– Как?... Неужели вы не знаете, а еще главный
– Представьте, знал, да забыл!
– В "Слоне", в "Слоне", стыдитесь!
– Где же вы там: в общем зале или в кабинете?
– Что за вопрос?! Конечно, в зале! Моя Лелечка не станет шляться по кабинетам. Сидим справа от входа: я, Лелечка да приятель, Ладонов... Только он напрасно думает... Ничего у него с Лелечкой не выйдет!...
– Хорошо! Вы погодите немного, а я прикажу сейчас хозяину отпустить вам графинчик.
– Хорошо. Я этой услуги вам не забуду! Мерси!
По моему приказанию один из агентов тотчас же направился в ресторан "Слон" и, арестовав Семечкина, водворил его на остаток ночи в полицейскую камеру. На следующее утро мы встретились.
Семечкин оказался консисторским служащим, вспрыскивавшим вчера в "Слоне" свой первый, только что полученный чин. Это был добродушнейший и безобиднейший человек, лет 25, скромный, конфузливый.
– Ради самого Господа, господин начальник, не оглашайте мо его глупого проступка: и со службы-то меня выгонят, и жена съест живьем!
А как же это вы, господин коллежский регистратор, решились столь бесцеремонно беспокоить меня, да еще среди ночи.
Видит Бог, был пьян, пьян, как стелька!... Да разве трезвый я бы посмел?!
Пожурив его еще немного, я отпустил Семечкина на все четыре стороны и, конечно, не возбудил о нем дела.
Радость Семечкина была безбрежна.
Недостойный иерей
Как-то в 1907 году в Петроградскую сыскную полицию обратился сенатор X. Начальник полиции В. Г. Филиппов отсутствовал, и я, в качестве помощника, заменяя его, принял сенатора.
Ко мне вошел старик лет шестидесяти, весьма почтенного и благообразного вида и, сев в предложенное кресло, с опаской огляделся и негромким голосом заговорил:
– Я обращаюсь к вам по весьма щекотливому и, разумеется, совершенно секретному делу. В моей семье произошло несчастье, "и, быть может, вы сможете если и не ликвидировать его совсем, то, по крайней мере, ослабить его печальные последствия.
– Я к вашим услугам, ваше превосходительство.
Сенатор, беспокойно взглянув на меня, продолжал:
– Видите ли, у меня сбежала дочь, - и он сделал паузу.
Затем: - Это бы еще куда ни шло! Мало ли бывает: молодость, романы, любовь и подобные бредни. Но несчастие в том, что выбор моей дочери пал черт знает на кого. Ну, будь там какой-нибудь корнет, гусар, адвокат, артист, наконец, готов примириться на длинноволосом студенте, а то, подумайте, - кучер!
Грязный, неопрятный мужик, с дегтем, кислятиной и вшами!
Какая муха ее укусила, - ума не приложу. Во всяком
случае, ни воспитание, ею полученное, ни среда, ее окружающая, не могли привить подобного вкуса. Я просто теряюсь в догадках, что это: эротическое помешательство или желание опроститься по рецепту Толстого? Быть может, я выжил из ума, отстал от века, впал в детство, но решительно отказываюсь понимать поведение моей Наточки.Лошадиный Ромео умчал ее куда-то, и вот уже несколько дней, как об ней ни слуху ни духу. Я очень, очень прошу вас: помогите мне разыскать мою девочку. Но, ради Бога, никакой огласки, никакого скандала - это так важно и для ее чести, и для моей репутации.
Я успокоил, как умел, старика, обещав немедленно приняться за поиски.
Отыскать Тимофея Цыганова не представляло труда, так как имя его нам дал сенатор, а улицу, дом и квартиру - адресный стол. Я решил вызвать его в сыскную полицию и поговорить сначала по-хорошему.
Ко мне в кабинет вошел здоровенный малый, краснощекий, с длинной черной бородой лопатой и волосами, обильно смазанными деревянным маслом и подстриженными в скобку.
– Здравствуй, Тимофей!
– Здравия желаю, г. начальник!
– Послушай, братец, что ты там затеял?
– Это вы насчет чего же изволите?
– Полно, Тимофей, притворяться! Сам знаешь, что насчет сенаторской дочки говорю.
– Ах, эвона про что!
– Ну, так как же?
– Так что? Счастье мое, линия, стало быть, такая подошла!
– Счастье-то счастьем! Но подумай, что же ты делать с нею станешь? Разве она тебе пара?
– Известно: делать буду то, что обыкновенно делают. А пара она мне али нет, - это уж дело мое.
– Что же ты воображаешь, что сенатор на это и согласится?
– А, пущай их не соглашаются! Нам это безразлично!
– Как безразлично? Прикажет, - и разъединят вас.
– Ну, уж этому не бывать! Где это видано, чтобы мужа с женой, без их воли, разъединяли? Такого и закону нет.
– Да вы разве женаты?
– Как же-с! Поженившись законным браком.
– Кто же вас венчал?
– Известное дело, - поп, кому же другому?
– Какого же прихода?
– А вот память отшибло - не помню!
– сказал с иронией Тимофей.
– Полно вздор городить! В какой церкви венчались?
– Не желаем говорить, - да и все тут! Хотите, узнавайте сами.
Делать с ним было нечего, и, отпустив его, я приказал агентам проверить во всех церквах брачные записи по метрическим книгам.
На что ушло дня три.
В конце этого срока заехал ко мне опять сенатор X., - справиться о ходе дела. Я передал ему мой разговор с Тимофеем, и старик, узнав о вновь приобретенном "бофисе", схватился лишь за голову и упал в кресло. Несколько отдышавшись и обдумав положение, он с грустью сказал:
– Ну, раз дело дошло до свадьбы, то тут не поможешь. Одно осталось, это пообтесать как-нибудь этого болвана да пристроить куда-нибудь в глухую провинцию на службу. Другого выхода у меня нет. Будьте добры, забудьте всю эту грустную историю и прекратите производство по этому делу.