Один полевой сезон

– Кто это такие? – поинтересовался Степан у Санька.

– Лысый карлик – это Вася Борзых, человек Клювдии, остальных я не знаю. Но раз они приехали вместе с Васей, то набиваться к ним в друзья я бы не стал. А так просмотрим, что за перцы.

– Чем тебе не угодил этот Вася?

– Да уже того, что он с Клювдией, должно быть достаточно… А! Точно, ты же не знаешь Миссис Клювдию. Ну, сейчас щеглов пристроим и расскажу.

Степан не замечал раньше, что Саня тоже называет Кувалду Миссис Клювдией, однако это прозвище, видно, устоялось среди людей Бориса. Он отправился в сторону лагеря вслед за Саньком. Игорь, Олег, Леня и Стас вели студентов туда же, попутно объясняя каждый на свой лад, как в этом лагере нужно себя вести. Казалось, что каждый из архаровцев видит себя маленьким командиром, даже Леня и тот напустил на себя важность.

Степану забавно было наблюдать за изменениями в человеке, когда ему хочется показаться перед кем-то более значимым. Тем, кем он, как правило, не является. Моментально меняется все поведение человека, от мимики до манеры говорить. Вот только что был замечательный парень – и в мгновение ока будто перевоплотился. Появляется надменность и легкая отстраненность от привычного образа. Особенно это ярко выражалось в те моменты, когда нужно распушить хвост перед противоположным полом. Хотя и сложно осудить за простое желание показаться лучше, но зачастую люди совершают в такой ситуации ряд ошибок. Или сторонятся друзей, которые могут «произвести неправильное впечатление», или – еще хуже – пытаются утвердиться за счет этих самых друзей. Особенно жалко это смотрится в тот момент, когда дутый образ лопается, как мыльный пузырь, и надо понуро брести обратно к тем, кого не так давно чурался. А не лопнуть он не может, так как все ненастоящее и наносное рано или поздно сталкивается с подлинной сутью человека и всегда проигрывает ей. Так, Степан вспомнил своего одноклассника Генку Шарапова, который из штанов выпрыгивал, чтобы показаться Ольге стоящим парнем и «правильным пацаном». Пыль в глаза пустить не удалось, и попытка «развести» Степана на деньги, прикрываясь какими-то очень важными знакомыми, закончилась для Генки выбитым зубом. А Степан остался с Ольгой. Посмотрев несколько дней на ужимки прыгающего и гнувшего пальцы ухажера, отправившегося в нокаут после первого же пропущенного удара, она обратила внимание на простого парня, спокойного, но уверенного в себе. На него. И вот уже через год у них очередная годовщина свадьбы. Сколько же времени утекло с тех пор?

Пока Степан обдумывал простую мысль, что «быть» всегда выигрывает у «казаться», Санек отошел от одной из палаток первокурсников и жестом указал Степану в сторону кухни. Зайдя в нее, он уселся за ближайший стол и напустил на себя довольно важный вид.

– Смотри, Степ, нравится тебе или нет, но ты – человек Сергеевича, – без особого предисловия начал он.

– Раз ты так говоришь, – ответил Степан, без явных эмоций.

– Я даже не про то, что он твой работодатель. А про то, что Сергеевич признал тебя своим человеком. Человеком, которому можно доверять.

Степан понимал, куда клонит Санек, но уж больно ему не понравилась формулировка. Что это, в конце концов, значит – признал своим? Он, что вещь? Считает, что можно доверять? Пусть так. Но, во-первых, он сам должен сказать о подобном или показать это действием. Признание заслуг в качестве зама по МТО в расчет Степан не брал. А, во-вторых, Степан не был уверен, что сам доверяет Борису. Из всех руководителей, которым ему приходилось подчиняться, начиная с ротного в бытность службы и заканчивая Ивановичем, Борис казался самым непонятным ему человеком. Пока со стопроцентной уверенностью он мог только констатировать, что тот является фанатом своего дела. Это было видно в делах и поступках, для этого не нужны были слова. Кроме того, он точно был профессионалом. По услышанным им обрывкам фраз и по грамотному обустройству лагеря можно было судить, что Борис не только живет своим делом, но и отлично в нем разбирается. В остальном же он был непонятен Степану. Какие-то странные меценаты, стоящие за ним, конфликты с администрациями вуза и региона, которых Борис не боялся, некая закрытость при кажущейся широте натуры – все это давало Степану поводы сомневаться в том, что ему так уж хочется считаться человеком Бориса.

– По документам начальником числится Юрьевич, он же является завкафедрой археологии, на нем открытый лист 12 , а еще он решает дела с ректором университета. Но в экспедиции всем рулит Сергеевич. Он решает, кого брать, кого нет. Как поступать, что копать. Юревич ему не перечит и правильно делает, – тем временем продолжал Санек.

– А К… Клавдия? – запнулся, чуть не назвав ее Кувалдой, Степан.

– Клювдия? Она тоже при кафедре числится. Копала раньше с Моисеевой, потом немного с Дьячковым, но баба с таким характером скверным, что ее везде погнали, вот и прибилась к Сергеевичу. А поскольку они работают в одном месте, то отказать он не смог… ну или не захотел, бог его знает. В общем, эта приблуда сейчас с нами копает. Но только она не одна приезжает, а со своими людьми. Самый мерзкий из них – Вася Борзых. Мы называем его Борзым промеж собой. Тут погоняло верное. Дерзит, работать с ним сложно. В общем, скверный мужик, как и Клювдия.

12

Открытый лист – официальное документальное разрешение на право производства археологических раскопок в России.

– А женщина с ними? Борис, кажется, довольно радушно ее принял?

– А, Наташка? Ну, она в музее краеведческом работает кем-то. Подбилась к нам вместе с Клювдией, но тетка приятная. По крайней мере, в общении и работе. Почему дружит с Клювдией, ума не приложу.

– Замужем? – непонятно зачем, прежде всего для себя самого, спросил Степан.

– Да, бог ее знает. Погоди, а тебе зачем это? – несколько насторожился Санек, с оттенком лукавства.

– Да, просто. Надо же знать, с кем работаешь…

– А про Клювдию почему не спросил тогда? Не интересно, с кем работать надо? – уже не скрывая издевки, продолжал Санек.

Парировать было нечем, поэтому Степан просто отрезал:

– Спросил и спросил. Тебе что? Горячо или холодно с этого?

– Да, впрочем, нет.

– Ну и закрыли тему. Расскажи лучше, что там за отношения между Борисом и этой Кувалдой? – тут уже не сумев сдержаться, выпалил Степан. Уж очень закрепился образ Кувалды при ассоциации с той женщиной.

–Как говоришь? Кувалда? – быстро переключился Санек.

– Ну, Клавдия эта.

– А что, Кувалда ей подходит. Надо парням сказать. Ишь… Кувалда…

– Так что с ней?

– Работают на общем раскопе. Если рабочих приезжает много, то Сергеевич ей и ее людям отдельный раскоп выделяет. Но в этом году вроде не собирался, ты сам слышал.

Степан припомнил недавний разговор, из которого выходило, что Борис планировал разбивать два раскопа. Один – для рабочих, другой – для студентов. Ни о каком раскопе для Кувалды речи не шло.

– А еще… – начал Санек, но тут же замолк, так как на кухню вошла Наташа, дама из музея.

– Привет, мальчишки, – поздоровалась она.

– Привет, Наташка, – ответил, Санек.

– Здравствуйте! – поздоровался Степан

– Это Степа, – представил его товарищ.

– Наташа, очень приятно, – улыбнулась она Степану, а затем перевела взгляд на Санька:

– Саш, Игоря не могу найти. Не знаешь, где он?

– С молодежью вроде был, – неуверенно ответил Саня.

– Ладно, видно, пропустила, – сказала она с улыбкой и пошла в сторону палаток практикантов.

Саня испытывающее посмотрел на Степана, но тот, не подав виду, что обратил на это внимание, пролепетал что-то про необходимость разобраться с хозкой и вышел из кухни, отправившись, правда, в противоположную сторону.

Вечером того же дня дневальный, которым был назначен Стас, прокричал о начале ужина на час раньше обычного. Степан в это время сидел на поваленном дереве у речки и не услышал этого. Он позвонил Ольге, отойдя подальше от лагеря, а затем, закончив разговор, остался возле реки, вглядываясь в движущийся поток. Как известно, человек может наблюдать долго за тремя вещами: как горит огонь, течет вода и работает другой человек. Что-то особенное было в этой реке. Казалось бы, неспешное течение ее вод таило в себе какую-то загадку. Интересно, подумал Степан, раз в этих краях есть золотые находки, то намывают ли в реке само золото? Откуда-то же брались золотые артефакты?

На другой стороне реки располагался лес. Берега обрамляли каменные валуны, в некоторых местах река подмывала могучие деревья так, что часть оголенной корневой системы нависала над берегом. Очевидно, это произошло в те моменты, которые описывал Санек: когда река выходила из берегов, а тихое течение сменялось бурным потоком. Вдали виднелся бурелом. Казалось, будто река не просто разделяет лес на две части, а является границей между двумя мирами. Один – облюбованный человеком, а другой – дикий и нетронутый. Степан присел на упавшее дерево и задумался, глядя на всю эту красоту. Место вообще располагало к размышлениям. Оно возрождало в памяти какие-то давние мечты и пережитые впечатления. О том, как ходили с классом в лес, как клали в угли картошку и ели, перекидывая между ладоней еще горячий клубень. Можно было даже не чистить, просто есть со шкуркой. Вкуснее ничего не было. Куда это все подевалось? Как давно он не выезжал в лес? Не так, чтобы на шашлыки семьями, а по-настоящему? Когда жизнь превратилась в извечный круг – работа – дом? Вопросов было много, а ответ один: он повзрослел и, кажется, успел состариться. Школа, техникум, армия, свадьба, работа. Из разнообразий были лишь редкие путешествия, да и то самое дальнее место, где он был, – Москва. Столица ему не понравилась: слишком суетная, шумная, поэтому после нее долго отдыхал в кажущейся до поездки очень суматошной столице региона. Города – что большие, что маленькие – крали много времени, некогда было даже остановиться и задуматься о каких-то мелочах. Постоянно в движении. Когда все надоедало, он менял место работы, иногда даже с меньшей оплатой, и ехал в небольшие города, как тот, из которого недавно перебрался обратно в столицу региона. Но вот так, чтобы в самую глушь, выехал впервые. За малые три дня, занятые работой, Степан понял для себя, что здесь все ему по душе. Это место и эти люди. Даже задира Стас.