Одержимость
Шрифт:
– Кирилл, сегодня у меня ужин с Лизой, – говорит Тавади через неделю после похорон.
Сердце пропускает один удар, а потом начинает бешено колотиться. Адреналин мощным потоком поступает в кровь. «Что? Когда Лиза согласилась? – мечутся в голове вопросы. – Почему я не в курсе?»
– Я понял, – говорю сипло, внезапно спазмом перехватывает горло. – Закажу место в лучшем ресторане.
– Нет, ты не понял, – его взгляд холодеет. – Меня пригласила на ужин ее мама.
«Вот как?» – я немного сбит с толку. Такой визит больше походит на официальное знакомство с родителями. Хотя… выводы ещё
– Ясно.
Однако ужин, кажется, срывается. Тавади вылетает из подъезда с перекошенным лицом. Давно я не видел его таким разъяренным. Он рвёт дверь машины так, что чуть не выдергивает ее из креплений, и шипит:
– Ну, сучка малолетняя! Ты у меня ещё попляшешь!
Я вздрагиваю и поворачиваюсь к боссу.
– Что-то случилось, Арсен Николаевич?
– Кир, звони Чаки!
Чаки? Невольно дергаюсь. Чистильщиков мы вызываем в самых крайних случаях. Получается, Лиза оскорбила Тавади?
– Может быть, ещё подождём?
– Ты будешь со мной спорить? – отрезает он и смотрит на меня глазами дьявола, в которых полыхает адское пламя.
Я молча набираю номер Чаки. Что задумал босс? Неужели что-то плохое сделать девушке? Но почему? Какая-то ничем не мотивированная жестокость. Удовлетворение собственной прихоти любыми путями?
В кабинет меня не пускают: Тавади отправляет по поручению. От неизвестности хочется выть, и впервые появляется мысль установить в офисе босса прослушку. Что за человек Чаки? Кому пришло в голову дать человеку прозвище злобной куклы из фильма ужасов? Ни разу с ним не встречался, и очень похоже, что Арсен не желает нас знакомить. Почему? Бережёт для особо мерзкой работы?
– Кирилл, – окликает меня секретарша босса, Элина, симпатичная блондинка с таким слоем макияжа на лице, что оно больше походит на маску. – Как твоя мама?
– Нормально, – бурчу в ответ и тут же встряхиваюсь: она наверняка знает, как выглядит этот Чаки. – К боссу кто-нибудь приходил?
– Ага. Был директор финотдела, потом заходил юрист и этот, как его…
Замираю от напряжения, но Элина морщит лоб, вращает глазами, потом начинает рыться в бумагах на столе.
– Кто ещё? – не выдерживаю я.
– Не знаю, не заметила. Видела только спину в чёрной куртке. Высоченный такой! Голова чуть в косяк не упиралась. Странно, – бормочет она, – думала, у меня все посетители расписаны, но ничего не нахожу.
– А ещё какие-нибудь приметы есть? – мне до зарезу нужно узнать, как выглядит Чаки, чтобы при встрече не сомневаться.
– Из-под воротника выглядывала тату.
– Что нарисовано?
– Я не разглядывала. Видела, что есть, и все. Какие-то полоски. То ли паук, то ли змеи в клубке, а может, сетка.
От досады я чуть ли не скриплю зубами. Элина расстроенно заглядывает мне в лицо: хотела угодить, а я сержусь. Она все норовит со мной сблизиться, но женщины босса для меня табу! Знаю, секретарша работает подстилкой, когда нужно ублажить очередного дурака. Пыталась строить глазки и Тавади, но тот быстро показал девице ее место. Вот пусть там и стоит.
Звонок отвлекает нас от разговора. Элина хватает трубку, немного слушает и говорит:
– Зайди к Арсену Николаевичу.
– Проследи за девчонкой, – приказывает
босс. – Если что, звони!– Я могу помочь Чаки? – осторожно спрашиваю и замираю: скажет или нет?
– У него своя задача, у тебя своя. Не лезь. Выполняй задание!
Его приказ мне даже на руку. Если у дома Лизы появится чистильщик с командой, смогу, если не сорвать его планы, то хотя бы предупредить девушку. Однако ситуация опять меняется. Только устраиваю засаду у дома журналистки, как слышу вой сирены скорой помощи. Из подъезда выбегает Лиза с перекошенным лицом и машет руками.
Выскакиваю из машины.
– Лиза, что случилось?
– Мама, ей плохо.
Тут же звоню Тавади, сообщаю о случившемся. Не хочу этого делать, но лучше предсказуемые действия босса, чем неведомая задача Чаки. Если все сложится, как надо, чистильщику отменят приказ.
Мой план срабатывает. Тавади вновь выступает в роли благодетеля: окружает заботой Лизу и ее маму, и девушка сдаётся, сраженная неотразимостью босса. Ещё одна бабочка, полетевшая на блеск богатства и славы.
Теперь я вижу Лизу каждый день. Она успешно начинает собственное шоу и быстро становится звездой. От прежней симпатии не осталось и следа. Мое сердце закрыто на сотни замков. Я выполняю поручения босса, сопровождаю парочку на все мероприятия и встречи, караулю их сон под дверью номера в отеле.
И молчу. До боли в челюстях сцепляю зубы и молчу. Не вижу, не слышу, не вмешиваюсь! Это чужая жизнь!
Неожиданно меняется и босс. Он становится мягче, больше улыбается, ослабляет контроль и хватку, а однажды говорит:
– Пожалуй, я женюсь. Что-то есть в этой малышке такое, от чего поёт душа.
– Женитесь? – видимо, мое лицо так искажается от изумления, что босс смеется.
– А ты думал я буду вечным холостяком? Мне наследник нужен. А Лиза девушка свежая, чистая, неизбалованная. Таких сейчас днем с огнем не сыщешь.
На этом разговор и заканчивается. Кажется, дела идут отлично, но беда приходит не с той стороны, с которой ее ждали. У европейских партнеров Тавади возникает проблема. Босс, уверенный в том, что девушка теперь никуда от него не денется, срочно летит во Францию. Я отправляюсь с ним. Кому Тавади поручает присматривать за Лизой, меня уже не интересует: маме наконец назначают день операции.
– Бери отпуск и лети в Израиль! – приказывает мне Тавади.
– Но, я не знаю, насколько затянется ее лечение.
– Это неважно. Оставайся с ней. Семья важнее.
Несколько месяцев проходят словно в тумане. Я курсирую от отеля к клинике и забываю обо всем. Изможденное болезнью лицо мамы стало маленьким и худым. Волосы выпали. Чтобы прикрыть голый череп, я повязываю ей платки. Становлюсь настоящим мастером-стилистом.
– Ты у меня на все руки мастер, Кирилл, – говорит мама, разглядывая себя в зеркало. – Вот бы тебя видел отец!
– Я его совсем не помню.
Действительно, отец погиб, когда мне было пять лет. В памяти остался темный силуэт, который собирал со мной машинки по деталям. А еще все годы взросления преследовало меня неясное чувство какой-то тайны, загадки. Казалось, мама что-то скрывает, о чем-то недоговаривает, но что, как я ни пытался выяснить, так и не узнал.