Один на миллион

– Это не тот долг, Рен.

Он слышал, как Гэри и Алекс болтают за столиком с молодыми учительницами, которые отмечают день рождения. Его товарищи выросли вместе с ним в районе трехэтажек на Манджой-хил. Сейчас Ренни управляет своей интернет-империей, у Алекса юридическая фирма, Гэри держит кабинет хиропрактики. «Побег из тюрьмы» для них – свет в конце недели. Им приходится быть отцами смурных или веселых детей, подстригать газоны, заполнять налоговые декларации, выполнять нудные поручения по дому, и в минуты нередкой тоски им кажется, что хорошо бы поменяться местами с Куином, который выбрал жизнь профессионального музыканта.

– Ну ладно, оставлю тебя в покое, – сказал Ренни и пошел в бурлящий зал.

Никогда Куину не хотелось выпить сильнее, чем в вечер после похорон мальчика, когда он с головой окунулся в понедельничную рутину – прикидывал доходы и расходы на неделю. Рука замерла, не дописав цифру, озарение пришло, словно телеграмма с того света: основная статья его расходов – мальчик, которому требуются деньги на медицинскую страховку, школу, завтраки, стрижку волос, ботинки, будущую учебу в колледже, но мальчика больше нет. Он перевел дыхание и посчитал, какую сумму выплатил бы, доживи мальчик до восемнадцати лет. Цифра получилась ошеломительная, но он решил отдать Белль эти деньги во что бы то ни стало и как можно скорее, вроде епитимию на себя наложил. Десятину. Он не хотел, чтобы из-за смерти мальчика его жизнь сделалась легче.

Вот в тот самый вечер он и отдыхал последний раз.

В заднем кармане завибрировал телефон. Куин дважды подумал, прежде чем ответить, – он ждал этого звонка, и под ложечкой засосало, когда он услышал ее голос. Он вслушивался в разъяренные интонации и представлял телефонное соединение в виде пуповины, пурпурной и влажной, которая связывает их.

– Я собирался его вернуть, – сказал он. – Еще вчера, честно. Но ты не пустила меня в его комнату.

Он медленно закрыл глаза, чтобы остаться с ней наедине, пусть даже так. Но она всхлипывала, повторяя имя мальчика, раз, другой, третий. С каждым жалобным стоном Куин хлопал глазами – хлоп, хлоп, хлоп, словно она выдергивала его из сна.

– Белль, – ласково сказал он. – Успокойся.

– Да не успокоюсь я! Не успокоюсь! Может, ты дашь мне урок спокойствия, Куин? Поучил бы меня, мастер спокойствия! Будь так добр, прошу тебя! Сделай милость. Сейчас, когда у меня такое горе, мне бы очень пригодился, чертов ты робот, твой урок, урок спокойствия!

– Белль, ради бога. – Он заметил бармена.

– Мог бы хоть сказать, что взял дневник. Но ты струсил, вечно ты трусишь, – плакала она навзрыд, и сгустки отчаяния разрывали телефонную пуповину.

– Я принесу его, Белль, – сказал он. – Сегодня же принесу, даю слово. Сам не знаю, зачем я унес его.

И он правда не знал. Но теперь, когда дневник мальчика оказался у него, расставаться с ним не хотелось.

Боковым зрением он заметил, что Гэри помахивает палочками, призывая Куина на сцену. Теперь плач Белль звучал не громче обычного.

– Это ведь его личный дневник, – всхлипывала она. – Какое ты имел право забирать его? Ты не заслужил такого права.

Конец ознакомительного фрагмента.