Одесская сага. Нэцах
Шрифт:
– Ну, Гиреев так Гиреев… А крестили тебя с каким именем, помнишь еще? Лады, захочешь, расскажешь… Так, с сегодняшнего дня спишь в доме, в боковой горнице на мужской половине. За процесс, – он кивнул в сторону печей, – отныне спрос с тебя, а Петр Ильич теперь этому делу сторона, у него своих забот полон рот, уборочная у нас скоро…
Нила вздохнула и покосилась на соседа по вступительному экзамену. Угрюмый прыщавый паренек строчил столбики с цифрами, тыкая в чернильницу пером и брызгая чернилами
– Пятно на щеке от чернил! Сейчас размажешь под носом, как у Гитлера, – все ржать будут. Вот держи, руки вытри.
Пацан насупился, но платок взял, а Нила вдруг по-детски радостно улыбнулась ему и, пожав плечами, шепнула:
– Я – полная дура. Дай, пожалуйста, одно задание списать, чтобы хоть трояк поставили. А то меня мама за двойку убьет. А так просто по баллам не пройду. И у тебя там в условии две ошибки… Грамматические.
Митя подвинет свой листок поближе и сделает вид, что размышляет, покусывая ручку, чтобы Ниле было виднее. Та идеальным почерком перепишет первое задание и благодарно кивнет.
– Да все пиши! Мне не жалко, – шепнет он ей, едва коснувшись локона возле ушка. – Все успела? Тогда я сдаю первый, а ты посиди еще минут десять, как будто сама думаешь.
Нила опустила голову, улыбнулась.
Она выйдет через пятнадцать минут. Митя будет дожидаться ее у входа.
– А ты чего в нефтяной пошла?
– Ты специально ждал, чтоб спросить? – прыснет Нила. Юный «математик» густо покраснеет: – Нет, платок хотел отдать.
– Та ладно, себе оставь, и так спасибо тебе огромное.
– Зачем мне девчачий! Еще и с буквами. Ты, что ли, вышивала?
– Нет. Мама. Она так нервы успокаивает. Нитки кончились, вязать нечего, так она вышивает. И математику сильно любит, – вздохнула Нилочка.
– А ты?
– А я не люблю ни вышивать, ни считать. Никчемная совсем.
– Ну что-то тебе ж нравится?
– От ты какой цикавый! – хмыкнула Нила. – Я люблю печь. И петь. И все!
– А что?
– Пирожки всякие. С печенкой, с яичком и луком, с капустой. Штрудель с маком, как бабушка научила. Или с яблоком.
– Ну тебя! – рассмеялся Митя. – Жрать захотелось страшно. Я про песни спрашивал.
Нила хихикнула и, как Женя, уперла руку в бедро и приосанилась, а потом подмигнула Мите и внезапно звонко, хрустально и удивительно легко запела:
Все, что было, все, что ныло,
Все давным-давно уплыло,
Утомились лаской губы,
И натешилась душа-а-а.
Все, что пело, все, что млело,
Все давным-давно истлело,
Только ты, моя гитара,
Прежним звоном хороша-а-а!
Митя
смутился и стал оглядываться на притормозивших прохожих.– Антисоветчина какая-то мещанская! – произнес.
– Значит, не слушай, – фыркнула Нила и пошла по улице. Митя догнал ее.
– Ну не обижайся. Голос у тебя очень красивый, а вот репертуар подкачал. А тебя как зовут, кстати?
– Нила.
– Как?!
– Неонила. Имя тоже старое, идеологически невыдержанное и поповское. Так что, Митя, спасибо за помощь. С меня пирожок, когда война кончится.
– А может, раньше? За поступление?
– О-о… вот тут ты вряд ли дождешься. Говорю же – дура я в математике.
Женя курила на галерее.
– Ну что? Написала?
– Что-то написала, – задумчиво ответила Нилка.
– Все задания решила? Ну?!
– Все, все. Не уверена, что правильно. Но что смогла. Там такие все умные сидели.
– Азохенвэй умные! Такие умные – только срать не просятся! – презрительно пожала плечами Женя. – То шо раньше сдали – еще ничего не значит.
Прошло два дня. В гулком фойе техникума, в толпе гудящих и роящихся возле доски объявлений абитуриентов Нила трясущимся пальцем в четвертый раз вела по списку:
– Не может быть… не может… – Она всхлипнула и оглянулась – кто-то тронул ее за плечо. Сзади стоял Митя с улыбкой до ушей.
– Еще как может! Так что с тебя пирожок! С чем там? С капустой? С яблоком?
Нила беззвучно плакала:
– Какой кошмар… я же не смогу здесь учиться. Я чужое место украла…
– Да какое чужое, дурочка? Поступила – радуйся! Самый лучший техникум! Работа будет уважаемая.
– У кого? – Нила подняла глаза. – Я ноль в математике. Я ее не понимаю совсем. Я ее ненавижу! Про физику с химией вообще молчу…
Митя растерялся:
– Слышь, ты это… деваха, не реви… Ну я помогу тебе.
– Что, три года за меня решать будешь?!
Нила так спешила из техникума, что взмокла и раскраснелась. Задыхаясь, она выдохнула: – Поступила.
– Ха, – Женя хмыкнула и улыбнулась, не вынимая беломорину изо рта, – я сразу сказала: это наша, Беззубовская порода. У нас все бабы круче шахматистов! Ну кроме Аньки. Все толковые! И ты такая же! Я ни минуты не сомневалась!
Нила тяжело дышала и, еще больше краснея, прошептала:
– Мам, я не решила… я списала. Я все списала… у мальчика. Он рядом сидел…
– Ну, судя по твоей тетке Лиде, за счет мужика устроиться – это тоже семейный талант.
Женя приподняла дочь за подбородок:
– Хватит скулить. Вгрызайся в этот шанс. Косько поступила, и не важно как. Меньше языком молоти, особенно подругам. Пойди вон бабку свою бесноватую порадуй. Может, подарит чего.
– Ага. Пургена и снотворного, – огрызнулась Нила уже себе под нос. Но смиренно пошла по теплым доскам галереи на Гордеевскую сторону.
– Лёлечка, я в техникум поступила… зачем-то, – сообщила она, обнимая двумя руками Гордееву.
– Техникум – это хорошо.
– Нехорошо. Я там ничего не понимаю.