Один человек, две собаки и 600 миль на краю света. Опасное путешествие за мечтой
Шрифт:
— Я бы предпочел не сталкиваться с ними обоими, — говорю я, взбираясь на другой берег канала.
Мне предстоит преодолеть пятидесятифутовую наледь на берегу. Это единственное место, где могу почувствовать себя в безопасности от нападений лосихи. Жаль, что я не очутился здесь раньше.
Отхожу от Экокпак-Крик примерно на одну милю и устанавливаю палатку на берегу озера. За то время, что я здесь, я впервые вижу озеро, которое не покрыто льдом, если не полностью, то, по крайней мере, частично. Я захожу в него по колени и пытаюсь хотя бы немного помыться в надежде, что это придаст мне сил. Вода слишком холодная, и окунуться полностью я не могу, поэтому опускаю в воду косынку и протираю ей тело и голову. Живот втянут до такой степени, что я могу пересчитать ребра, а ноги потеряли всю мышечную массу, наращенную многолетними тренировками на велосипеде. Я трогаю свои бедра и спину, кости выдаются так сильно, словно превращаюсь в доисторическую рептилию. Это ужасно меня пугает. Я таю день за днем. Если продолжать в том же духе, совсем скоро от меня останутся только череп, скелет и воспоминания. Да, я лелею надежду, что, может быть, кто-нибудь вспомнит
Кругом разбросаны кости, черепа и оленьи рога. Они могут принадлежать любому зверю, умершему от голода. На какое-то мгновение я представляю, что наши кости присоединяются к этим. Постоянно думаю о голодной смерти, и эта мысль ужасно давит, но у меня даже нет сил на то, чтобы заплакать. Страх пронизывает меня насквозь. У меня нет выхода. Я склоняю голову и стискиваю зубы, чтобы побороть боль, но и на это у меня не хватает силы воли. Мой мозг начинает лихорадочно работать. Интересно, каким будет мой конец? Может, я буду умирать постепенно, медленно дойду до полного изнеможения и в конце концов упаду и не в силах буду пошевелиться? А может, смерть придет быстро? И кто тогда позаботится о собаках?
Господи, что же станет с ними, если со мной что-нибудь случится? Мысль о неизвестности, которая ждет Джимми и Уилла в будущем, просто невыносима. Благодаря мне они чувствуют уверенность и поддержку. Домашние животные нуждаются в общении с человеком; иначе они будут жить в страхе. Интересно, испытывают ли подобный страх волки, которые в одиночку рыскают по тундре в поисках пропитания. Отлично помню утро того дня, когда умер Джонни, когда я был рядом с ним, он всегда успокаивался, как будто верил, что спасу его. Но я не смог сделать этого. Высшие силы были настроены против него, но я этого не понимал. Может быть, сейчас наступил час расплаты. Может быть, эти страдания посланы мне в наказание за то, что я позволил Джонни умереть. Сейчас я сам, слабый и голодный, нахожусь на грани жизни и смерти. Возможно, это кара не только за смерть Джонни, но и за все остальные ошибки и необдуманные поступки, которые я совершил. Наверное, я просто должен через это пройти, чтобы достичь внутреннего равновесия, пережитое избавит меня от чувства вины, и я приду к смирению. Я по-прежнему держу ситуацию под контролем, способен логически рассуждать и действовать. И точно знаю, что нужно сделать, чтобы спасти нас троих. Не жалея себя, буду идти вперед до потери сознания, и едва очнувшись, продолжу путь. Иногда чтобы выжить, приходится бороться.
Всякий раз при виде предмета белого цвета собаки оживляются. Они то и дело останавливаются, чтобы обнюхать и пожевать кости, которые очень часто попадаются у них на пути. Я не хочу задерживаться и потому стараюсь обходить все белое стороной. Собаки еще сохранили остатки сил. Если мы подойдем к кости слишком близко, они ринутся прямо к ней, не обращая на меня никакого внимания. Они любят погрызть косточки, потому что это помогает хотя бы ненадолго утолить голод, который они постоянно испытывают. Несмотря на страдания, они не скулят и не жалуются. У меня больше нет еды, и я чувствую свою вину перед собаками. Но останавливаться из-за каждой косточки не могу.
Мы проходим мимо оленьих фекалий. Я догадываюсь, что собаки захотят их съесть, поэтому останавливаюсь. Они буквально проглатывают их за считанные секунды. Из-за отсутствия нормальной пищи их организмы переключаются на режим выживания. Сейчас они готовы съесть все что угодно, лишь бы оно не было отравлено.
Здесь я дословно привожу записи из дневника, которые я сделал 5 июня.
Просыпаюсь рано. Всего пять часов утра. Ночью мне не спалось. Надо мной крякают утки. Не хочу страдать от голода всю следующую ночь. Чечевица уже не может заполнить все увеличивающуюся яму в моем желудке. Хотя я чувствую себя очень бодро. Вчера я шел медленно, прямо как ходят медведи, и это очень помогло. Мне удалось сохранить больше энергии. Сегодня я попытаюсь не отклониться от графика, конечно, если у меня останутся силы. Очень хочу дойти до конца. Я всегда возвращаюсь в город по воскресеньям, когда половина жителей находится в церкви, половина прячется по домам, завтракая яичницей с беконом и не снимая пижам и тапочек до полудня. Всю ночь поют птицы. Крики водоплавающих птиц очень напоминают крики ребенка. Я так скучаю по детскому крику. Прошлой ночью мимо пролетал самолет, надеялся, что он сбросит мне коробку с едой. Зря надеялся. Думаю, самая хорошая погода будет с семи утра и до полудня. Я буду готов. Кофе прекрасен. Эх, жаль, что мне в горы никто не отправит сухую смесь для печений — они бы очень пригодились к кофе.
Представляю, как тяжело приходится беглецам, вынужденным постоянно скрываться. Сейчас я ощущаю некоторое родство с ними. Не могу выбраться в город, чтобы достать немного еды и увидеть хотя бы кого-нибудь. Хочу, чтобы меня всегда и везде ждали хорошие друзья с запасами еды. Хочу отправиться на Амазонку и искать потерянное племя. Но людей засосал мир праздности, компьютерных игр и шоколадных батончиков. Все на свете взаимосвязано. Все все друг о друге знают. Шоколадные батончики… Ммм… Они бы мне сейчас очень пригодились. В палатке кофе не может долго оставаться горячим. Если я выхожу к озеру набрать воды, за мной бегут собаки и роняют все, к чему прикасаются. Они бы не подошли для транспортировки нитроглицерина на объекты, разрушенные бомбами. У меня осталось полторы чашки чечевицы. И это все. Только что еще раз проверил свои запасы. А как же хочется позавтракать батончиками. Снова начинается дождь. Он всегда идет по утрам и никогда не заканчивается в течение одной минуты. Выставляю наружу кастрюльку, чтобы наполнить ее дождевой водой. Пью еще кофе. Есть нечего. Это последняя стадия голода. Не уверен, смогу ли выдержать еще один день.
Большую
часть дня я шатаюсь, пытаясь определить, где находится Анактувук-Пасс. Нет никаких признаков, указывающих, что поблизости есть населенный пункт. Кажется, я теряю способность контролировать ноги. Они напоминают замазку, и любое движение дается мне с трудом. Каждые пару минут я останавливаюсь, чтобы слегка наклониться вперед. Спина сильно болит, а голова постоянно кружится, и если я не сделаю остановку, то точно упаду. А если я упаду, то вряд ли смогу подняться. Когда мы останавливаемся, Джимми тут же начинает дремать. Он очень слаб, и мне приходится постоянно говорить с ним и подбадривать его, чтобы вывести из оцепенения, поставить на ноги и заставить двигаться снова. Приблизительно после трех миль пути я настолько ослабеваю, что мне приходится остановиться и сварить оставшуюся чечевицу. Это вернет мне самообладание и способность ясно мыслить. В данную минуту слабость даже сильнее, чем чувство голода. У меня всего полторы чашки чечевицы на троих. Никогда в жизни я не был так близок к истощению, как сейчас. Я отнюдь не уверен, что такой «обед» поможет мне двигаться дальше. Такое впечатление, что у меня в организме не осталось энергии.Съев пару ложек чечевицы с горкой и покормив собак, ненадолго закрываю глаза в надежде, что кратковременный сон восстановит мои силы. Скорее я даже не засыпаю, а впадаю в беспамятство. Сон охватил меня сразу, как только ложусь на землю. Я сплю крепко, но без сновидений. Собаки жалостливо смотрят на меня в ожидании добавки, но минуту спустя, поняв, что ничего не дождутся, они тоже засыпают. Если я хорошенько не отдохну, то свалюсь от усталости прямо в городе, прямо как в кино, когда ковбой плетется по опаленной солнцем равнине. Между тем я не хочу привлекать к себе внимание или вызывать жалость. Хочу казаться сильным и уверенным в себе, а вот падать на землю в изнеможении не желаю. Не желаю быть шутом, нуждающимся в немедленной помощи, хотя она мне очень нужна. Если бы кто-то предложил мне ее прямо сейчас, я бы согласился без всяких сомнений. На минуту включаю телефон, только чтобы узнать, работает ли он. Работает. Я уже почти готов позвонить и попросить помощи, но в последний момент прячу его. «Немного позже», — говорю я себе.
Немного отдохнув, потягиваюсь и укладываю вещи, которые лежат рядом со мной. Мы продолжаем путь. Я быстро окидываю взглядом окрестности в поисках ягод, хотя знаю, что для них еще не сезон. Один раз мне показалось, будто я увидел пару ягод, но подойдя ближе, понимаю, что это все лишь почки ивы. Мне кажется, что я могу есть ее листья, но твердой уверенности у меня нет. Конечно, если понадобится, я остановлюсь и буду есть траву и свежие побеги. Пока что я не делал этого только потому, что не знаю точно, какие из них ядовитые, а какие — нет. Оставлю это на крайний случай.
Каждые сто футов мне приходится останавливаться, чтобы отдохнуть. Меня трясет от голода и напряжения, да и собаки передвигаются гораздо менее энергично, нежели раньше. В предыдущие дни я их тщательно осматривал, чтобы прикинуть, насколько они похудели, и проверить состояние здоровья. Сегодня я этого не делаю. Зачем? Ведь я все равно знаю, что увижу, — кости, просвечивающие сквозь кожу, как и у меня.
В течение двух часов я борюсь за каждый шаг, теряя последние силы и становясь все более равнодушным ко всему, что меня окружает. Я умираю с голоду, и если мы не доберемся до Анактувук-Пасс сегодня, наше будущее весьма туманно. Конечно, я тешу себя надеждой, что у меня хватит сил еще на пару дней, но в глубине души понимаю, хотя и боюсь себе признаваться, что это последний день, который я могу провести без еды. Собаки потеряли свой привычный облик. Теперь они напоминают лишь жалкие тени самих себя. Их головы болтаются из стороны в сторону, как у игрушечных собак, работающих на солнечных батареях, которые развлекают водителей. Они тоже часто оступаются, и чтобы устоять, нам приходится идти мелкими шагами.
Провожу рукой по рыжей, косматой бороде, подставив лицо небу и одновременно дотрагиваюсь до своих щек. На том месте, где они были раньше, сейчас глубокие впадины. От щек совершенно ничего не осталось, и это повергает меня в шок. Оказывается, я стал даже более тощим, чем предполагал. Меня охватывает паника. Пробую идти быстрее, но через три минуты возвращаюсь к своему привычному «голодному» темпу. Из-за усталости стал очень раздражительным. Даже просто идти рядом с собаками становится невыносимо. Они то и дело отстают, и я прилагаю немало усилий, чтобы тащить их. А ведь мне самому едва хватает сил. Я боюсь, что если отпущу их, то они начнут бегать вокруг меня или лягут на землю. Ни то ни другое меня не устраивает. Они должны двигаться медленно и равномерно, как я. Только так мы сможем выбраться отсюда живыми. Я знаю, что Анактувук-Пасс уже совсем близко, но он по-прежнему не виден за возвышенностью, которая лежит впереди. Я сосредоточен на самом себе, думаю только о том, чтобы сохранить свою жизнь, и потому окружающий мир становится немного размытым. Интересно, а есть ли там все-таки какой-нибудь населенный пункт. Горизонт по-прежнему чист, как и раньше. Я не могу представить, чтобы в этих местах кто-то жил. Ведь здесь нет ничего, кроме обширных диких арктических земель и гор, устремляющихся ввысь.
— О, боже, — говорю я, — а что, если там ничего нет? Если это так, то точно умру. О, этот чертов заброшенный край!
Мой желудок уже не урчит. Я чувствую только слабость, тревогу и желание поспать. Как бы мне хотелось остаться здесь до ночи и хорошенько передохнуть, а на следующий день тронуться в путь, но я очень переживаю за собак. Я совсем не уверен, что они выдержат еще один или два дня. Они выглядят такими вялыми и потерянными, что мне становится грустно. Я заставляю себя двигаться вперед, хотя мои ноги напрочь отказываются работать. Но я должен продолжить путь, хотя бы ради собак. Они не заслуживают голодной смерти. Я не могу допустить, чтобы они погибли по моей вине. Все, о чем они сейчас мечтают, — остановиться и поспать, но я что есть силы тяну за поводки и заставляю их сдвинуться с места и пойти за мной.