Один ленивый мальчик

Вот этими щепетильными делами и занимался Деди в первую очередь, и был в них ловок и хорош. Правитель нома знал его, отмечал и награждал, а это о многом говорит. Главным Правителем нома, а не князем, как встарь, иногда бывал и Опора Юга - царский сын Куша, хоть Куш и начинался за порогами. Но со времен не столь уж давних, по воле царя это был уже не он сам, и даже - назначенный не им, а из столицы 'заместитель'. Мах, присланный снизу, из столицы, вот кто носил титул Правитель Абу и земли Та-Сети. Та-Сети - так звали этот ном, самое южное собственно египетское княжество, чьей столицей и была Элефантина. А уж почему так звался этот ном - только боги упомнят. То ли земля лука, то ли земля Сета, то ли - Сатис, то ли изогнутая - кто ж его знает... Заместитель был родом с севера, энергичен, сметлив. Быстро освоившись, он изо всех сил показывал Владыке Юга, что верен ему, наместнику Ментумесу (пока тот был в силе и славе, по крайней мере). Кроме того, невзирая на надменный вид, тонкий профиль, высокий рост, благовония и драгоценные юбки он был худороден, что только сильнее злило старую знать, еще помнившую, как при прадедах все решал свой собственный князь. Еще больше их выводили из себя высокомерие и чрезмерная роскошь, быстро прилипшие к новому правителю, и нежелание считаться с ними. Вот между волей благого бога, властью князя и недовольством вельмож из старых местных родов ему и приходилось крутиться, как капле воды между тремя раскаленными камнями. Ну а находить выходы из всех запутанных, как клубок, положений, доводилось чаще всего Деди-Себеку.

Деди всех знал, и всех умел к себе расположить. Это был рослый мужчина в самом своем расцвете. Он был крупен и широк в кости, немного полноватый, но живой и подвижный. Видно было, что полнота его скрывает сильные мышцы. Лицо его было чуть грубоватым, но в ту меру, которая только нравится женщинам и располагает к себе мужчин. Каре-зелёные глаза так часто улыбались, что уже в молодые годы птичьи лапки незагорелых морщинок протянулись от их уголков, и даже аккуратная и достойная такого чиновника раскраска не всегда могла их спрятать. Лоб был чист и высок, с чуть крупноватыми львиными надбровными дугами, сами брови - густы и красивы, рот твердо очерчен, хоть губы были и пухловаты и вызывали в памяти почему-то обиженного мальчика. Наверное, потому, что нижняя губа под своей тяжестью совсем немного оттопыривалась, приоткрывая ровные и не испорченные сластями зубы (хоть чуть и желтоватые), и из-за этого иногда казалось, что он вот-вот заплачет, искренне и горько, как ребёнок, которому посулили и не дали что-то желанное... Или, наоборот, рассмеётся. В любом случае обижать его не хотелось - он вызывал у большинства людей приязнь и желание помочь, таков уж был его дар. Одевался он просто, удобно и добротно. Ходил, по большей части, без парика, голову тщательно брил, в жару надевал лёгкую папирусную шляпу, как в Дельте, что для этих мест было необычно и забавно. Ходил он чаще всего босиком, но крепкие и красивые кожаные сандалии, такие, в каких ходят в пустыне знатные воины и обеспеченные путники, носил всегда с собой.

Понятно, что он знал всех великих юга и вообще всех важных людей, не говоря уж о начальниках обоих домов серебра и золота и в Южных землях, и в Та-Сети. Он знал и их ближайших слуг, помощников и спутников, и их жен, и любимых наложниц... Нет-нет, не подумайте плохого и недостойного! Ибо тот, кто спознаётся с чужой женщиной, неминуемо хлебнет лиха больше, чем услад! Просто он был таков - стоило ему раз появиться где-то - и его все знали и любили, словно он вырос в этом доме и с младенчества всем был близок и приятен. Кухарки и служанки норовили его угостить, словно он был им своим и понятным, когда хозяев не было поблизости, но кланялись с почестями, когда хозяева были рядом. Хозяева же, даже весьма сиятельные, считали его почти ровней. Таков уж был его другой дар.

Знал Деди-Себек и тех, кто мог бы доставить хлопоты ему самому, его друзьям и начальству. Знал, но, не прилагая особых усилий, мог одним видом своим удержать от необдуманного и напрасного. Таков уж был его третий дар.

Но даже дары богов не спасают всегда и во всём от шай - судьбы, а обдуманное врагом может стать ненапрасным и угрожающим. Он, конечно, не был столь глуп, чтобы полагаться на то, что внушительный его вид удержит глупых завистников от козней, и знал, что продуманный план разумных врагов может навредить намного сильней. Это знание мало чем бы помогло ему, если бы Деди не внушил правителю Элефантины мысль, что сможет намного больше, если станет ко всему прочему и наставником городского отряда. Это нечто вроде национальной гвардии и народного ополчения, не совсем новобранцы - джаму, а более опытные воины, но совсем не элитные вояки. Хотя им служить и отбывать повинности приходилось так часто, что иногда их боеспособность была и повыше придворных полков. Правда, скорее этому помогла вовремя подсказанная правителю мысль о том, что городской отряд подчиняется не военному коменданту, а только ему, правителю. И конечно, сильный отряд сделает сильнее и его самого, подчеркнет величие, особенно в руках опытного и правильного человека. Да и вообще, сила, особенно вооруженная, лишней не бывает. Она должна быть сыта и верна, эта сила. Возможно, она и не пригодится, но лишней не будет...

Отряд был несовершенен, как элегантно выразился, беря его под свою руку и описывая 'это воинство' управителю, Деди. Или попросту - убог и тощ во всех смыслах. А взгляд на живот прежнего Наставника городского отряда сразу объяснял - почему.

Войско Египта всегда состояло из двух частей. Личной гвардии повелителя, собранной тщательно и взлелееноой кропотливо, не могло хватить на обеспечение мира и покоя всей страны. В редких случаях позволялось иметь небольшую личную гвардию вельможам, но уж больно в давние времена последний раз это было... Поэтому была еще и призывная часть войска, каждый год обновлявшаяся, общие, городские и местные отряды. Их не только учили как-то владеть оружием, но и использовали в общественных (ну, должны были использовать только в общественных) стройках и работах, в полицейских и городских целях, при ремонте дамб и каналов после времени разлива Реки.

Но на Юге с незапамятных времен молодцы городского отряда обязаны были еще и патрулировать, следить за нерушимостью границ, докладывать о попытках их перехода и по возможности - пресекать эти попытки. Правда, в старинных установлениях имелись в виду жалкие негры, направившиеся в набег или пытающиеся контрабандно протащить свой товар в обход установленных и дозволенных для них мест... Ну да ведь можно и сместить акценты в понимании древних записей, сделанных божественным письмом.* (т.е.
– иероглифическим, а не демотическим или иератическим письмом. Написание иероглифов менялось, и знать древние правила и написания могли только очень образованные и сведущие люди, чаще всего - жрецы или чиновники. Знать - и толковать их для всех остальных.)

И незаметно молодцы из городского отряда стали весомой гирькой на чаше решения многих пограничных и межевых споров просто самим фактом своего существования. В немалой степени и по той причине, что Деди-Себек решительно поменял многих из них, тех, кто был ленив или вороват сверх меры и непонятлив, на джаму - новобранцев. В немалой - потому что они теперь не работали на хозяйственных работах во время призыва, как всегда работали раньше и как продолжали все остальные солдаты, кроме гвардейских полков Его Величества, а учились патрульной службе и боевым повадкам под началом двух ветеранов, помощников Деди. Правда, легче им от этого не было, так как ветераны нещадно гоняли их, изнуряя борьбой, бегом и беспрестанными занятиями с оружием.

Хитрыми уловками Деди-Себек добился того, что все они были вооружены, экипированы, обучены и накормлены не хуже иных столичных гвардейцев, и уважение к нему в Абу возросло неимоверно - в отличие от правителя, все остальные считали молодцев городского отряда людьми Деди. Самое главное, что так считали и сами молодцы, ибо Деди никогда их не забывал, не чванился и часто сам становился в их ряды на занятиях. Тем, что их быт и достаток исправно улучшался, они тоже были обязаны Деди, и знали это. Правда, панибратства он не допускал никогда...

С каждым днем его отряд становился всё лучше и лучше, словно клинок, который под долгой проковкой теряет шлак и набирает добрых свойств. К ним сначала в шутку, а потом всерьёз прилипло прозвище 'нубийских гончих' - уж больно часто их видели бегущими куда-то целым отрядом. Но сами себя они стали называть 'гончие Деди'.

Деди стал более заметен на городском горизонте, и часто его стали приглашать на празденства и встречи туда, где ещё недавно двери для него раскрывались лишь по делам, и не сказать, чтобы всегда эти двери были парадными. Оценив выросшие доходы казны, Правитель недолго думал, как его наградить. Его решение вызвало бы уважительные кивки и у матерых львов из столичных палат и приказов, а то и у самого чати. Ибо одним и тем же поступком Мах, не потратив ничего из своего сундука, возвысил и вознаградил Деди, ослабил своих недоброжелателей из старой знати и в то же время не оскорбил их этим решением. Кроме того, было еще одно превосходное обстоятельство. Будучи правителем, независимым по назначению от Князя Юга, Мах должен был сдавать ежегодный сбор от Та-Сети в Дом серебра и золота Юга, а вот тот как раз полностью был в ведении Царского сына Куша. И выросшие благодаря отряду Гончих Молодцев доходы, сдаваемые казначеям князя, вызвали удовольствие этого владыки, Ментумеса, и самим Махом, и его работой. Это благорасположение выразилось в приятном титуле 'Первый приближённый Царского сына Юга', радующем тщеславие, и в синекуре 'Получающий тысячу долей с жертвенного стола', растящей достаток. Однако самым главным, конечно, стало важное повышение и вхождение в состав 'Великой тридцатки юга' - полуформальный кружок самых важных чиновников и самых влиятельных господ и жрецов. Это был переход на совсем другой уровень власти, и впереди заманчиво мерцало, пока ещё не очень уверенно, как пустынный мираж, присвоение титула 'Заместитель царского сына Куша'. Всё это сильно увеличивало Маху размах рук. Он оставался правителем Абу, но... Недурно было бы позаботиться и о том, чтобы, если Мах вырастет до переезда в резиденцию князя Ментумеса в качестве одного из заместителей, в городе сохранялось его влияние. И люди, это влияние воплощающие в себе и обязанные ему, Маху.

Итак, Мах наградил Деди, проведя его в судебную палату - кенбет, и не только города, а всего нома. Поскольку Деди-Себек имел хорошие отношения практически со всеми заметными и большими людьми Та-Сети, это не встретило их противодействия. Больше того, Деди почти сразу возглавил несколько важных комиссий, что дало ему еще больше влияния и дохода. И вполне достижимой стала для него должность в Шести Великих Домах - верховном, Царском суде. Пока, конечно, при князе Юга - писцом Шести великих домов. Если сумеет себя проявить и понравиться. Такие дали и высоты окрыляли, но многие ведь погибли или пали низко, возомнив себя великими, но не будучи ими. Однако новоявленный судья (впрочем, он сохранил и все свои прочие титулы, должности и обязанности) не стал спесив, как многие, пробившиеся наверх, ибо добился всего в первую очередь своим трудом, а не улыбкой богов и милостью сильных. Скорее, он даже был излишне прост с подчиненным (да и вообще с людьми), в силу природного добродушия крупного, сильного и веселого человека, у которого сытость и достаток помогают семейному счастью закрывать глаза на многие беды мира и искренне считать всех такими же счастливцами. Самое удивительное - он не стал богат на этом посту, ибо был честен и чтил богов, особенно Сета, Сутеха, Хнума и Маат. А Боги Бес*(Бес, среди прочего - и божество домашнего очага.), золотая владычица сикоморы * (Прозвище богини Хатхор). (да и вообще все те боги, кто в той или иной степени за семью отвечают) обильно наделили его величайшим счастьем, даровав ему добрую жену и детей.

В отличии от Деди, Мерит-Хатор, жена его, спину всегда держала ровно, и, не смотря на ее малый рост и хрупкое сложение, казалось, что она глядит на любого собеседника сверху, а не наоборот. Но это не выглядело (да и не было) высокомерием и не казалось обидным никому и никогда. Ибо, во-первых, она была всегда спокойно-доброжелательна и внимательна к людям. На ее прекрасном лице, с тщательно подведенными всегда, в любое время, глазами и бровями, цвела на чудесных, почти незаметно накрашенных лучшей помадой губах ласковая полуулыбка, и каждый, говорящий с ней, считал, что эта улыбка предназначена только и именно ему. И ещё она никогда не забывала имен людей и каких-то подробностей их жизни, ставших ей известными. Во-вторых - хотя никто толком не знал, кто она и из какой семьи, что не мудрено, ибо она приехала, как и надлежит доброй супруге, с мужем, с севера, но поговаривали... Да нет, все ибыли уверены, что она происходила из весьма уважаемого семейства и даже была в отдалённом родстве с самим великим пророком бога Тота, который, как известно, по материнской линии был потомком Хапусенеба, чати*(визирь) царя... ээ, впрочем, имя этого царя-женщины лучше не называть ныне вовсе... Ну, хорошо, он, Хапусенеб, был внуком Имхотепа, не того богоравного чати, мудреца и кудесника взошедшего на свой горизонт еще в глубокой древности благого бога Джосера, а того, что тоже был чати, но при его величестве Тутмосе, чье тронное имя Аа-хепер-ка-Ра*(Тутмос I) и вообще, говорят, происходил от спутников Гора, то есть от старой крови, самых знатных и возвышенных людей, чьи пращуры шли за Богом. Они видели других богов, а с некоторыми и сражались, не убоявшись (впрочем, кто из вельмож после двух смутных времен не постарался подправить историю своей семьи)! Еще говорят, что это именно он подал его величеству мысль соорудить гробницу в новом месте, Долине Царей, и отвечал за ее строительство и тайну.