Один момент, одно утро

– Я его не очень хорошо знала, мы встретились в поезде.

– Что?

– Мама, я действительно не могу сейчас тебе объяснить. Это случилось на этой неделе.

– Ла-а-адно. – Лу слышит в голосе матери замешательство – и, пожалуй, недоверие. «Как она смеет! – кипятится Лу. – Почему не может просто поверить? Понять, что я бы не стала задерживаться без серьезных причин?»

– Слушай. Мне очень жаль. Я знаю, для тебя важно, чтобы я приехала. Я приеду, как только смогу. Похороны через полчаса, я побуду там, а потом сажусь на поезд. Обещаю, надолго не задержусь. Опоздаю всего на пару часов. Вот и все. Хорошо?

– Ну, ладно, – говорит мать. Лу понимает, что она едва сдерживается, но ей все равно.

– Хорошо. Увидимся. – И чтобы продемонстрировать свое раздражение, Лу прерывает связь, не попрощавшись.

* * *

Анна садится и пододвигает под себя ноги, пытаясь успокоиться.

Довольно тепло для февраля, и туман, похоже, рассеивается – непонятно, то ли в самом деле, то ли ей так кажется. Ее окружают крокусы – желтые и розовато-лиловые пятна виднеются среди клочковатой травы, их головки-раструбы оптимистично тянутся к небу и издают легкий аромат – Анна не думала, что они могут пахнуть, но в таком количестве аромат явно различим, сладкий, медовый и – какой еще? Вот какой – шафранный.

Уже пришла весна. Через несколько дней после смерти Саймона зима закончилась.

А вот подъезжает такси, оно медленно движется по дороге, и водитель, наверное, высматривает ее.

Анна встает и машет рукой.

– Сядьте, – велит ей Лу, как только расплачивается с водителем. Она роется в рюкзачке. – Вот, я принесла воды.

– Спасибо.

Они сидят на скамейке молча и по очереди отпивают из бутылки. Их молчание позволяет слышать звуки, которые действуют успокаивающе – как кричат дети, поют птицы, лают собаки, а хозяева подзывают их.

– Как здесь хорошо… – через некоторое время произносит Лу. – Я и не знала про этот парк. Это далековато от Кемптауна, и у меня не было повода зайти сюда.

– Это мое любимое место, – говорит Анна. – Здесь столько всего разного. Там растут розы, – она указывает в одну сторону, – и большая лужайка, где приятно загорать. А на холме растут деревья, и там гуляют люди с собаками. Вся эта листва, по которой можно бегать, гоняться за белками… А дальше приютился волшебный закрытый садик с голубятней и гигантским деревом – там, в тени, проводятся занятия по йоге. А дальше, видите, неплохая детская площадка. Карен и Саймон водят туда Молли и Люка. – Она вздрагивает. – То есть водили. – Она вздыхает. – Я уверена, Карен и дальше будет водить их, но…

Лу касается ее руки.

– Ничего. Я понимаю, что вы хотели сказать.

Оттуда, где они сидят, видно детей постарше, которые скатывают вниз с холма огромное колесо. А дети поменьше кружатся на карусели и кричат:

– Давай, давай! Быстрее! БЫСТРЕЕ!

Один из них стоит на четвереньках, задрав голову к небу, его волосы развиваются, руки сжимают металлический поручень, он в восторге; другие сидят более спокойно. На земле, толкая поручни справа налево, справа налево, справа налево, послушно раскручивают карусель их родители.

Через какое-то время Анна говорит:

– Большое вам спасибо за то, что вы приехали. Знаете, я правда очень вам благодарна.

– Мне самой приятно, – отвечает Лу.

Их слова кажутся странными, но Анна понимает, что имеет в виду Лу. Для чего мы живем, если не ради таких моментов?

– Вам уже лучше, можете идти? – спрашивает Лу.

Анна глубоко вздыхает и встает.

– Да, – кивает она. – Могу. Лучше уже не будет.

* * *

В церкви уже полно народу. Это большое помещение, не особенно привлекательное, с кремовыми стенами и рядами полированных деревянных скамей. С обеих сторон от них поднимаются незатейливые витражи, а воздух здесь на несколько градусов холоднее, чем снаружи.

Анна идет по центральному проходу.

– Ничего, если я сяду здесь? – спрашивает Лу. – Может быть, другие захотят сесть поближе.

– Конечно, – уверенно отвечает Анна, – Не будем садиться на первые ряды, сядем подальше, – и проскальзывает на скамью.

«Интересно, почему Карен выбрала эту церковь? – размышляет Лу. – Наверняка рядом есть более приятные храмы», – но она не озвучивает свои размышления, а тихонько спрашивает:

– Саймон регулярно ходил в церковь?

Анна качает головой:

– Не сказала бы. – Расправив сзади юбку, она садится и раскрывает руководство по службе, потом наклоняется к Лу и шепчет: – Думаю, что все имеют право на похороны в своей приходской церкви, даже если не ходили на службу.

– Я не знала этого.

– Я тоже. Саймон иногда ходил сюда, но не слишком часто – обычно на Рождество и иногда на Пасху.

Лу думает о Саймоне, человеке, с которым не была знакома. Его тело лежит в нескольких футах от нее – там стоит гроб, накрытый белой материей и украшенный простым букетом лилий.

За спиной продолжают идти люди, Лу удивляется: их так много! Может быть, вот почему Карен выбрала эту церковь – она большая. Приходят люди всех возрастов, некоторые в черном, другие – нет, большинство, – в строгих выходных нарядах. Лу вспоминает, что сама она одета довольно небрежно – парка, джинсы, – у нее не было времени переодеться. Она надеется, что никто не обратит внимания и не подумает, что это неприлично.

Появляется Карен, по-видимому, с Молли и Люком – Лу раньше не видела их. Люк, как она сразу замечает, – точная копия Карен, у него густые каштановые волосы и нежные заостренные черты лица. Лу задумывается, похожа ли Молли со своими светлыми локонами и розовыми щечками на Саймона в детстве. «Бедные малыши, – думает она. – Потерять отца в таком возрасте!»

Они садятся на первый ряд. Карен, обернувшись, улыбается Анне и видит рядом с ней Лу.

– Спасибо, что пришли, – говорит она.

Лу видит, что она сделала над собой усилие – ее волосы чистые и блестят, она подкрасилась и надела элегантное темно-серое платье. Но в то же время у нее такой вид, будто она несколько суток не спала, глаза красные – наверное, она совсем недавно плакала.

И тут, неизвестно почему, Лу вспоминает о Джиме, и она задумывается, отпевали ли его в церкви? Это печально, что Саймон умер и столько людей о нем горюют, но, пожалуй, еще трагичнее покинуть этот мир, не оставив никого, кто будет горевать по тебе.

* * *

Через несколько минут начинается служба.

Вперед выходит викарий и произносит приветственные слова. Он читает «Господь мой пастырь», как и просила Карен, а потом произносит несколько молитв. Слышится шорох бумаги, когда прихожане достают тексты, а потом почти единогласно звучит «аминь!».

Карен держится. Она глотает слезы, все кажется чрезмерным, и все же ей хочется прочувствовать это, каждую драгоценную минуту, не плача. Она также помнит, что рядом Молли и Люк, и не хочет, чтобы они нарушали порядок, хотя пока что они ведут себя на удивление хорошо.