Одесский фокстрот

– Сами не знают, чего хотят! – зло бросает в меня опухшая перекисная блондинка потёртых лет. И не менее зло запихивает курточку – мечту коррекционной девочки-трёхлетки – обратно, в кучу некондиционных подружек.

Чем дешевле – тем ярче. И чтобы всё блестело.

Снова спасительное подножие туалетной башни. Сигарета. Тётка с тележкой.

– У вас выпить есть?

– Чай, кофе, капучино, кола?..

– Это пить. А выпить?

Придирчиво меня оглядывает. Нет. Не своя.

– На рынке спиртным не торгуем.

Ага. Как же. То-то они все, сизорожие и перекисные, – такие трезвые.

– Так что будете брать?

– Ничего. Я не хочу пить. Я хочу выпить.

Подмигиваю. Типа – знак доверия. Не ссы, тётка, я тебя не выдам – свинья тележку не съест.

Нет, не проканывает. Презрительно фыркает. Гордо укатывается, погромыхивая своим передвижным камбузом.

Звонок другу:

– Лена, ты где?.. Ещё не всё обошла?.. Я тоже.

Ну что ж. Бог любит троицу. Ещё сигаретка. Народу прибыло. Жёны с петями. И уже как-то слишком весёлые продавцы и хозяева контейнеров.

Может, закрыть глаза и бегом? Если бежать по рядам, зажмурившись, как по кладбищу – до нужной могилки… Как в «Хороший. Плохой. Злой». Я ж тот самый Злой и есть. И до нужной кондиции меня уже довели.

На исходную! Свисток!

Рву с места, вздыбливая копытом асфальт. Он и так, собственно, вздыбленный. Но «рву с места, чуть не навернувшись на корявом асфальте» – не так поэтично. А тут кругом настолько безвкусно, безобразно и раздолбано, что уже поэзия в очищенном виде. Квинтэссенция аритмии.

Несусь через кожаные и меховые ряды, не разбирая дорог и направлений. Не отличая кадры новых рож от прежде виденных. Сизые сливаются с отёчными перекисными. Турки и армяне с пережжёнными волосами-паклей. Белые тётеньки неопределяемого возраста со щетиной. Инакоязыкая речь спаивается с русской, траченной малороссийским прононсом. В голове шокает на фарси мой домашний таджик и, акая, горлопанит по-турецки бледная алкоголичка из подмосковного села, готовая давать за стакан. Так вот ты где, истинный космополитизм!

– Что именно вас интересует?

Ба! Тпру!

Белый мальчик. Лет двадцати двух. Может – трёх. Это точно. Уже не двадцати, но ещё и не двадцати пяти. Рук ко мне не тянет. В лицо не дышит. Говорит по-русски. Без акцентов. Без никаких акцентов. Не по-одесски, не по-малороссийски, и не по турецко-армянски. Щёки – чисто выбриты.

– Меня интересует срочно выпить. И косуха из каракуля. Оливкового цвета.

– Заходите. Мы как раз специализируемся на косухах. Женских. И на лётных куртках. Мужских.

– А что, бывают женские лётные куртки?

– Ну, раз бывают женщины-лётчики, значит, бывают и женские лётные куртки.

Аккуратный магазинчик. Застеклённый. Товар не копной – а по одной-две. Приятно пахнет правильно выделанной кожей. Бухаюсь на табуретку. Белый мальчик развешивает передо мною всё, что подходит под определение «косуха, из каракуля, оливкового цвета». Нет, это смешно – но то, что он развешивает, действительно подходит под это определение.

Мальчик не старается меня немедленно в это упихнуть. Мальчик проговаривает выученное им из рекламных проспектов. Да, это не бренд. Это реплики одного из самых известных… Протягивает мне, собственно, сами рекламные проспекты.

Понятно, что реплики. Да я и не собираюсь покупать известный бренд. Я лучше ещё раз США от моста до моста перееду. От Бруклинского до Золотых ворот. И ещё останется. Потому что поездка от моста до моста обошлась мне ровно в половину стоимости брендовой косухи из каракуля, оливкового цвета. Вместе с арендой машины, бензином, остановками в национальных парках, едой, гостиницами и походами в музеи и рестораны. Да, я не настолько богата, чтобы покупать дешёвые вещи. Но и деньги мне даются отнюдь не просто. Потому я куплю себе хорошую реплику. К слову – тоже отнюдь не копеечную.

Отдышавшись и придя в хорошее настроение от мальчика, преподнёсшего мне пластиковый стаканчик растворимого кофе, начинаю примерять.

– Да. Эта что-то не очень. Такую, пожалуй, совсем молодой девочке…

Зараза! Но он прав. Он – профессионален. Чем бы он там ни занимался вне продажи косух. Он профессионален. И значит, честен.

Останавливаюсь на одной из моделей. Таки косухе. Таки из каракуля. Таки оливкового цвета.

Слегка торгуемся. Это такая игра. Я готова заплатить запрошенное. Он знает, что запросил больше ровно на ту скидку, что он мне в результате «торгов» и сделает.

Терминала, разумеется, нет. Гривнам и рублям предпочитают светло-зелёный, спокойного цвета нал.

– Ладно. Но мне надо выпить.

Мешкает лишь секунду. И, слава богу, не уточняет, хочу ли я пить. Потому что русскоязычный и, что важнее, – русскодумающий – точно знает значение слова «выпить». И отличное от него значение слова «пить».

– У меня, к сожалению, нет. Но… Идёмте за мной.

Выходим из лавки. Следую в форватере. Он лоцмански лавирует в хитросплетениях кожано-меховых рифов. Выводит меня к затрапезной стеклянной будке со «стоячими» столиками. Открывает дверь. Всё быстро, решительно. Он тут свой.

– Люда, налей даме. Только не твою эту… Коньяк. Приличный.

Люда тоже быстро соображает. Оценивающе глянув на меня:

– Сколько?

– Двести.

Люда манипулирует под прилавком. Я получаю полный до краёв пластиковый стаканчик коньяка. Чуть надпиваю, чтобы не расплескать. Ей богу, на вкус он ничем не хуже сорокалетнего, армянского.

– Пятнадцать гривен.

Даю двадцать.

– Сдачи не надо.

– А мне – подачек.

Строга Люда, не забалуешь.

– Это не подачка. Это – чаевые.

Смотрит секунду в упор.

– Спасибо.

Выходим с белым мальчиком из вони стекляшки в морок рядов. Ну что, белый мальчик, последний тест? Будешь навязчиво стоять и, нетерпеливо перетаптываясь, караулить, пока я пью и курю?

– Вы не заблудитесь?.. Вот! – даёт мне визитку, где обозначен номер магазинчика. Быстро уходит.