Очко сыграло

Через несколько лет он глупо погиб.

Банковать Борис Петрович предложил сопернику, и тот, пожав плечами, согласился.

Своя карта «Смирнова» была восьмерка. Незаметно выдвинув по направлению к себе нижнюю карту колоды, он подогнул ее уголок, скосил глаза и увидел туза. Это было замечательно. Его можно присовокупить к своей восьмерке и получить весьма оптимистичные девятнадцать. Или сунуть последней картой сопернику.

— В банке у вас будет Серафима, — сказал Борис Петрович, получив свою карту. — Если выиграешь, то на полчаса ляжешь с ней в постель. Если проиграешь, то Виктор прострелит тебе кисть левой руки. Перед этим я попрошу его не повреждать костей.

Смирнов задумался. Вечно выигрывать нельзя. Надо будет и проиграть для статистики. Кисть за неделю заживет, да и идет он по берегу отнюдь не на руках. Так что пока не все так уж плохо.

Получив третью карту (она, как и две другие, разумеется, была второй снизу), Борис Петрович задумался. Несколько секунд он задумчиво смотрел в глаза Смирнова. И, попросив еще, получил резервного туза.

«К «семке» прикупил добавку, — подумал Смирнов, рассматривая карты, раздраженно брошенные соперником на стол. — Рисковый парень. Хотя, чем он рисковал? Честью Серафимы?

Серафима оказалось легкой на помине. На ней было черное, обтягивающее платье, в котором она выглядела куда интеллигентной, чем в цветастом сарафане. За ней явилась Валентина. В смело декольтированном длинном вечернем туалете (темно-зеленом) с умопомрачительным боковым разрезом, в изумрудном колье, окропленном алмазами. Бровь ее, удачно загримированная, не привлекала внимания, и женщина выглядела светской львицей, утомленной поклонением. Они сели в глубине гостиной, вынули длинные тонкие сигареты и закурили.

— Я хочу отыграться, — заглянул Борис Петрович в глаза Смирнова. — Ставлю Валю на полчаса против простреленной кисти.

— На жену играете?

— На жену?! Да она...

Борис Петрович хотел сказать, что Валентина уйдет от него, как только узнает, что он потерял место в Правительстве. Но смолчал. Он умел молчать и обдумывать. Другие наверх не забираются.

Валентина уже знала, что из мужа выпустили кислород. Еще вечером, перед тем, как направиться с Серафимой к Смирнову, женщина позвонила супруге министра, та выразила свои соболезнования и пообещала принять участие в ее дальнейшей судьбе. Валентина все знала, но молчала, потому что хотела лечь в постель с этим странным мужчиной из параллельного мира.

— В общем, давай, банкуй, — перестал смотреть на супругу Борис Петрович. — Если выиграешь, не пожалеешь, Валя — это конфетка. Да, уточняю: ты должен будешь не только лечь с ней в постель, но и трахнуть ее, то есть войти с ней в половой контакт. Ты понял? Я хочу, чтобы в ней была твоя сперма.

Евгений Евгеньевич пожал плечами: — Как хотите, — решив не вникать в смысл последней фразы соперника. Он уже знал, что снизу в колоде лежит король. «Своя» карта была девятка.

Получив третью карту, Борис Петрович, злорадно улыбнулся и приказал:

— Играй!

«У него двадцать, точно! — закусил губу Смирнов. — Ну ладно, вытащим еще одну карту.

На «свою» девятку легла предпоследняя карта, оказавшаяся семеркой. Резервный король своим скипетром обращал превратить бесперспективные 9+7 = «шиш» в счастливые 9+7+4 = 21. Перед тем, как с помощью карточного венценосца объявить очко, Смирнов навел тень на плетень.

— У вас девятнадцать или двадцать, — проговорил он, озабоченно вглядываясь в глаза соперника. — Значит, меня спасает только очко...

И, неистово перекрестившись на дальний от входа в гостиную угол, взмолился: «Не дай, Господи, раба твоего грешного в трату, пошли червонного короля!»

Господь остался глух, и король как был, так и остался трефовым. Смирнов радостно засмеялся. Смех получился искренним.

У Бориса Петровича действительно было двадцать. Обозрев карты соперника, он почернел от злости и приказал:

— Сдавай еще!

— Не, на Виктора я играть не буду, не та ориентировка! — посерьезнев, покачал головой Смирнов.

— Причем тут Виктор? Ставлю пять тысяч долларов против выстрела в руку.

— Пять тысяч!? — алчно вскинул глаза Смирнов. — Черт побери! Да на них можно купить все геленджикские чебуреки и еще останется на бутылку «Хольстена» и новый рюкзак!

— Да, пять тысяч, — повторил Борис Петрович, чеканя слова. По его глазам было видно — он начал подозревать соперника в жульничестве.

Смирнову стало ясно, что дырки в кисти ему не избежать.

— Вы это здорово придумали — играть на деньги, — вздохнул он. — Когда я играю на них, или просто соприкасаюсь, удача от меня уходит. К сожалению, с деньгами у меня всегда параллельные прямые.

Говоря, он выправлял колоду, прогибая ее то в одну сторону, то в другую — даже неопытный игрок, увидев карту с загибающимся углом, мог догадаться, что банкир жульничает.

Борис Петрович получил пятнадцать очков и заказал «темную». Сдавая себе, Смирнов нервничал: а вдруг «очко»?

Ему повезло — при четырнадцати очках пришла десятка.

Борис Петрович вскочил на ноги, ликующе смеясь, и позвал Виктора.

Тот явился с «Макаром» в руке.

Поместив подрагивающую кисть левой руки Смирнова на золоченый том «Гарри Поттера», лежавший на журнальном столике, он прижал ее дулом и выжал курок.

Осечка!

— Стреляй еще, стреляй! — закричал помощнику донельзя возбужденный Борис Петрович.

— Почему это стреляй? — самоопределившись, закричал Смирнов. — Против Валентины вы ставили прострелянную кисть, а против пяти тысяч — выстрел в руку. Так, Виктор Владимирович?

Виктор Владимирович кисло кивнул.

— Ты стрелял в мою руку? — продолжал спрашивать его Смирнов.

— Стрелял...

— Так значит, мы квиты, веревка оборвалась, и я свободен!

— Ну ладно, ладно, пусть будет по-вашему. Все равно я выиграл, — махнул рукой Борис Петрович. — Сейчас два сорок семь. В три двадцать продолжим игру.