Очищение убийством

— Нечестно?

— Ну, безнравственно. Безнравственно, когда женщина таких способностей, как настоятельница, должна оставить свое служение ради жизни с мужчиной. Может быть, ее смерть была очищением — освобождением от того, что было бы нечестивым и греховным.

Фидельма с любопытством посмотрела на нее.

— Откуда ты знаешь, что она имела в виду Ательнота, говоря об этом? Почему ты полагаешь, что слова ее означали, что этот сакс за ней ухаживал?

— Потому что Ательнот потревожил нас, когда мы говорили об этом деле, он потребовал разговора с Этайн наедине. Этайн ответила ему, что она занята, и он ушел. Это произошло, когда мы разговаривали о безбрачии. Она сказала, насколько я помню: «Если такой человек, как он, делает мне предложение, я готова принять это новое римское учение» — или что-то подобное.

Эадульф снова принялся задавать вопросы.

— Ты уверена, что она сказала «делает», а не «сделал бы»? Подразумевала ли она, что Ательнот и вправду делал такое предложение, или это лишь догадка? — спросил он отрывисто.

Сестра Гвид пожала плечами.

— Я ушла с явным ощущением, что Ательнот уже сделал распутные предложения настоятельнице.

Настало молчание, во время которого Фидельма и Эадульф вникали в значение того, что сказала им Гвид.

Фидельма заговорила после нескольких мгновений молчания:

— А не упоминала ли Этайн о каком-нибудь другом случае или человеке в связи с враждебностью или неприязнью сторонников Рима?

— Речь шла только об Ательноте.

— Хорошо. Спасибо тебе, сестра. Мы сожалеем, что добавили горечи к твоему горю.

Неуклюжая монахиня встала и повернулась к двери.

— Между прочим…

Голос Фидельмы остановил ее.

— …ты, кажется, указала, что брак между священнослужителями — дело нечестивое и греховное. Что ты думаешь о споре насчет безбрачия среди монахов?

Рот сестры Гвид мрачно сжался.

— Я придерживаюсь учения святого Павла из Тарса и Майгена, настоятеля Килмайна. Это не должно осквернять мужчин и женщин при служении Всемогущему!

Эадульф подождал, пока сестра уйдет, а потом повернулся к Фидельме в раздражении, нарушив ее мысли.

— Если мы работаем вместе, сестра, ты воистину не должна утаивать от меня сведения.

Фидельма рассердилась было, но вдруг поняла, что Эадульф прав. Она не сообщила ему о решении Этайн отказаться от должности ради замужества. Она даже не считала это важным, да и теперь не была уверена в том, что это что-то значит. Она тихонько вздохнула.

— Прошу прощения. Я не была уверена, что решение Этайн оставить службу — важный факт. Этайн сказала мне об этом в ночь перед своей смертью.

— За кого она собиралась замуж?

— Полагаю, это кто-то, с кем она встретилась в Ирландии. Она намеревалась вернуться в Кильдар и отказаться от должности. Тогда я думала, что она продолжит преподавать в совместной обители, как делала то раньше в Эмли.

— Но ты не знаешь, за кого она собиралась замуж?

— Она мне не сказала. Какое значение это имеет здесь, в Нортумбрии?

Эадульф закусил губу и немного помолчал.

— Мне трудно в это поверить, — сказал он неожиданно.

Фидельма подняла бровь.

— Во что именно?

— Насчет Ательнота. Говорят, человек он высокомерный; он, кажется, считает всех чужеземцев ниже себя, и он пылкий сторонник римского устава. С какой же стати ему питать страсть к настоятельнице Этайн?

Фидельма заметила без лишней скромности:

— Разве он не мужчина?

Эадульф почувствовал, что краснеет.

— Конечно. Но даже если так…

— Этайн была очень красивой женщиной, — развивала свою мысль Фидельма. — Разумеется, я тебя понимаю. Но иногда противоположности влечет друг к другу.

— Это так, — согласился Эадульф. — Ты знала сестру Гвид какое-то время. Можно ли доверять ей, она наблюдательна? Не могла ли она неверно истолковать слова Этайн или это дело с Ательнотом?

— Она девушка странная. Из тех, что склонны угождать вышестоящим. Однако хоть тело у нее и неуклюжее, но ум весьма даже гибок. И в мелочах она дотошна. Полагаю, мы можем доверять ее словам.

— В таком случае следующим мы, очевидно, должны повидать Ательнота, — предложил Эадульф.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Сестра Ательсвит вернулась с сообщением, что Ательнот занят в храме, участвует в дебатах, и она не может потревожить его, не помешав всему синоду. Фидельма и Эадульф решили сами отправиться в храм и послушать диспут. Для того они и приехали в Стренескальк, но еще не слышали ни одной речи, произнесенной на синоде. Очевидно, вместо настоятельницы Этайн со стороны церкви Колумбы диспут открыл сам епископ Колман с коротким обзором учения монахов Ионы. То была блестящая сжатая речь, но без ораторского красноречия или ухищрений. Вилфрид ответил коротко и саркастично, и одержал победу над чистосердечным и прямолинейным противником.

Фидельма и Эадульф стояли в задней части храма рядом с боковой дверью позади скамей колумбианцев, задыхаясь от удушающего запаха тлеющих благовоний.

Когда они вошли, со своего места поднялся высокий угловатый человек, которого монахиня, стоявшая рядом с Фидельмой, назвала епископом Кеддом, истинным учеником Айдана. Монахиня шепнула, что Кедд только что вернулся из земель восточных саксов, где побывал с миссией, а на синоде служит переводчиком с языка саксов на ирландский или с ирландского на язык саксов, коль в том будет нужда. Кедд был старшим из четырех братьев, которые были обращены Айданом, а теперь возглавляли церковь Колумбы в Нортумбрии. Хад, второй брат, был епископом в Ластингеме, а их братья Каэлин и Кюнебилл также присутствовали на соборе. Хад, добавила сестра, учился в Ирландии.

— Немало было размышлений касательно даты празднования Пасхи, — говорил Кедд. — Наша милостивая королева Энфледа празднует в соответствии с римским обычаем. Наш добрый король Освиу следует учению Колумбы. Кто прав и кто не прав? Может случиться так, что король уже завершил пост и празднует пасхальную субботу, в то время как королева и ее приближенные все еще постятся. С подобным положением здравомыслящий человек не может мириться.

— Верно, — выкрикнул задиристый Вилфрид, не потрудившись встать с места. — Положение будет исправлено, когда вы признаете ошибку в вашем исчислении Пасхи.

— Исчисление принято Анатолием, ученейшим из ученых мужей церкви, — ответствовал Кедд, и на его пергаментном исхудалом лице, на скулах, появились ярко-розовые пятна.

— Анатолий из Лаодикии? Вздор! — Вилфрид вскочил на ноги, призывно простерши руки к своим проримским братьям. — Я не сомневаюсь, что ваши календарные исчисления выдуманы бриттами не более двух веков назад. Римские же исчисления были тщательно проведены Виктором Аквитанским.

— Виктор! — Загорелый человек, едва ли старше тридцати лет, вскочил со скамьи колумбианцев. Светловолосый, лицо напряженное. — Все знают, что эти исчисления ошибочны.