Одесситки

Он тараторил так быстро, что Дорка еле разбирала. «Ты хлеб сейчас свежий не кушай, порежь, пусть подсохнет, и с чаем, подожди, на, возьми, это сливочное масло, бери, кому сказал, потом рассчитаемся».

Жизнь Доркина вмиг изменилась. Теперь каждое утро она первой появлялась у магазина, встречала сотрудниц у дверей.

— Доброе утро, Надь, я хлебушка свежего тебе купила.

— Спасибо, дорогая, почему не заходишь? Или тебе особое приглашение? Как там Вовчик? Вырос, наверное.

В жизни Дорки вроде свет какой-то стал пробиваться. Главное для себя она решила: хочешь жить — умей вертеться, никуда от этого не деться. Нюмка оказался хорошим мужиком, всю войну они с Лёвкой прошли, уцелели. Настоящее имя у него было Ной, как у того с Библии, который от всемирного потопа всё живое на земле спас. Очевидно, предназначение такое у всех Ноев, ведь и её он тоже спас и помогал, а главное, она не была больше одна, оба парня её сеструхой называли, им не стеснялась она подробно рассказывать про себя.

Рано утром хлебный фургон останавливался у Доркиного дома, и Нюмка с полным мешком быстро прошмыгивал на второй этаж прямо в её комнату. Такого достатка у нее не было никогда. С хлебокомбината крали всё: муку, масло, яйца, сахар, хлеб, дрожжи, спирт. Дорка распихивала по знакомым, от заказов у нее не было отбоя.

Вовка в школу пошёл, но, как его Дорка ни пичкала, всё равно тощим рос. Не в коня корм, как любила повторять её мама. Он четко исполнял наказ Дорки: язык держать за зубами, в хату никого не таскать, дверь закрывать.

Жадность фраера все-таки сгубила. Дорку уговорили сдать койку Жанке. Вовчик сразу с ней подружился. Случайно она узнала, что это, оказывается, Любовь Николаевна удочерила Аллочку, и страшно обиделась, что от нее утаили. Надька успокоила: не кричать же на всю Ивановскую. На этом дело не закончилось: через год отыскалась в другом детском доме родная сестрёнка Аллочки, на четыре годика младше, Танечка. Мнение сотрудниц разошлись: одну взяла, а вторую-то зачем, сама не первой молодости, без мужа, на одну её зарплату всех не прокормить.

Любовь Николаевна в Москву Алку возила на протезирование, в институт. Теперь сестрички вдвоём приходили за ней после работы. Младшенькая держалась за старшую, за ее гуттаперчевую ручку, согнутую в локте, как за настоящую. У баб слёзы сами наворачивались — девочки так радостно прыгали вокруг Любы, заглядывали к ней в сумку, как все дети: что мама им прикупила? Дорке Аллочка всегда улыбалась, спрашивала, как Вовчик, просила передать привет. «Он придёт к нам на день рождения, мы его приглашаем, только обязательно, хорошо, тётя Дора?» — «Ладно, ладно, не волнуйтесь», — отвечала Дорка и бросалась к себе в подсобку за любимыми Аллочкиными ирисками.

У соседа Ивана жизнь так и не налаживалась. Как-то под вечер он остановил Дорку во дворе: что так поздно, не боишься? Она как раз возвращалась от Фирки с деньгами за вырученный товар.

— Боюсь, а что делать? У меня нет провожатых.

От Ивана попахивало спиртным.

— Завербовался я на Север. Жить с этими сучками больше не могу Деньги посылать буду, всё как положено. Ниночку жалко. Может, ещё судьбу свою устрою. Люди едут, и я поеду. Если и вернусь, то не к ним. Хочешь, тебе писать буду?

Иван сделал шаг навстречу Дорке, хотел её обнять, но она вовремя отступила, правда, подвернула ногу и, не оглядываясь, убежала в парадную. Только этого ей не хватало. Сговорились они все, что ли? Вот и Нюмка каждый раз пытается её сосватать. Женихи они неплохие, один другого краше, но разве кто может сравниться с её Витенькой. Нет, ей и одной, слава Богу, неплохо.

В парадной на подоконнике сидел Вовчик. Дорка разозлилась на Жанку, она ведь просила вечером не отпускать мальчишку во двор одного. Никого на улице нет, какого чёрта его понесло. Счас оба получат.

— А ну, марш домой, я кому сказала! Уроки хоть сделал? Замерз весь.

— Мама, подожди, — Вовчик, ухватившись за перила двумя руками, пытался остановить Дорку, — не ходи туда, там... туда нельзя.

Вот оно что! Шептали же ей, что ее Жанночка крутит роман с женатым лейтенантиком из 8-го отделения милиции. Она не верила, бабам девку обосрать — большего счастья и не надо. Выходит, правда. Сучка, она ещё этого офицерика в ее кровать затащила. А больной сын в холодной парадной весь вечер ошивается. С ума девки посходили, на любые штаны вешаются. Дорка сняла с себя жакетку, набросила на Вовчика, он полез в корзину посмотреть, что есть вкусненького. Рука нащупала кусок пирога.

— Ты у тёти Фиры была! Только она так вкусно печет, попробуй, — он протянул пирог матери.

— Ешь сам, меня и так расперло, ни во что не влажу. В выходной к тёте Тане юбку снесу и платье новое, пусть распустит.

— И бабка с Греческой про тебя говорит, что поправилась, такая роскошная стала, загляденье, замуж ей пора. Мам, ты ведь замуж не пойдёшь, нам никто не нужен, правда?

Дорка крепко притянула сына к себе, так и сидели на подоконнике, чувствуя дыхание друг друга.

— Кто там с Жанкой?

— Дядя Лёня. Он при немцах в пекарне работал и партизанам хлеб возил, потом румыны его арестовали, но он бежал и воевал в катакомбах. Мам, ты не думай, если он милиционер, так такой же, как этот гад Сахно. Мама, ты Жанку не прогонишь? Она хорошая, куда она пойдёт? Я им сейчас знак дам, и они уйдут, только ты спрячься, чтобы тебя не видели. Я честное пионерское дал, что на шухере постою.

Дорка не стала устраивать концерт, а тихонько поговорила с девушкой, обе расплакались. Всё бы ничего, да кавалер оказался женатым, с маленьким сыном. Жанночка как могла оправдывала своего любимого, уверяя Дорку, что ей всё равно, женат тот или нет. Что делать? Куда им с их любовью податься? Есть закуток возле печки, они и рады, горемыки.

Жена и мать милиционера несколько раз устраивали Жанночке скандалы, прямо в магазине, таскали её за волосы, Дорка еле отбивала бедную девушку. Кончилось все тем, что парень вообще ушёл из семьи и поселился тоже у Дорки, она разрешила. Молодых поддерживали сестра и отец парня. Дорка командовала молодыми, называя своими старшими детьми. Праздники, дни рождения гуляли вместе в Доркиной комнате всей квартирой. В гостях неизменно были Надежда со своей Наденькой и Нюмка с Лёвкой со своими женами. Хлебный фургон теперь останавливался у чёрного входа в магазин, в такую рань не вызывая ни у кого подозрения. Дорка, приняв товар, укладывалась ещё поспать на складе у Надьки.

Вера Борисовна восстановилась в своём технологическом институте, как и мечтала. Сюда же, на вечерний, после десятилетки поступила и Наденька. В подмогу Дорке дали еще одну уборщицу, ввели дополнительно штатную единицу. Девушка была детдомовкой, она и сторожила, и убирала, ещё и училась. Дорка взяла над ней шефство. Сама она шваброй орудовала реже, выполняла поручения директора, а в отсутствие Веры Борисовны нередко сама принимала решения. Надежда Ивановна с Любовью Николаевной на удивление ей подчинялись. Все поражались, как Дора Моисеевна, так теперь ее чаще величали, не умеющая даже считать на счётах, ничего не записывая, помнит столько. Кому что нужно дать в продажу, откуда завезти, ко всем поставщикам обращалась ласково: то любушка, то голубушка, то мой родненький, ты ж меня миленький знаешь, я ж тебя не обижу, как же ты мог забыть меня.