Очищение
Шрифт:
На вокзале секцию с камерами хранения Ник нашел быстро. Правда, там ждал сюрприз. Он вдруг понял, что не знает ни номера ячейки, ни кода цифрового замка. В сообщении отца были указаны только точные GPS-координаты. Он устроился в вокзальной кафешке неподалеку, заказал капучино и принялся размышлять.
Отец мог не указать номер ячейки и код по двум причинам. Либо он не хотел, чтобы Ник получил доступ к ее содержимому. Тогда зачем было затевать весь этот сыр-бор с картой памяти и жутью про грядущий апокалипсис. Либо кодовая комбинация должна быть очевидна. Капитан в задумчивости поскреб подбородок. Из всех цифр, связанных с этой историей, в памяти всплыла только дата на фотографии с белым попугаем. Она явно не соответствовала реальному времени снимка и этим сразу бросалась в глаза. К тому же она уже послужила паролем на вскрытие карты памяти.
Не придумав
Довольный собой Ник вынул из ячейки небольшую полупустую дорожную сумку. Расстегнул замок. Внутри пара книг по микробиологии и конверт. Забросив сумку на плечо, он обнулил предоплату ячейки и направился к стоянке такси.
В отеле Шерно отложил книги в сторону и первым делом вскрыл конверт. На ладонь выпала флешка. Капитан повертел ее в руках, прикидывая, как бы получить доступ к содержимому. Купленный в аэропорту по пути в Байонну смарт он все же решил оставить, но для совместимости нужен был USB-переходник. К тому же читать со смарта объемные тексты не очень удобно. Лучше это делать на большом экране. Поразмыслив, он сунул флешку в карман и решил прогуляться до ближайшего магазина электроники, чтобы купить ноутбук. Вернулся в отель вечером. Заказал в номер ужин, бутылку красного и устроился в кресле в предвкушении занимательного чтива на тему теории глобального заговора рептилоидов в интерпретации отца.
Все получилось совсем по-другому.
Далеко за полночь Ник все еще сидел в кресле с ноутом на коленях и, нервно покусывая губы, в очередной раз перечитывал краткое описание проекта «Очищение». Рядом стоял сервировочный столик с нетронутой бутылкой вина и давно остывшим ужином. Уже с первых страниц улетучилась надежда на то, что теория про наступающий апокалипсис всего лишь плод больного воображения отца. Все оказалось предельно серьезно. И глобальная чума, и миллиарды загубленных жизней, и даже нашествие зомби. Настолько серьезно, что он иногда ощущал, как по спине бегут ледяные мурашки, а на затылке шевелится ершик коротко стриженных волос.
Почитав документ первый раз, капитан потряс головой, словно пытаясь отогнать кошмарное наваждение.
«Этого, блин, просто не может быть. Мы ведь цивилизованные люди»! – срываясь на истерику, кричал внутри него голос гражданина Франции, цивилизованного европейца, воспитанного в свободном обществе, где, по идее, должны процветать справедливость и общечеловеческие ценности.
Но капитан Первого парашютного, видевший все лицемерие, колониальную жестокость и низость миссии «по стабилизации» в Мали, профессиональный медик и образованный человек, понимающий, что в этом мире все совсем не просто, со спокойной циничной ухмылкой спрашивал:
«Ты уверен насчет цивилизованности? Вспомни историю. Вспомни прошлое, на котором лежит печать бремени белого человека 43 . Посмотри на настоящее. Ты ведь сам подсознательно делишь всех людей на категории первого и второго сорта. Для тебя малийцы – полудикие туземцы, жизнь которых не стоит ничего. А европеец – вершина человеческой цивилизации, венец творения. И не дай бог кто-нибудь ему сделает больно.» Перед глазами в туманной дымке воспоминаний проплывали братские могилы, ямы, вкопанные в барханах, чтобы скрыть жертвы среди гражданских во время зачисток отдаленных деревень и непродуманных ударов французской авиации по неподтвержденным целям. Сколько там похоронено женщин и детей? Кто считал? Поначалу Шерно пытался вести медицинскую статистику сопутствующего ущерба, но тут же был вызван на центральную базу в Бамако и получил такой нагоняй, после которого еще долго не мог прийти в себя. Так чему он удивляется сейчас.
43
«Бремя белого человека» (The White Man’s Burden) – стихотворение английского поэта Редъярда Киплинга времен филиппино-американской войны 1899–1902 гг. Написано в духе превосходства белой расы и пренебрежительном тоне по отношению к неевропейским народам. Изображает их как недоразвитых, опасных, требующих постоянного контроля и помощи со стороны «белых наций». Оправдывает колониальную, расистскую, империалистическую политику европейских государств.
Бросив взгляд на последний абзац документа, Ник тяжело вздохнул.
«Проект «Очищение» запущен, – всплывали из далекого прошлого строки, написанные его отцом. – Пиковые значения ожидаются в период с 2028 по 2032 год. На данный момент существует только одна разработка, способная остановить чуму. Сделать это надо в ближайшие два года, пока изменения в организмах зараженных еще не приняли необратимый характер. Если ничего не предпринять сейчас, то большая половина человечества обречена. Единственная серия созданных мной прототипов ингибитора находится у фармкомпании. Но выход есть. Сохранилась рабочая и технологическая документация по производству антидота и несколько референсных образцов. Их нужно передать русским. Только они смогут все исправить.»
Закрыв крышку ноута, капитан встал с кресла и прошелся по гостиной. Технология была описана в документе так детально, что не оставалось сомнений в том, что отцу действительно удалось создать адского демона, способного медленно пожирать людей изнутри. Он остановился у окна, долго смотрел на подсвеченную ночными фонарями Сену, потом закинул руки за голову и застонал, словно от тупой непроходящей зубной боли.
Почему сейчас? Ну почему он? Почему он должен бросить квартиру, тачку, Париж и спасать человечество. Может, пусть все течет само по себе. А он будет наблюдать за событиями из мягкого кресла. В конце концов, те, кто запустил «Очищение», заботятся о спасении человеческой цивилизации. Уж они-то знают, что делают. И аргументы у них, несомненно, весомые. Планета перенаселена. Ее ресурсы истощаются. Сокращение популяции людей в три-четыре раза ей пойдет только на пользу. Проект такого масштаба наверняка ведется с привлечением огромных ресурсов и должен иметь единый центр принятия решений. Нити управления, похоже, тянутся в Вашингтон. Это чувствуется по вовлечению американских компаний и по тому, с какой легкостью вокруг отца умирали люди. Разве он хочет разделить их судьбу?
Терзаемый этими непростыми вопросами капитан упал в кресло и налил себе бокал вина. Да, именно вот так. Можно сидеть в мягком кресле и наблюдать за тем, как чья-то невидимая могучая рука наводит на планете свой порядок. Можно было бы.
Но есть одно «но». Ник снова почувствовал, как по спине пробежала холодная скользкая ящерка страха. Одно охрененно важное «но». Возможно, зараза уже сидит и в нем. Он резко отставил бокал, вскочил с кресла и бросился в ванну. Долго стоял перед зеркалом, вглядываясь в свое бледное от приступа панической атаки лицо.
Он был в Мали. Значит, тоже мог попасть под «Очищение», а вместе с ним и несколько сотен ребят из Первого парашютного и все шесть тысяч контингента MINUSMA. И вся Мали. И вся Африка. И вся Латинская Америка. И Азия тоже. Все те миллиарды, о которых говорил отец.
В приступе отчаяния Ник сжал голову руками, словно пытаясь сдержать рвущиеся наружу образы ужасного будущего.
Но время еще есть. Ник нагнулся над раковиной и, набрав в ладони холодной воды, несколько раз ополоснул лицо. Минимум лет шесть-восемь. Отец, вообще, говорит, что в течение двух лет чуму можно предотвратить. За этот срок может случиться все, что угодно. Русские вон напали на Украину. Европейцы и Штаты, как полоумные идиоты, ломанулись с ними бодаться. Если так дальше пойдет, то все к черту сгорит в ядерном огне, и похрен та зараза.
А если нет. А если Кремль и Вашингтон договорятся. Тогда через шесть-восемь лет…
Усилием воли капитан подавил неспадающую волну паники. Надо остыть, успокоиться, попытаться заснуть, а на утро все хорошо обдумать на свежую голову. Он сделал несколько глубоких вдохов, медленно разделся, залез в кабину и включил холодный душ, чтобы смыть с себя прилипшие после чтения документа страхи.
Заснуть с первого раза не удалось. Ник долго ворочался на кровати, стараясь отогнать мрачные мысли. Потом выбрался из-под одеяла, заставил себя выпить бутылку красного и съесть остывший клаб-сэндвич. Вино сделало свое дело. Через четверть часа он погрузился в беспокойный, заполненный апокалипсическими страхами сон.