Очерки времен и событий из истории российских евреев. 1945 – 1970 гг. Книга 6

ЧАСТЬ СЕМНАДЦАТАЯ

Убийство С. Михоэлса. Борьба с "безродными космополитами". Уничтожение остатков еврейской культуры

ОЧЕРК СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТЫЙ

Идеологические кампании первых послевоенных лет

1 

Начало войны с гитлеровской Германией ошеломило граждан Советского Союза и надолго запомнилось современникам. Стремительные продвижения немецких войск, поражения Красной армии на всех фронтах, паническая эвакуация населения разрушали налаженную жизнь и нерушимую веру в вождя, которого считали мудрым, прозорливым и непобедимым.

Люди начали задумываться, сопоставлять, делать выводы; даже представители творческой элиты, вскормленные и обласканные властями, верные последователи социалистического реализма и партийности в искусстве произносили крамольные речи, которые фиксировали тайные осведомители. "Нас отучили мыслить…" (К. Федин), "Так дальше не может быть, так больше нельзя жить, так мы не выживем…" (Н. Погодин), "Народ, вернувшийся с войны, ничего не будет бояться…" (А. Толстой).

Война раскрепостила многих в Советском Союзе. Подошло время, когда не надо было лгать, притворяться, клеймить выдуманных "врагов народа", ибо истинный противник находился по ту сторону передовой линии, и его следовало одолеть. Вернулись по домам победители той войны, бывшие солдаты и офицеры, которые привыкли принимать решения в боевой обстановке, не ожидая указаний вышестоящих начальников, почувствовали силу свою и значимость, преодолев страх предвоенных лет, научились отличать настоящие ценности от мнимых лозунгов, затертых от нескончаемого употребления, ощутили боль, страдание, торжество выживших и победивших, познакомились с жизнью в европейских странах, которая разительно отличалась от скудного существования в стране Советов.

Победа над Германией и ее союзниками перевернула страницу истории и возродила надежды. Население Советского Союза устало от тягот войны и захотело нормальной работы без штурмовщины, улучшения жилищных условий, хороших заработков и сытой, спокойной жизни с отдыхом и развлечениями; крестьяне надеялись, что после победы распустят колхозы, и каждый будет трудиться на своей земле.

В. Гроссман, писатель (из фронтового очерка):

"Что же удивительного, что день и ночь, заслоняя самые яркие и пышные картины последних дней победоносной войны, стоит перед глазами фигура нашего красноармейца, такой, какой навечно запомнили мы ее: в продранной осколками шинели, шапке-ушанке, с полупустым заплечным мешочком, с гранатами, заткнутыми за брезентовый поясок.

Пожелаем ему от души жизни веселей и полегче, посытней, побогаче. Кто, как не он, заслужил ее!"

Из воспоминаний: "Все чувствовали одно: после таких мук, лишений, голода, смертей должна же начаться настоящая человеческая жизнь. Помню, на ногах – рваные сапоги, а в душе – уверенность: скоро начнется распрекрасная жизнь…"

2 

В первые месяцы той войны советская пропаганда вспомнила позабытые понятия, которые не употребляли уже много лет. "Отчизна", "братья-славяне", "священное отечество", "великие предки", "Родина-мать" – эти выражения вошли в газетные статьи, лозунги, речи докладчиков и способствовали росту национальных устремлений граждан СССР. Подобные настроения поначалу не преследовали, чтобы не подрывать единство народов многонационального государства в борьбе с сильным врагом, однако к четвертому году войны ее исход был уже ясен, и подошла пора искоренять несанкционированный "буржуазный национализм".

Летом 1944 года ЦК партии принял решение усилить идеологическую работу в Татарской автономной республике, где писатели и историки придавали излишний национальный характер своим работам. Подобной критике подвергли деятелей культуры Башкирии, а затем раскритиковали авторов "Истории казахского народа" за проявленный национализм.

В мае 1945 года на приеме командующих войсками Красной армии Сталин произнес тост: "Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза". Сталин назвал русский народ "руководящей силой" страны – в этом выступлении вождя была заложена программа будущих действий, которую подхватили и начали разрабатывать партийные идеологи.

Появилось определение: "Русский народ является старшим братом в семье советских народов". На втором месте в этой иерархии оказались украинцы, белорусы и прочие народы, объединенные в союзные республики. Затем шли народы автономных республик и автономных областей, а последнее место предназначалось малым национальным меньшинствам без означенной государственности, чью русификацию внедряли ускоренными темпами. Не случайно новый гимн страны, в годы войны заменивший "Интернационал", начинался со слов: "Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь…"

Распределение национальностей по различным категориям таило в себе скрытую опасность, ибо не всякий представитель того или иного народа соглашался быть "младшим братом"; сепаратистские устремления возрастали, и по окончании войны началась борьба с "буржуазными националистами" Украины, Армении, Узбекистана, Киргизии, Молдавии, Бурят-Монголии. Им поставили в вину идеализацию прошлого, излишние напоминания о расцвете своих народов в прежние времена, чрезмерное восхваление исторических героев и намеки на насильственное присоединение к России.

В Москву поступали сведения о пробуждении национального движения народов СССР, грозившего целостности огромного государства, о настроениях советских граждан и возрастающей аполитичности молодежи, которая не желала принимать на веру партийные лозунги. Иностранный наблюдатель отметил: "Советские люди, с которыми мы встречались, всячески старались отгородить свою личную жизнь от политики... Собственного мнения у них чаще всего не было… проблемы политические и идеологические их совершенно не интересовали".

Органы НКВД сообщали об анонимных записях, сделанных на избирательных бюллетенях во время первых послевоенных выборов: "Недалек тот час, когда наш народ стряхнет с себя вашу паутину, сомнет и развеет вас…" – "Человек у вас работает даром, в особенности наше жалкое крестьянство…" – "Народ терпит, но скоро терпение лопнет, и тогда берегитесь…"

С Украины докладывали: "Резкие антисоветские настроения высказывает также демобилизовавшийся из армии поэт-переводчик… Зисман Марк Давидович: "Советский Союз – это изолгавшаяся страна, страна мрака и ужаса. В СССР все находятся в рабстве, господствует крепостное право, людям нашим живется хуже, чем бывшим крепостным. Коммунистическая партия – это партия шкурников"…"

В Кремле понимали сложившуюся ситуацию и сделали соответствующие выводы. Сталин, по свидетельству его соратников, "особенно много занимался идеологическими вопросами и придавал им первостепенное значение" в послевоенные годы. Многие его указания не попадали в какие-либо документы; Сталин сообщал их в личной беседе или по телефону для немедленного исполнения, и сразу же вводился в действие пропагандистский аппарат для воздействия на население страны.

На страницах газет появились разоблачительные статьи против "идеологически вредных" произведений писателей, поэтов и критиков: "Под знаком разложения и упадка", "Искажение исторической правды", "Раболепие и безыдейность" и им подобные. В газете "Эйникайт" осудили еврейских поэтов и писателей Ш. Галкина, М. Пинчевского, А. Суцкевера и Э. Фининберга – за аполитичность, безыдейность и "буржуазный национализм".

Так началась идеологическая борьба против распространения либеральных настроений, чтобы подавить проявления инакомыслия в советском обществе, особенно среди интеллигенции, которая надеялась на новую, более свободную жизнь и смягчение диктаторского режима. "После войны все ждали каких-то перемен. Надеялись, что Сталин, убедившись в верности и преданности народа-победителя, прекратит репрессии, но этого не произошло…"

3 

Во время войны с Германией Советский Союз входил в состав антигитлеровской коалиции, получал вооружение и продовольствие из США, Англии, Канады, однако в стране начиналось неприметное – с оглядкой на союзников – насаждение антизападных настроений. В 1943 году газета "Литература и искусство" уже предостерегала граждан СССР от "рабского преклонения перед всем заграничным", что являлось отличительным признаком "людей без почвы, без родины, без племени".