Очищение огнем

Закрыв за собой дверь номера, Кей начала укладывать вещи, спокойно, размеренно, без гнева. В конце концов вина лежит не только на нем, но и на ней. Она обманывала себя, пыталась убедить, что Пол свободен. Конечно, им было так хорошо в постели. И Кей позволила всему этому заменить истинные чувства, искренние отношения, глубокие эмоции.

Пол вошел в тот момент, когда Кей закрывала чемодан. Он не спросил, почему она уезжает, по-видимому, тоже кое-что понял.

– Мне очень жаль, – тихо сказал он.

– Знаю. Ты ничего не мог бы поделать, Пол. Он зашел сзади, осторожно сжал ее плечи.

– Ты так много значишь для меня, Кей. Я хотел… Голос изменил ему.

Кей и без его слов сознавала, что желала того же. Слезы жгли веки. Как ужасно, бессмысленно… у них так много общего, почему же любовь так и не пришла?

Пол отпустил ее и подошел к окну.

– Ты слишком добра, если утверждаешь, что в случившемся нет моей вины.

В голосе звучала такая мука, что Кей поспешила утешить его.

– Как это может быть? – возразила она. – Ты не можешь заставить себя не вспоминать. Мы не открываем любимым наши сердца на определенный срок.

Пол, не оборачиваясь, вздохнул:

– Я должен был все рассказать с самого начала и давным давно объяснить… почему… так и не смог… забыть.

Оба долго молчали. Кей осознала, что Пол готов признаться в чем-то самом главном и сейчас собирается с силами.

– Ей приходилось так трудно, – начал он наконец. – И не потому, что не хватало сил и духа все выдержать, но она была спортсменкой, живой, веселой, подвижной, а несчастье сделало ее узницей клетки, тюрьмы собственного тела. Она могла только двигать шеей и двумя пальцами на левой руке.

Он задыхался, словно беда случилась только вчера.

– Бет боролась с отчаянием, сражалась каждый день. Господь знает, как мужественно она себя вела. Но поединок был проигран с самого начала, и приходилось день за днем отступать, и даже те внутренние органы, которые не были повреждены при падении, начали сдавать: легкие, почки… наконец…

Он запнулся, и Кей заметила, как побелели костяшки впившихся в подоконник пальцев. Пол слишком долго носил в себе этот ужас, насильственно сдерживал поток чувств, которому необходимо было дать волю, прежде чем его снова посетит любовь.

– Она просила меня… она просила меня… просила…

Он вновь и вновь повторял эти слова, и Кей показалось, она знает, что услышит сейчас. Девушка подвинулась ближе, потянулась к Полу, ее прикосновение, казалось, вновь привело его в чувство, словно игла, застрявшая в канавке пластинки, освободилась и встала на место.

– …Просила меня помочь… покончить с этим, – выговорил Пол наконец. – Я отказался… сначала. Помочь? Разве это можно назвать помощью? Она не могла двигаться. И умереть не могла, пока я не соглашусь… убить ее. Ведь это нельзя считать иначе, чем убийством, правда?

– Нет… нет… ты не прав, – подумала Кей. Или прошептала? Так или иначе, он не расслышал.

– Но как только ей это пришло в голову, – продолжал Пол, – она больше не отступала и все время твердила, что если я люблю ее, значит помогу умереть.

Пол сунул руки в карманы и напряженно сгорбился.

– Откуда и кто знает, каково истинное доказательство любви? Отказаться? Попытаться заставить ее поверить в радость жизни? Или сделать то, что она от меня просила?

Солнечный луч, пробившийся в окно, осветил брызнувшие из глаз слезы, и Кей молча заплакала вместе с ним.

– Я выполнил ее просьбу.

Он по-прежнему стоял лицом к окну, взгляд его был обращен внутрь, и мрачной картине, навеки запечатлевшейся в памяти.

– Я держал стакан с водой и давал ей таблетки – одну, вторую, третью… Она могла только глотать – больше ничего, даже пальцем шевельнуть, поэтому мы решили поступить именно так, все остальное считалось бы убийством…

Пол вытер глаза рукой, глубоко вздохнул и, наконец, обернулся к Кей.

– Конечно, в глазах закона, это было убийством… иногда и в моих тоже.

Он вынудил себя слабо улыбнуться.

– Вот из-за этого… потому… я не могу… Похоронить ее, потому она всегда жива здесь.

Он ударил сжатым кулаком по груди.

– Потому что я постоянно, непрерывно мучаюсь мыслями, что сделал неверный выбор и не в силах вынести воспоминаний…

Голос снова подвел его, и на этот раз Кей поняла, что продолжения не будет. – Пол совершенно обессилел. Несколько мгновений она молча держала его в объятиях, но оба знали – даже после исповеди чуда не произошло, – что Пол не был свободен от пожизненного заключения, к которому приговорил сам себя. Его сердце навсегда останется узником воспоминаний.

Кей вернулась в свою квартиру. Она и Пол больше не провели вместе ни одной ночи: Кей не могла заставить себя продолжать чисто сексуальную связь. Раньше оба довольствовались именно такими отношениями только потому, что она надеялась – когда-нибудь в их сердцах расцветет любовь, родится из волшебного, созданного только ими жара страсти. Теперь она понимала, что надежды были тщетными.

Но расстались они без обид и горечи – наоборот, их дружба стала еще крепче. Они вместе работали над проектом, часто ужинали вдвоем, поверяли друг другу свои секреты, делились тревогами и бедами, чего никогда не делали, когда были любовниками.

Как-то снежным декабрьским вечером, за неделю до Рождества, Кей, расставшись с Полом, поехала к себе и увидела перед домом припаркованный к обочине «фольксваген» Элси. Матерчатая крыша была поднята, но, по-видимому, маленький обогреватель не очень-то помогал в такой холод. Нахохлившаяся Элси спрятала нос в воротник пальто и не заметила идущую через улицу Кей.

Кей постучала в окошко автомобиля. Элси, увидев ее, тут же вышла, и Кей пригласила подругу к себе, согреться.

– Сколько ты меня прождала? – спросила она, входя в небольшое здание без лифта, очаровательный домик, бывший когда-то складом морского оборудования.

– Час, или около того, – пожала плечами Элси. – После работы у меня было свидание, а потом я сразу приехала и стала ждать. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Ну конечно, нет. Что случилось?

Кей уставилась на подругу. Хотя Элси вела себя так, словно у нее было неотложное дело, все-таки не казалась особенно расстроенной.

– В общем-то нет, – покачала головой Элси. – Но мне нужен совет, Кей. Необходимо принять важное решение, и быстро, а у меня здесь никого нет ближе тебя.

Квартира Кей на верхнем этаже была просто большой мансардой с кирпичными стенами, кухней, отделенной низкой стойкой из обожженной сосны, и отдельной спальней – углом, отгороженным стенкой. Сквозь застекленную крышу и два больших окна лился дневной свет, и, кроме того, из мансарды открывался прекрасный вид на крыши соседних домов и внутреннюю гавань.