Одесса-мама книга 2

Дальше предстояла нудная и во многом штабная работа: надо было расставить приоритеты и озадачить народ ценными указаниями.

Ну и о детском садике для сотрудников милиции и угро я тоже не забыл, поэтому наметил визит к Барышеву на этот вечер.

Пока всё расписывал, в голове невольно крутились сценки из замечательной советской экранизации повести Александра Козачинского «Зелёный фургон», в которой главную роль сыграл молодой Дмитрий Харатьян. По сути главной головной болью её героя — вчерашнего гимназиста Володи Патрикеева, ставшего начальником уездной милиции, была борьба с самогоноварением.

Почти половина директив свыше, что на меня свалились, требовали того же самого — «…принимая во внимание общее тяжелое продовольственное положение страны, усугубляемое неслыханным по своему размаху голодом, когда каждая крошка хлеба должна идти по своему прямому назначению — борьба с самогонщиной должна стать первоочередной задачей местных органов милиции и уголовного розыска, в связи с чем необходимо экстренные принять меры по розыску и обнаружению очагов самогоноварения…».

Масштабы этой беды были промышленными, аппараты держали практически в каждой деревенской избе, а если товар шёл в город на продажу, выручка была примерно один к четырём. Немалое подкрепление семейному бюджету.

Не помогали огромные штрафы, тридцать процентов от которых шли непосредственно в бюджет милиции. Между прочим, неплохое подспорье для финансирования будущих яслей и детсада.

Короче, ставим моим орлам на вид и требуем расширить и углубить работу, всё по заветам «меченного» генсека.

Кстати, та экранизация «Зелёного фургона» восьмидесятых не была первой, ей предшествовала другая, только я её никогда не видел и потому не могу сравнить. И да, картину в которого играл Харатьян, сначала собирался снять Владимир Высоцкий, он даже работал над сценарием. Но… не сложилось. Может, и к лучшему.

В кабинет вошёл Осип. Я удивлённо вскинул голову.

— Ты чего — соскучился? Вроде недавно виделись…

Он как-то неуверенно протянул:

— Жора, тут такое дело… В общем, тебе надо ехать на место, смотреть самому…

По его виду я понял — дело серьёзное, потому коротко кивнул и снял с вешалки пальто.

— По дороге-то хоть просветишь, что случилось?

Осип уже успел прийти в себя, потому вернулся к характерной, слегка подтрунивающей, манере разговора:

— Само собой. Уверен, тебе понравится. Или уже привык к кабинетной тиши и теперь тебя на улицу не вытащить?

— Да ну тебя! — усмехнулся я.

Авто мне по рангу не полагалось, но за отделом был закреплён конный экипаж. Он ждал нас у входа.

— Далеко ехать?

— Дюжину кварталов отсюда. Гаврилов, кстати, уже там. Я его первым на место отправил… А ты — что, ничего не слышал?

— А что я должен был услышать? — напрягся я.

— Ну как что?! Бахнуло так, что полгорода тряхнуло… Аж собаки завыли!

— Погоди! Что значит — бахнуло?

— Бахнуло — значит бахнуло! Взрыв был.

— Ох, ни хрена себе! Это кого бомбануло?! — очумело произнёс я.

Похоже так увлёкся размышлениями и составлением планов, что пропустил всё на свете.

— Про такого Боруха Шапиро слышал?

— Я слышал только «два мира — два Шапиро»…

Осип удивлённо поднял брови.

— А при чём тут это? Какие ещё два Шапиро? Это ты про его сыновей что ли?

— Так, к слову пришлось.

Ну да, откуда ему знать это шутливое выражение из моего времени… Ходят байка, что связано оно с пожаром в здании ТАСС. Огонь в окнах агенства первым разглядел американский журналист Генрих Шапиро, он добежал до телефона-автомата, позвонил в ТАСС. Трубку снял дежуривший тогда корреспондент агентства Соломон Шапиро и принял эту информацию от однофамильца-американца за розыгрыш.

Как выяснилось, иностранная пресса, конечно, регулярно клевещет, но иногда вынуждена сообщать читателям правду.

— Ты продолжай, — попросил я. — Не знаю я вашего Боруха. И про сыновей его не в курсе.

— Значит, скоро узнаешь! Сразу скажу, далеко не последний человек в городе, — сообщил Осип.

— Бандит?

— Нет, конечно. Но мужчина влиятельный, нэпман. Половина частных аптек в городе его. А может и вторая половина, только он стесняется об этом рассказывать.

— То есть далеко не бедствует…

— Не то слово. Не бедствует так, как нам с тобой и не снилось. Кучеряво живёт… Ну или жил. Мы это ещё не установили.

Близко подъехать к месту взрыва не вышло, улица была буквально запружена народом — ну как же, давненько в городе не приключалось такого масштабного ЧП! Несколько милиционеров не справлялись с наплывом публики, разве что ближе к дому, где проживало семейство Шапиро, удалось отстоять небольшой островок спокойствия.

Осип подобно ледоколу поплыл вперёд, раздвигая толпу локтями, я пристроился за ним. В спину полетели недовольные крики и ругательства.

— Куда прёшь?!

— А ну- не замай! Ишь, каланча какая вымахала! Думаешь, тебе всё можно? — неслось нам вслед и порой сопровождалось крепкими ругательствами.

Ну невоспитанный у нас народ, бывает.

— Простите, граждане! Извините! Уголовный розыск!

К сожалению, наши ксивы помогали слабо.

С большим трудом мы протолкались к «островку», где я, наконец, оценил масштаб бедствия.

Никогда не был спецом-взрывотехником, но моих знаний хватило понять: бахнуло снаружи, поэтому солидный купеческий особняк в два этажа не особо пострадал: окна на фасаде разбились вдребезги, вылетели рамы да обсыпалась штукатурка в разных местах, обнажив красную кирпичную кладку. О мощи взрывного устройства свидетельствовало несколько вырванных с корнем деревьев и ни единого целого куста в радиусе примерно три-четыре метра от воронки.

Залети эта хрень в дом, и всё, кранты, здание сложилось бы как карточный домик, пусть и говорят, что выстроено ещё в те времена, когда всё делали на совесть.

— Погибшие есть?! — сразу спросил я у встречавшего меня Гаврилова.

— Слава богу, обошлось, — порадовал тот. — Никого даже не поцарапало, хотя стёкла всю площадь перед домом засеяли. Прям чудо!

Гаврилов явно хотел перекреститься, его рука привычно полезла ко лбу, но он вовремя спохватился и спрятал правую кисть в карман куртки.

— В общем, повезло. Отделались испугом. Но долбануло знатно! Вы ж видите?

— Вижу, конечно… Картина прям маслом, хоть художника вызывай.

— А его-то зачем? У нас свой фотограф имеется.

— Не за чем. Просто к слову пришлось.

Я снова посмотрел на дом, оценил его капитальность. Интересно, он и прежде Шапиро принадлежал?

— Где хозяева?

— Шапиро и его семейство… Здесь они. Я их в зале собрал, ждут допроса. И что-то мне подсказывает — им есть что сказать. Уж Боруху точно. Вертится как уж на сковороде.