Одержимость

— А как сегодня Аннализа?

Кори вздохнула и опустилась в любимое кресло матери.

— Лучше, по крайней мере физически. Она хочет вернуться домой, но Филипп боится, мол, еще рановато. Поскольку он платит, думаю, доктор только рад продлить лечение. Во всяком случае, завтра снимают швы на ногах, и она надеется, что Филипп передумает.

— А ее консультант? Что она говорит?

Кори покачала головой:

— Она все еще отказывается разговаривать с кем-либо на эту тему, кроме меня. Со мной же становится просто одержимой. Прокручивает все снова и снова, похоже, пытается найти какой-то мистический смысл. — Кори устало вздохнула. — Если бы ты ее видела! Сердце кровью обливается. Она такая потерянная, такая неуверенная в себе. В общем, ничего удивительного, но иногда я начинаю сомневаться, что у нее когда-нибудь все пройдет…

— А у тебя? — тихо спросила Пола.

Кори ехидно рассмеялась, обвела глазами комнату.

— А дядя Тэд и тетя Хэтти придут сегодня на ужин? — она подчеркнуто сменила тему.

— Вероятнее всего, — ответила Пола не в силах скрыть свое разочарование. — Ну почему ты не…

— Пожалуйста, Пола, — перебила ее Кори, — я знаю, что ты собираешься сказать.

— Но ведь я хочу помочь тебе, Кори.

— Ты и так помогаешь, позволяя мне жить здесь. Пожалуйста, попытайся меня понять. Я говорю об этом с Аннализой каждый день, с врачом три раза в неделю, с Филиппом. Если не закрыть эту тему, я никогда больше не смогу говорить ни о чем другом, так ведь? Вряд ли это лучший способ вернуться к нормальной жизни.

Тут, к великому огорчению Полы, наверху заволновался ребенок, снова не удалось поговорить о Кристосе.

— Ты вернешься в Лондон? — спросила она.

— Наверное. Я говорила с Филиппом, но мы пока окончательно не решили. Опять же не понятно пока, как пойдут дела у Аннализы. Отцу удалось продать свой дом. Пэм подыскала другой, где-то в Кенсингтоне. Там есть отдельная квартира внизу, и Филипп надеется, что Аннализа поселится там.

— А ты?

— Я наконец-то вернусь к себе.

— А Ти-ви-дабл-ю?

— Это еще надо обсудить. Филипп пока приостановил передачи, и, видимо, не так-то просто будет заполучить время обратно. По-моему, крестница готова поднять крик на весь дом, так ведь?

Через несколько минут Пола уже чистила овощи на кухне, а Кори посадила улыбающегося ребенка к себе на колени.

— Пола, — начала она осторожно.

— М-м?

— Смотри мне в глаза, пожалуйста, я хочу задать тебе один вопрос.

— Звучит серьезно, — заметила Пола с любопытством.

Они долго смотрели друг на друга, прежде чем Кори решилась:

— Ты говорила с Кристосом? — и улыбнулась, увидев, как Пола покраснела.

— Он беспокоится о тебе, Кори, — словно оправдываясь, сообщила Пола. — И вряд ли можно осуждать его за это.

Кори отвернулась и начала строить рожицы Бет, видимо, исчерпав тему, но через минуту неожиданно спросила:

— А как он?

Пола вздохнула с облегчением:

— Да так, проблемы с прессой, но главная его забота — ты.

— И что ты ему обо мне рассказываешь?

Пола пожала плечами, а потом неуверенно произнесла:

— А почему бы тебе самой не позвонить ему?

— Нет, — отрезала Кори. — И не уговаривай. Я просто хотела узнать, как у него дела. Ладно, пойду-ка я лучше поменяю Бет пеленки.

— Кори, так не может дальше продолжаться, — подруга следом за ней пошла в гостиную. — Ты его просто-напросто потеряешь.

— Я знаю, — печально ответила Кори, склонившись над Бет.

— Он тебя так любит, Кори, — настаивала Пола. Ты ведь тоже любишь его. Ну пожалуйста, ради вас обоих, позвони.

Кори сосредоточенно смотрела на ребенка, на его счастливое пухлое личико.

— Я хочу, — прошептала она, и голос ее задрожал. — О Боже, Пола, если бы ты только знала, как мне хочется с ним поговорить.

— Так почему же..! — взмолилась Пола и опустилась на пол рядом с подругой.

— Потому что я боюсь. Очень боюсь, что все будет по-другому, что я буду не в состоянии… любить его так, как ему бы хотелось. — О Пола, — зарыдала Кори, будто ее прорвало. Пола обняла ее.

— Но от этого никуда не убежать. Есть только один мужчина на свете, который поможет тебе все пережить.

— Да, стоит мне только представить его рядом с собой, как в памяти тут же всплывает Люк и все что он вытворял… О Боже! Это никогда не кончится. Мне все время кажется, что он подкарауливает где-то рядом и, если я пойду к Кристосу, он меня снова так же изнасилует. Знаю, что он мертв и такое никогда не повторится, но он не отпускает меня.

— И никогда не отпустит, если ты сама не прогонишь его, — Пола погладила ее по голове. — Единственное спасение — позволить любящим тебя людям помочь. Тогда все пройдет.

— Не так все просто, понимаешь, — всхлипнула Кори, — я имею в виду и Аннализу тоже. Ей досталось еще сильнее, и что она станет делать, если я уеду к Кристосу?

— А что будет с Беннати в противном случае?

— Он-то выживет. А вот Аннализа…

— Ну не можешь же ты нести на себе весь груз ответственности! Конечно, она твоя сестра, но тебе надо жить собственной жизнью.

Кори качала головой:

— Я не могу отвернуться от нее, Пола, просто не могу.

— Слушай, я думаю, тебе стоит поговорить об этом с Кристосом, все объяснить. Я просто сердцем чувствую, он найдет выход.

— Ладно, — Кори вытерла глаза пеленкой Бет. — Просто дай мне немного времени.

Следующие несколько дней они с Филиппом и Пэм провели в загородном доме Дэнби в хлопотах по случаю прибытия Аннализы на уик-энд. Пэм рано пошла спать, они с Филиппом вдоволь наговорились, просидели до самого утра. Кори искренне смеялась, когда Филипп рассказывал всякие случаи из жизни прабабушки Корнелии, у которой, судя по его словам, характер был еще тот. Кори и сама вспоминала что-то об Эдвине, о детстве, и им с отцом было тепло и спокойно. Она и понятия не имела, что он остроумный, легкий человек, он стал совершенно другим за последний месяц — уверенным в себе, уравновешенным. Как же ему портила жизнь Октавия!

Говорили они и о ней, а когда Аннализа вернулась домой, эта тема возникла снова — Октавия дала интервью. Они втроем заперлись в кабинете Филиппа и что-то долго обсуждали.

— Они решают, как быть с Октавией, — сказала Пэм Поле, когда та вместе с Бет заглянула в семейство Дэнби.

— Аннализа наверняка прочитала газету.

— Да, к сожалению. Бессовестная ложь. Как вообще у этой женщины хватает совести рассказывать журналистам, что она страдала от Люка Фитцпатрика все эти годы?! И сочинять, что Филипп выкинул ее за неверность, а она — бедная беспомощная жертва мужчины, терроризировавшего ее, измывавшегося над ней. Я ни на минуту не допускаю, что кто-то поверит этим басням! Впрочем, главное, что она не затронула вопрос родства Аннализы и Филиппа. Он, кстати, получил от Октавии письмо с угрозой выложить еще больше, если он не даст ей денег. Думаю, именно об этом они сейчас и размышляют вместе.