Одержимый

Неприятных воспоминаний Анатолий Дмитриевич избегал, поэтому о плохом думать не стал. Подъехал к гаражу и аккуратно поставил машину. Проделывая автоматически все необходимые манипуляции, он еще и еще раз вспоминал свою триумфальную поездку в столицу. Теперь Анатолий Дмитриевич почувствовал, как зверски он устал сегодня. Но дело того стоило. Сейчас он расслабится. Хряпнет стаканчик джина, который очень любил, – у него припасена бутылочка, настоящего, из самой Англии...

Предвкушая удовольствие от сытного ужина и от восторгов жены, Анатолий Дмитриевич направился к дому. Звонить он, конечно, не стал, открыл дверь собственным ключом. Просторная прихожая, украшенная по настоянию жены экзотическими растениями в стилизованных под древнюю Мексику горшочках, встретила его тишиной и теплом. Контраст с заснеженным грязноватым двором был разителен. Милый дом, как говорят англичане... На мгновение Кащееву до слез стало жалко бросать обжитый уютный дом. Но он быстро переборол в себе эту слабость. Разум должен главенствовать в жизни. Разум и воля.

Внизу везде было темно и тихо. Никто, вопреки ожиданиям Кащеева не плескался в душе. Наверху негромко работал телевизор. В этом мурлыкающем безличном звуке было тоже что-то невероятно уютное и успокаивающее. Анатолий Дмитриевич сбросил дубленку на легкое плетеное кресло, сидя на котором было так удобно надевать сапоги, и стал подниматься вверх по лестнице.

– Настя! – позвал он.

В голосе его звучали нотки, которые слух жены должен был уловить безошибочно – это были интонация победителя. Женщины улавливают такие нюансы на лету. Особенно его Анастасия. Странно, что она не выходит. Заснула, что ли?

Анатолий Дмитриевич поднялся наверх, потом из коридорчика, погруженного в приятный полумрак, шагнул в гостиную, где работал телевизор. Здесь горел яркий свет, но жены в комнате не было. Зато прямо на Кащеева двинулся поджарый и жилистый, легкий в движениях мужчина. Лица его Кащеев не рассмотрел, не успел – этот человек запечатлелся в его мозгу, как страшная, вывалившаяся из ночного мрака тень. Кащеев инстинктивно отпрянул и бросился вон из комнаты. При этом он как-то по-женски завизжал, потому что испугался не на шутку. Ему было совсем не стыдно проявлять слабость, инстинкт подсказывал ему, что в доме, кроме него и ужасного маньяка, никого больше нет – жена наверняка уже убита, и стесняться ему абсолютно некого. Нужно спасать свою жизнь как угодно – бегством, воплями о помощи, сопротивлением, лишь бы уцелеть.

Конечно, Анатолий Дмитриевич и сам был мужчиной и при равных условиях, не задумываясь, ввязался бы в драку, если бы обстоятельства к тому вынудили. Но сегодня после всех передряг, после забрезживших впереди лучезарных перспектив махать кулаками в собственной квартире, выступая против бандита, у которого наверняка в кармане нож, означало перечеркнуть все – карьеру, успех, здоровье. В конце концов, существуют специальные структуры, которые должны оберегать его от посягательств подобных субъектов. Анатолий Дмитриевич вообразил, что ему удастся изловчиться и вызвать милицию.

Он вылетел в коридор и бросился к лестнице. Незнакомец почти беззвучно, но с удивительной быстротой метнулся за ним следом и на бегу зацепил ногу Анатолия Дмитриевича. Это была классическая подсечка, и Кащеев понял это, уже когда потерявшее равновесие тело стало спускаться по высокой лестнице – но не на ногах, как положено, а на самых неожиданных местах, в основном, на ребрах. С риском переломать все кости Анатолий Дмитриевич сверзился с лестницы и почти бездыханный рухнул на пол у подножия. Он был оглушен, точно получил нокаут на ринге.

Человек, так ловко подставивший ему ножку, спокойно и размеренно спускался по ступеням. Он нисколько не торопился – видимо, и в самом деле чувствовал себя в полной безопасности.

Смысл этого спокойствия постепенно начал доходить до помутневшего мозга Кащеева. «Боже! Он сейчас меня прикончит! Да-да, это тот самый, про которого я подумал – завистник. А он не завистник. Он сумасшедший. Тот самый мститель. Я его совсем не знаю. За что он собирается мстить? Да какая разница? Нужно бежать! Настя мертва, но это не значит, что я тоже должен погибнуть. Эх, если бы выскочить на улицу! Там можно спрятаться в темном углу и позвонить в милицию. Вставай же, Кащеев! Вставай!»

Анатолий Дмитриевич попытался это сделать и удивился, до чего сильно он расшибся. Он отбил себе все внутренности. Левая половина тела онемела, а при попытке пошевелить конечностями резкая боль пронзила правую руку. Кащеев не удержался и вскрикнул от боли.

– Ну и горазд ты орать! – недовольно произнес сверху незнакомец. – Орешь как резаная свинья. Думаешь, это тебе поможет? Или просто наложил в штаны от страха?

Он остановился пятью ступенями выше и брезгливо разглядывал корчащегося внизу Анатолия Дмитриевича. Он никуда не торопился, и это пугало Кащеева особенно сильно. С усилием приподнявшись и скособочившись на полу, он посмотрел в сторону незваного гостя. По лицу Анатолия Дмитриевича текли непрошеные слезы. Он желал дать отпор чужаку, но просто был не в силах этого сейчас сделать. Обстоятельства оказались сильнее его. Оставалось только рассчитывать на великодушие этого подонка. Но какое великодушие у подонков? Анатолий Дмитриевич догадывался, каков ответ на вопрос, и потому все более терял присутствие духа. Он был готов валяться в ногах, вымаливая пощаду.

– Чего вы от меня хотите? – рыдающим голосом спросил Кащеев. – Вам, может быть, нужны деньги или драгоценности? Может быть, вы хотите взять мою машину? Она почти новая. Клянусь, я не стану вам мешать. Не стану звонить в милицию...

– Ясно, не станешь, – спокойно согласился незнакомец. – Я тебе этого не позволю. И не в деньгах дело, придурок, неужели ты этого еще не понял? Да что вы все такие тупые? Неужели вы и в самом деле ничего не помните? Вы мерзкие твари, животные, а не люди!

Он распалялся на глазах. Кащеев не ожидал, что его любезное предложение так заденет бандита, и растерялся. Он никак не мог сообразить, как теперь успокоить этого головореза. Неужели это и есть тот самый телефонный призрак, и он сейчас опять затянет непонятную волынку о мести?

Неожиданно незнакомец успокоился. Губы его перестали дергаться, голос опять сделался спокойным и уверенным. Он присел на ступеньку и, положив руки на колени, снова принялся разглядывать Анатолия Дмитриевича.

– Денег, по правде сказать, я уже немного взял, – сообщил он. – Я ведь не грабить пришел. Просто у меня большие накладные расходы, и я думаю, будет правильно, если они будут оплачены из ваших карманов, а не из моего. Я небогатый человек. Жизненные обстоятельства мои не располагали к накоплению богатств. Зато я научился выживать и убивать. Неплохо, да? И за это я должен быть вам всем благодарен, наверное – тебе в том числе. Но я не испытываю благодарности, не надейся на это. Я вас ненавижу до сих пор. Ненависть моя так же свежа, будто все это случилось вчера...

– Да о чем вы?! – застонал Анатолий Дмитриевич. – Какая ненависть? Да я вас не знаю! Вы, может быть, перепутали что-то?

Незнакомец уставился на него с неподдельным любопытством.

– Да ты что, сука, в самом деле меня не помнишь? – злым тоном спросил он. – Вот тварь! Сергей Титаев – говорит тебе что-нибудь это имя?

Наступила гробовая тишина. Новое имя неприятно резануло слух. Анатолий Дмитриевич не сразу понял, чем вызвано его беспокойство. Но потом все яснее и яснее в памяти начало всплывать что-то далекое и тяжелое...

– Ты хорошо запер дверь? – вдруг спросил человек, назвавшийся Сергеем Титаевым.

Он легко поднялся и, переступив через ноги Кащеева, сходил проверить дверь. Пока он возился с замком, Анатолий Дмитриевич попытался взять себя в руки и предпринять что-нибудь для своего спасения. Стиснув зубы, он вцепился в перила лестницы и, преодолевая боль, встал. Теперь нужно было бежать. Бежать проще всего было на кухню, где было темно, и где лежали ножи, которые можно было использовать в качестве оружия. Кащеев метнулся туда, в темноту кухни. Попутно он вспомнил, что если выбить окно на кухне, то, закричав, можно будет привлечь внимание соседа, въедливого старика, которого он до сих пор так не любил, но который теперь был едва ли не единственной его надеждой на спасение.