Очищение тьмой (сборник)

На протяжении получаса, пока Кронов излагал свою недлинную пока еще жизнь, врач, чтобы не мешать пациенту, о чем-то негромко перешептывался с женщиной.

– Николай Арнольдович! Вот, готово, – Саша протянул исписанный листок.

Врач прочитал быстро, но внимательно. Под некоторыми словами ставил точки карандашом, словно нанизывая их. Поднял сочувствующие глаза.

– Вот что, Саша. Не стоит так сильно волноваться. В обиду вас никто не даст. Разберемся, даю слово. Только обещайте мне, что будете вести себя благоразумно.

«Неужели поверил? Неужели удалось убедить его, что действительно пострадал невиновный?»

– Обещаю!!!

По дороге в палату хотелось прыгать, кричать: ему поверили впервые с того самого страшного мига, который разделил жизнь на «до» и «после» начала кошмара. В палате его встретил ободряющий взгляд Эдика. Ему не терпелось услышать, как идут дела.

– Ну, что молчишь и сияешь, как новая копейка?

На душе было действительно легко – странновато для тюремной психбольницы.

– Эдя, мне поверили! Слышишь – поверили! Он сказал – во всем разберутся.

Глаза Эдика не изменили выражения, только губы скривились в недоброй усмешке.

– Ты, случайно, не со старичком с птичьим клювом имел счастье общаться?.. Ага, точно – с Арнольдовичем. «Лично займусь вашей проблемой!» Похоже? В общем, можешь уши не развешивать. Я-то думал, тебя к следователю вызвали или весточка с воли. Не вздумай доверять им, Саня! В особенности этой старой крысе. Я его знаю уже пару месяцев, и какие сюрпризы он преподносит – ты и представить себе не можешь.

– Эдик, это мой последний шанс…

– Чем такой – лучше вовсе без шанса.

– Ладно, замнем. Полежим – разжуем. Есть о чем подумать.

* * *

Вбежав в подъезд, едва не ступил в лужу темной, уже начавшей сворачиваться крови. Сердце сжалось: «Опоздал!» Подкосились ноги, колени коснулись ступеней. Не сел – упал на холодный бетон. Вдруг почувствовал: чья-то рука легла на плечо, клещами сдавила ключицу. Вскрикнул: «Оленька!» – и обернулся. За спиной стоял рассыпающийся скелет в пыльном балахоне.

Очнулся от собственного крика. В упор смотрели глаза. Эдик.

– Чего орешь? Успокойся. Санитары набегут. Поначалу здесь всех кошмары мучают.

– Извини, чертовщина снится. О, вот они, легки на помине.

В открывшуюся дверь действительно проскользнула фигурка в белом халате – розовые щечки, нежные лукавые глаза. Воздушное создание, Наташа, палатная медсестра. Следом, любопытствуя, ввалились двое санитаров.

– Успокойтесь, Кронов, не нервничайте. Идемте со мной в манипуляционную.

Пошел с радостью, лишь бы рядом звучал негромкий мелодичный голос с умиротворяющими интонациями. Можно стерпеть все – и укол этот, и тошнотворный привкус таблеток.

– Пожалуйста, примите лекарство. Вам уже назначен курс лечения. Это от нервов. Спать будете спокойно. Вам повезло, что наблюдаетесь у профессора, – объяснила Наташа, протягивая пластиковый стаканчик. Кронов махом проглотил пестрые таблетки и капсулы.

Возвращался с мыслями об Оле, разбуженными коротким разговором с медсестрой.

Палата-камера жила своей жизнью. В углу у окна, перемешивая спертый воздух беспорядочными жестами, Игорь загибал очередную байку. Разинув от удовольствия рты, ему внимали сельчане. Эдик, лежа на койке, в который раз листал старый «Человек и закон». Грузин о чем-то шушукался с санитаром у «кормушки». К ним Кронов не подходил. Жизнь научила не соваться в чужие дела. Приходилось укорачивать шаги, меряя и без того небольшое помещение, чтобы не попасть в пространство у двери, занятое Грузином.

Муть перед глазами появилась совершенно внезапно. Тело цепенело прямо на ходу. Подвернулась на ровном полу нога. Мышцы словно сковало незримым панцирем. И уже вовсе ничего не виделось – снежная пелена сомкнулась окончательно. Подумал бы: «навсегда» – но не стало и мыслей. Одеревенел язык, и Кронова понесло в неведомую сумрачную бездну.

На мгновение открыл глаза – снова увидел склонившегося Эдика. Смысл его слов не доходил до сознания, которое постепенно угасало…

Чувства возвращались медленно и мучительно. Проступающие сквозь мутную пелену пятна складывались в знакомые очертания. Донесся мурлыкающий тенорок Николая Арнольдовича:

– Ну, друг мой, и напугали же вы нас!

На лице Кронова всплыло жалкое подобие улыбки, но и это обеспокоило профессора.

– Не напрягайтесь. Все прошло. Вам нужно уснуть. Когда проснетесь – все будет хорошо. Вы у себя в палате, вокруг – друзья.

Тихо, ступая едва не на цыпочках, с прижатым к губам пальцем, профессор удалился, а следом и его свита. Молчание нарушил моментально подскочивший Эдик.

– Как ты? Я когда увидел – меня словно током ударило! Белее стены, конвульсии, судороги…

– Эдик, что это… было?

– Было! Это еще не конец. Таблетки! Что ты принял и сколько?

– Четыре, в стакане.

– Белые, большие, с вдавленной полоской посередине?

– Маленькие розовые.

– Да такой дозой слона можно угробить!.. Сволочи! – Эдик влажной белой ладонью отер Саше лицо.

– Запомни, эта кошачья повадка врачей рассчитана только на новичков. Я это на собственной шкуре испытал. Здесь всех берут в оборот, только не сразу. Никуда не денешься. Рано или поздно станешь роботом. Посмотри на наших селян – они же как игрушки, у которых батарейка садится. Еще увидишь, какими отсюда увозят! Будешь принимать эту дрянь – они своего добьются.

– Так что же делать?

Растерянность Кронова отразилась в глазах Эдика.

– Прежде всего научись прятать таблетки. Смотри – это довольно просто.

Достав из кармана три круглых шарика и бросив их в рот, Эдик сделал глотательное движение. Заходил ходуном кадык, дрогнул живот.

– Найди.

Безуспешные попытки Саши вызвали только смех. Наконец Эдик отлепил от неба серую пластинку, протянул ее Кронову. Во влажном хлебе сидели три горошины.

– Ну как, годится? Запомни: всем своим поведением ты должен показывать, что принимаешь лекарство. И Боже сохрани, если они обнаружат твою уловку. Тогда… вот тогда начнутся уколы. Как у меня. Только мне их назначили по другой причине, да и доза половинная – не знают, что таблетки в унитаз идут. Ага, вот, кажется, и по мою душу.