Одержимый

Спустилась на крыльцо здания, если в кабинет к Жданову мне не прорваться, то никто не помешает здесь его подкараулить.

Погода под стать настроению, совсем не весенняя, хмурое небо, порывистый ветер с мелким дождём. Вчера было гораздо теплее, поэтому мой кардиган поверх платья смотрится не по сезону, да и не греет совсем.

Зуб на зуб не попадает, торчу на крыльце уже больше часа, губы наверняка от холода посинели, а нос покраснел. Уверена, я сейчас со стороны напоминаю бездомную несчастную собачонку, что трясётся и с тоской провожает взглядом мимо проходящих людей.

Возле ступеней напротив главного входа остановился автомобиль, в том, что это соизволил подъехать господин Жданов, даже не сомневаюсь, вряд ли ещё чью машину сюда пропустят.

Предугадывая события, воображение нарисовало картину, как из чёрного седана представительского класса, выходит водитель в строгом костюме, приближается к задней пассажирской двери и распахивает. Далее из салона появляется господин Жданов и окидывает высокомерным и вместе с тем хозяйским взглядом снующую вокруг чернь, ну то есть меня и собственных сотрудников.

Гадалка из меня точно такая же, как и вруша – никакая.

Кроме того, что это действительно пожаловал Жданов, больше ничего не сбылось. Водитель не вышел из-за руля, Вадим Викторович сам открыл дверь и пусть пассажирскую, но не заднюю, а переднюю. Также вопреки ожиданию не заметила в глазах мужчины презрительности ко всем и вся, и не ощутила обычно исходящую от него убеждённость в собственном превосходстве.

Странно, но факт, именно сегодня Вадим Викторович производит впечатление во всех смыслах нормального и вполне адекватного человека. Возможно, этим утром он впервые за долгое время встал с той ноги, и это должно сыграть мне на руку.

Рано обрадовалась. Как только взгляд Жданова на меня наткнулся, в него словно кто-то вселился. И этот кто-то крайне неприятный тип, он никого кроме себя не уважает, горделив, деспотичен, чрезмерно самоуверен, а ещё явно мою персону не жалует.

Подозреваю, если сама к Вадиму Викторовичу не обращусь, он в лучшем случае, как прошлый раз в коридоре удостоит меня кивком и пройдёт мимо.

Всё верно, чем меньше между нами остаётся ступеней, тем быстрее он их перешагивает, причём идёт не по прямой, а отклоняясь от меня в противоположную сторону.

Как же стремительно меняется жизнь, ещё совсем недавно сломя голову убегала от Жданова, а он догонял, теперь же всё в точности наоборот.

– Вадим Викторович, постойте, – достаточно громко попросила я.

Боже мой, если пришлось бороться с собой, чтобы элементарно к Жданову обратиться, как же с ним разговаривать?

Лицо Жданова выразило крайнее недовольство, попросту говоря, он скривился, а когда на меня покосился, в его глазах читалось: «Какого чёрта, тебе надо?!

Гадко и мерзко, но ничего переживу. Когда родной человек в беде, гордость не по карману.

– Простите, можно вас отвлечь? – так как мужчина молча стоял, пришлось не только первой заговорить, но ещё к нему подходить.

– У вас пара минут, – посмотрев на часы, всё с той же кислой миной как бы сделал одолжение Жданов.

– Папу сегодня ночью арестовали, – сообщила я, так понимаю для Вадима Викторовича далеко не новость.

Мужчина совсем не удивился, а ещё возвёл к небу глаза, демонстрируя всем своим видом смертную скуку и мысль: «Так и знал, что об этом пойдёт речь».

– Да, я уже в курсе, – без какого-либо сожаления бросил мужчина и пристально с прищуром посмотрел. – Александра, а с чего вдруг на следующее утро после ареста отца, вы именно со мной решили обсудить эту тему?

– Вы можете помочь, – дрожащим от волнения голосом только и смогла произнести я, как тело подвело, на глаза навернулись слёзы, губы затряслись, а в горле образовался настолько необъятный ком, что даже сглотнуть не получается, ещё чуть-чуть и вопреки наставлениям адвоката, разревусь.

– Помочь?! – повторил мужчина, только не тихо и жалостливо как я, а с неприкрытым возмущением. – А вы случайно не забыли, что я пострадавший. Утверждать наверняка, конечно, преждевременно, но предположительно Сергей Витальевич, пользуясь служебным положением, выводил денежные средства со счетов моей фирмы и перегонял их на подставные компании.

– Он этого не делал. Клянусь чем угодно, папа ни за что на свете чужого бы не взял, – стоило только услышать обвинения в адрес отца, как и предобморочное состояние прошло, и голос прорезался.

Жданов ехидно ухмыльнулся.

– Ну раз он не виноват, тогда какие проблемы? Следствие разберётся, и его оправдают.

– Проблема в том, что адвокат, которого наняла, сказал, что папу домой под подписку о невыезде не отпустят, и он останется в следственном изоляторе. А у него сердце больное, он там не выдержит, понимаете?

– Александра, что я могу? Только разве что посочувствовать, – выдохнул мужчина и, напоминая, что время, отведённое мне, почти на исходе, посмотрел на дверь в здание.

– Вы многое можете. Если обратитесь в правоохранительные органы с письменным заявлением, что для вас ущерб незначителен, и что пока идёт следствие вы не против, если папу отпустят домой, тогда…

– А если ущерб ощутим, и я против освобождения?! – хлёстко оборвали меня на полуслове.

Наворачивающиеся до этого слёзы, после заявления Жданова, градом хлынули из глаз, в груди ужасно заныло, такое чувство, словно сердце и все внутренности, как простыню после стирки, сильно скрутив, отжимают.

– Пожалуйста, очень прошу, помогите, – не зная какой ещё привести довод, взмолилась я. – Если с папой что-то случится, я не переживу. У вас же тоже есть родители, вы должны понять….

– Александра, возьмите себя в руки, мы и так уже привлекли достаточно ненужного внимания, – осадил мои стенания Жданов, и тут я увидела, что непросто уговариваю, а ещё держусь за лацканы мужского пиджака и дёргаю.

– Из-за переживаний уже не понимаю, что делаю. Простите, – одёрнув руки, завела их за спину и виновато потупила взгляд в пол.