Очерки времён и событий из истории российских евреев том 3
Шрифт:
В 1925 году в Москве была создана еврейская секция Российской ассоциации пролетарских писателей. В нее входили литераторы‚ которые безоговорочно приняли советскую власть и большевистскую идеологию, восторженно встретили революцию как освобождение еврейского народа от нищеты‚ страданий и жестокости старого мира. Они вспоминали прежние бои: "Штурмуют мосты и заставы‚ скрестились шашки и пики‚ – Даешь мосты и заставы! Даешь Украину‚ Деникин!.." (Э. Фининберг). Они гордились героическим прошлым: "Лишь мне‚ лишь нам – босым и взрослым детям – Вчерашнее досталось расстрелять..." (И. Фефер). Они возглашали: "Отойдите‚ отойдите‚ унылые деды... Нам некогда задавать вопросы..." (И. Харик). Они обещали: "И будет весь мир перевернут‚ – Еще мы не выдохлись‚ нет!.." (А. Кушниров).
"Пролетарские" писатели
Ш. Галкин:
У ножа‚ у ножа я учусь‚
Злобно блещущего и стального!
Что однажды отрублено‚ снова
Никогда не воскреснет‚ – и пусть!..
А. Кушниров:
Мы гибли во имя живых‚
Мы жили за тех‚ кто не дожил‚
Сдирали с себя и с других
Проклятого прошлого кожу...
И. Фефер:
В полях и шахтах‚ в дымном окруженьи‚
Где каждый угол счастием пропах...
Я – самый пылкий с шашкой средь сражений‚
Я – самый пылкий с молотом в цехах...
"Пролетарские" писатели и поэты выпускали журнал "Октябер" на идиш‚ а "попутчики" объединились вокруг журнала "Найэрд" ("Новь"). С 1922 года выходил в Москве литературный журнал на идиш "Штром" ("Поток"); обложку первого номера оформил художник М. Шагал‚ эпиграфом журнала стали строки из стихотворения О. Шварцмана "Но под скалами я слышу течение и рокот потока..." ("Штром" закрыли в 1924 году).
В Москве выходили журнал комсомольских писателей "Юнгвалд" ("Молодая поросль") и ежегодник "Советиш"; книги печатали издательства "Эмес"‚ "Централфарлаг" ("Центральное издательство")‚ "Шул ун бух" ("Школа и книга"). "Културфарлаг" ("Издательство культуры") в Киеве выпускало книги на идиш; в Харькове выходили журналы "Ройте велт" ("Красный мир") и "Пролит" ("Пролетарская литература")‚ а после их закрытия появился в Киеве журнал "Фармест" ("Соревнование"). В Минске выпускали литературный журнал "Штерн" ("Звезда")‚ в Биробиджане – "Форпост".
П. Маркиш:
Две мертвые птицы на землю легли.
Удар был удачен... Что лучше земли?
Здесь‚ в солнечной этой блаженной стране‚
Упасть так упасть! Так мерещится мне...
И. Фефер:
Лечу‚ как ветер‚ по родной стране‚
Она моя! Она живет во мне...
Л. Квитко:
Мчаться, мчаться, мчаться, мчаться!
С буйным ветром повстречаться...
И неожиданное признание И. Харика – воспоминание о местечке:
Как я хотел‚ чтобы сгорело ты‚
Как пылко я мечтал об этом в детстве‚
И как храню теперь твои черты‚
Как берегу теперь твое наследство.
Как вырос я‚ как изменилось ты!..
Литература на языке идиш продолжала развиваться. Прозаики создавали эпические произведения‚ пытаясь осмыслить изменения в еврейском обществе‚ драматурги писали пьесы, поэты лирические стихотворения‚ поэмы‚ стихи для детей. Их переводили на другие языки народов Советского Союза‚ и читатель уже знал эти имена – Д. Бергельсон‚ Ш. Галкин‚ Д. Гофштейн‚ Дер Нистер‚ П. Маркиш‚ И. Кипнис‚ Л. Квитко‚ И. Фефер‚ З. Аксельрод‚ Э. Фининберг‚ М. Кульбак‚ И. Харик‚ А. Кушниров. В 1930-е годы успешно начинали молодые литераторы М. Тейф‚ З. Телесин‚ Р. Баумволь‚ О. Дриз‚ М. Грубиян и другие.
Из Большой Советской энциклопедии (1932 год): "Количество еврейских писателей из года в год увеличивается‚ главным образом, за
счет рабочей и крестьянской молодежи‚ значительные кадры которой входят сейчас в литературу в результате призыва ударников; сильно выросла‚ в особенности в УССР и БССР‚ комсомольская еврейская литература‚ насчитывающая десятки рабочих и крестьянских поэтов‚ беллетристов и критиков‚ из которых многие обещают стать значительными фигурами".Времена менялись. Ужесточались цензурные требования. Не поощрялось новаторство литературного стиля и философские обобщения‚ которые могли "запутать" неискушенного читателя. Навешивались ярлыки на прозу и поэзию – влияние "пережитков прошлого"‚ "тлетворное воздействие Запада"‚ "зловредная контрабанда идей". Писателей обвиняли в "отрыве от реальной жизни"‚ в "индивидуализме" и "идеализации" прошлого‚ в "эпикурействе и любовании преходящим моментом". От них требовали внедрять в массы большевистскую идеологию‚ и один из руководителей литературы заявил: прежние писатели на идиш искали "красоту еврейской души – мы же ищем марксистский подход ко всем явлениям еврейской жизни".
Беднел язык литературных произведений. Положительные персонажи становились еще "положительнее"‚ а отрицательных лишали права на малейшие симпатии читателя. Культура на языке идиш постепенно превращалась в общесоветскую культуру‚ "национальную по форме и социалистическую по содержанию". Кроме официальной цензуры вырабатывалась и самоцензура; литератор знал наверняка‚ на какие темы и как можно писать‚ чтобы попасть в план государственных издательств и не вызвать нападок партийной критики. А для этого следовало выполнять социальный заказ – воспевать новую жизнь‚ клеймить пережитки прошлого в сознании людей‚ создавать образ советского человека в духе социалистического реализма.
А. Кушниров:
Бои и победы поют ветераны...
Бетонною плотью затянуты раны...
И. Харик:
Каждый‚ каждый‚ каждый – в строй!
Каждый‚ каждый‚ каждый – строй!..
Л. Квитко:
Казак я! Буденновец!
Храбрый боец!
Так дайте ж мне‚ дайте
Коня наконец!..
Сглаживались различия между "пролетарскими" писателями и "попутчиками"‚ особенно в тематике. Разрешенными темами являлись – революция‚ героика "пламенных лет" Гражданской войны‚ разоблачение шпионов и вредителей‚ классовая борьба в странах капитала‚ ломка старого быта‚ борьба с религиозными предрассудками‚ трудовые будни Биробиджана‚ коллективизация сельского хозяйства и индустриализация страны‚ что вызывало к жизни произведения с характерными названиями – "Плотины" и "На Днепрострое", "Шахты" и "Дорога в Донбасс"‚ "Смерть кулака" и "Биробиджанцы", "Фабрика зовет"‚ "В тракторном цеху" и "Радость нового бытия". Поэты и прозаики на языке идиш (как и прочие деятели советской литературы) выполняли заказ партии и правительства и неуклонно теряли своего читателя.
Дер Нистер (в переводе с идиш "скрытый"‚ псевдоним П. Кагановича)‚ из письма 1934 года: "В Советском Союзе нет места символизму‚ а ты знаешь‚ что я всегда был и остался символистом. Человеку моего типа‚ всю жизнь работавшему над совершенствованием стиля‚ очень трудно перейти от символизма к реализму. Это вопрос не техники. Тут нужно как бы переродиться. Нужно вывернуть душу наизнанку... Если я не буду писать‚ я выпаду из литературы и из жизни‚ ибо не тебе объяснять‚ что писатель‚ который не пишет‚ – это человек‚ который не живет‚ не существует в мире..." (арестован в 1948 году‚ умер в тюремной больнице).
Искренность первых лет творчества постепенно становилась фальшью; от писателей и поэтов требовали прославлять партию и ее вождей‚ желание оставаться самим собой вело в тюрьму или к творческому молчанию, а следовательно, к забвению. Были расстреляны и погибли в заключении многие писатели и поэты, творившие на языке идиш‚ среди них – А. Абчук‚ З. Аксельрод‚ М. Кульбак‚ И. Харик.
И. Харик:
Щеки мечены рубцами‚
Строен‚ смуглокож.
Если нужно‚ завтра – в пламя‚